Страница 8 из 99
В гусарском полку Дурова назвалась Александром Соколовым, участвовала в Прусской кампании 1806-1807 годов, была награждена Георгиевским крестом за то, что спасла от гибели раненого русского офицера. Когда «переодевание» Дуровой раскрылось, скандал дошел до Императора Александра I, но он отнесся к этому довольно спокойно. Мало того, произвел Дурову в офицеры и разрешил продолжать военную службу под именем Александра Андреевича Александрова. В Отечественную войну 1812 года Дурова принимала участие в нескольких сражениях, некоторое время даже была ординарцем у Михаила Ивановича Кутузова. Вышла в отставку в чине штаб-ротмистра.
В «Записках…» история бегства Дуровой в армию описана иначе. Причиной ухода из семьи служит не любовь (так бы Дурова невольно повторила в своем сознании судьбу матери, которую, как мы уже отметили, не любила), а конкретная цель превращения в «воинственную амазонку». Под метаморфозы пола подкладывается и определенная идеологическая основа – желание послужить Отечеству и Императору. Разнится и возраст героини «Записок…» и реальной Надежды Дуровой. В «Записках…» ей – 16, в жизни – 23.
Свой уход в армию Дурова превратила в обряд посвящения в амазонки. Воинская инициация Дуровой происходит в день ее именин. Она получает от своих близких подарки – от матушки золотую цепь, от батюшки денег 300 рублей и гусарское седло, даже маленький брат отдает ей свои золотые часы. Все дары символизируют снаряжение воина в дорогу…
Впрочем, все это уже свидетельствует о недюжинном литературном даре Надежды Дуровой, который отметил и Александр Сергеевич Пушкин. Летом 1836 года он даже предложил в ее/его распоряжение свою городскую квартиру. При первой встрече галантный наследник арапа поцеловал ей руку. Александр Александров был смущен и произнес в ответ: «Ах, ну что вы! Я так давно отвык от этого…»
Сохранилась переписка Пушкина с Дуровой, в которой речь в основном идет об издании ее первого литературного опыта «Записок кавалерист-девицы», которые она предлагала ему купить. Но Пушкин смог опубликовать лишь отрывок в своем «Современнике» (1836, т. II), где написал в вступлении: «С неизъяснимым участием прочли мы признания женщины, столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным». Целиком «Записки...» Дуровой вышли по финансовым причинам без участия Пушкина, но Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) в своей рецензии на них не без оснований отметил, что, кажется, «сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо...»
Из членов семьи близкие отношения Дурова поддерживала только с братом Василием Дуровым. После его смерти она поселилась в уединении в Елабуге, полностью оставив литературную деятельность. Живет скромно, на пенсию, положенную ей Императором, посвятив себя своей возлюбленной – бывшей крепостной дворовой девушке Варваре. Надежда Андреевна все так же носит мужской костюм, курит сигары, по-прежнему называет себя мужским именем и содержит в своем домике целую ораву собак и кошек.
Тихо умирает в Елабуге весной 1866 года в возрасте 83 лет.
Похороны устраиваются по армейскому обычаю с воинскими почестями.
Судьба Дуровой, которая, благодаря «сопротивлению полу», прожила жизнь свою так, как хотела, показывает в то же время непростое отношение в имперской России к людям нетрадиционной сексуальной ориентации. Дурова не была публично осуждена ни родственниками, ни Императором Александром I, который, напомним, прослышав о современной амазонке, сам вызвал ее на высочайшую аудиенцию и пообещал покровительство, дал фамилию и возможность сохранить от оглашения тайну. Впрочем, ведь далеко не женский пол мог помешать Дуровой оказаться в гусарском полку, а, например, отсутствие доказательств принадлежности корнета Александра Соколова к дворянству. Это еще раз подтверждает значение тех условностей, которые строит для себя общество, разграничивая людей не только на два противоположных пола. Но воинский дух, упорное желание взять в руки оружие, не изменив физиологической природы, развернули в противоположную сторону пол Надежды Дуровой. В середине ХIХ века в имперской России, находящейся во власти сословных и религиозных схем поведения, Дурова пережила в буквальном смысле настоящий «трансгендерный триумф», с честью выдержав и в армии, и в жизни абсолютно все экзамены на мужскую идентичность.
