Воздухом

Ощущение полёта. Полнейшая эйфория. Правда, если он моргнёт – я разобьюсь.

– Хорошая девочка.

О, чёрт.

Сердце заходится.

Черт возьми.

Это так стыдно, так мерзко, и сладко, что я сейчас кончусь.

Хорошая девочка.

Хорошая, блять, девочка

Ланкмиллер невозмутимо расстёгивает рубашку, пуговицу за пуговицей. Болтливостью он не отличается, поэтому всё происходит в молчании.

И уговариваю я себя тоже молча.

Не смотри.

Ты уже видела всё его тело. Ничего это не меняет. Совсем не мешает ненавидеть его со всеми потрохами.

О, ради всего святого. Не пялься.

Не смотри.

Но противиться этому невозможно, и я смотрю.

Смотрю на отточенные движения рук, на те пальцы, которым ведомы самые безумные, просто невообразимые ласки, с легкостью выводящие за грань разумного. Смотрю на сексуальный разворот плеч, лопатки, узкие бёдра.

Глубокий вдох.

Воздух наливается томной тяжестью, как от предчувствия неотвратимого.

Кэри берёт меня на руки и поднимает над водой. Так легко, что я чувствую себя в его объятиях, словно кукла. И когда-нибудь он играючи переломит мне позвоночник.

Тёплая влага с плечей стекает прозрачными струйками, а тело отдаётся на растерзание всем семи ветрам из распахнутой форточки. Это обстоятельство – хочешь, не-хочешь – вынуждает льнуть к единственному доступному источнику тепла, обжечься о его кожу, прочувствовать каждый мускул, не удержать идиотский развратный полу-вздох.

В кровать Ланкмиллер опускает меня без всяких церемоний. Это даже немного грубо, но... я помню: никаких соплей, никакой романтики, только обладание и принадлежание. Только моя покорность и его власть. И если вдруг что-то пойдёт не так, я просто разучусь дышать.

Это очень удобно.

Этим можно шантажировать.

Кэри отстраняется, окидывая меня бесстыдно-оценивающим взглядом.

Так обычно смотрят на трофеи или новые приобретения в коллекции. Каждый сантиметр – его, каждый вздох – его, и этот полоумный невообразимый блеск в глазах – он тоже его.

Взгляд мучителя натыкается на мои сведённые колени, и в нём так явно проскальзывает недовольство, что я невольно лопатками в покрывало вжимаюсь, и кажется, оно сейчас прожжёт меня насквозь.

– Даже не думай закрываться от меня, – почти рычит Ланкмиллер.

Жар его ладони ложиться мне на живот, уже одним этим срывая с губ восторженное тихое всхлипывание. Ещё. Ещё.

Ниже, спускаясь на треугольник между бёдрами. Пальцы проскальзывают внутрь и начинают ритмичные движения. Резко. Наслаждение напополам с болью, перетекают одно в другое, смешиваются, доводят до черты, за которой рассудка уже нет. Мыслей никаких нет.

Только пожар в грудной клетке.

Мучитель нависает надо мной так низко, что я дышу его воздухом, но этого мало и приходится припадать к губам.

Из груди рвутся стоны, такие умоляющие, заглушённые поцелуем. Мне так немного нужно, но Ланкмиллер намеренно оттягивает момент, ему хочется ещё поиздеваться, посмотреть, как я извиваюсь под ним, послушать, как прошу, хотя надо бы послать к чёрту.

Формула простая: Он мучает – я позволяю. Хотя на самом деле десять раз не нужно ему моё позволение. Плевать он на все это хотел. Если надо будет – возьмёт силой.

И эта вот усмешка только доказывает безошибочность моих рассуждений. Твою мать, только не делай такое самодовольное лицо, как будто ты в любой момент можешь прекратить это всё.

Нихера ты не можешь.

Мы оба в этом дерьме.

Я и ты. Вдвоём.

– Ты мне нужен, но я тебе – тоже, очень. Как будто бы ты пришёл, если бы это было не так.

Приподнимаюсь, чтобы взять его лицо в свои руки. Я знаю все твои слабые места, мой хороший, я тоже тебя наизусть выучила, именно поэтому ты сейчас дрожишь от простого поцелуя за ухом.

Я как будто вскрываю ножом его слабости, сдираю ногтями кожу, чтобы взглянуть на настоящего Кэри. Его это и бесит и заводит одновременно.

– Ещё раз так сделаешь и...

– И что? Ещё раз – и что?

Это намеренная провокация, и если Ланкмиллер вдруг решит мстить, оправдываться мне будет нечем. Впрочем, ему сейчас не до мести. Ему сейчас ни до чего.

В моё бедро упирается его эрекция, и я приподнимаюсь чуть выше, закусываю губу, ещё немного – и до крови, потому что знаю, ждать Кэри уже не будет, Ланкмиллер хочет прямо сейчас выдрать меня так, чтобы забыла как думать и как дышать.

Когда он входит, я резко втягиваю воздух и выгибаюсь навстречу, впиваясь ногтями в его спину.

Это так низко и замечательно одновременно – чувствовать в себе его жар, сжиматься вокруг него, беспощадно выцеловывать губы.

Я травлюсь воздухом. Ещё пару вдохов и всё.

Ланкмиллер не просто вжимает в простыни – вколачивает в них.

Все звенит от кайфа, а потом – потом я вообще перестаю соображать хоть что-нибудь связное.

***

Сначала меня скручивает жуткий, нечеловечески страшный холод, а осознание приходит только потом, секунды через две.

Он снится мне.

Он, блять, снится мне.

Всего две недели, с тех пор, как я начала нормально спать.