«…Но, Вигель, – пощади мой зад!». Филипп Вигель (23 ноября 1786 – 1 апреля 1856)
Филипп Филиппович Вигель, современник и друг Александра Пушкина, государственный деятель начала ХIХ века и самый, быть может, известный гомосексуал в России того времени, – личность сегодня незаслуженно совершенно забытая.
Это о Вигеле Пушкин писал в дневниках, что его разговоры всегда «...кончаются толками о мужеложстве», это о нем прозрачная ироничная строчка – «...но Вигель, пощади мой зад!»
Происходил род Вигелей то ли от шведов, то ли, как выражался сам Вигель, от чухонцев. Дед Вигеля был взят в плен под Полтавою во время войны со шведами, а отец уже верою и правдою служил Петру III. На царские именины был ему обещан чин флигель-адъютанта, но… не сбылось. Екатерина вступила на престол, а отец Вигеля, подобно деду Пушкина – отправился «в крепость, в карантин». Однако царской милостью был отпущен и прослужил Екатерине II 35 лет. Всегда с благоговением произносил ее имя. По выходу в отставку он выбрал себе место киевского обер-коменданта, отказавшись от должности губернатора Олонецкого края. C 1806 года старший Вигель был первым губернатором Пензы.
В детстве мальчик, воспитывавшийся в набожной обстановке в Киево-Печерской лавре, одновременно приходил восторг от сказок «Тысячи и одной ночи», которые слышал из уст приятельницы кормилицы. С семи лет «народное» воспитание сменили нанятые учителя – из немцев.
Особенно мучило мальчика невнимание со стороны отца, который был занят государевой службой, – он тосковал и по ласке, и даже по наказанию. Позже Вигель признавался, что равнодушие отца отняло у него «много счастья». Матушка, напротив, стала лучшей подругой, с которой юный Филипп познал «и радости, и гнев, и нежнейшие восторги, и слезы…». Этот недостаток отеческой любви, как правило, является одним из факторов, которые способствуют проявлению скрытых гомосексуальных наклонностей… Их, наклонности, Вигель осторожно называл «странностью своей природы». Они, кстати, судя по всему, проявились в довольно раннем детстве. Из первых воспоминаний запомнится юному Филиппу упорное наставление одной из материнских подруг г-жи де-Шардон – «как можно любезнее вести себя с маленькими девочками и тем приготовлять себя к будущим успехам с большими». Наставление, реализованное лишь однажды – в самом юном возрасте. В 10 лет Филипп пристрастился подглядывать за тем, «как говорили о любви». Надо полагать, что мальчику довелось наблюдать не только разговоры, но и действия. Под впечатлением от увиденного он решил объясниться в любви маленькой княжне Хованской. Девочка ответила взаимностью… За каким таким занятием застал Филиппа и юную княжну учитель танца Потто неизвестно. Но скандал разразился такой, что высекли обоих.
Впрочем, все равно из друзей у Филиппа в основном были девочки. Он очень любил свою старшую сестру, которая вышла замуж и к которой он незадолго до 1800 года переехал в Москву. Там Филипп был отдан в пансион мадам Форсевиль… Он очень тосковал по маменьке, и та нашла способ вернуть сына в Киев и при этом дать ему хорошее образование. На воспитание его взяла к себе подруга матери княгиня Голицына, содержавшая с десяток учителей для своих отпрысков.
Француз-гувернер де-Ролен-де-Бельвиль, который воспитывал девятерых будущих князей Голицыных, и соблазнил юного Филиппа вместе со страшим из детей Голицыных. Началось все с нескромных речей и непристойных анекдотов, которые настолько преумножили бесстыдство Филиппа, что… Впрочем, неизвестно, чем там у них все закончилось. И вообще, как позже посетует сам Вигель, «нравственный» француз в те времена – это нечто вроде диковинки.