Страница 86 из 93
тот или иной грех.
В этой книге мы почти ничего не говорили о кельтских представлениях о загробной
жизни, ибо аутентичные источники на удивление молчаливы в этом вопросе.
Единственный посмертный мир, о котором говорят кельтские тексты, — это
христианский рай и ад. В этом отношении они, безусловно, являют разительный
контраст свидетельствам античных авторов, которые утверждают, что галльские друиды
верили в бессмертие человеческой души. По сообщениям Валерия Максима, вера эта
была так сильна, что даже уплату долгов галлы порой откладывали на «следующую
жизнь», которую бессмертная душа обретет в новой инкарнации. Конечно, античные
авторы могли во многом неверно истолковывать верования кельтов, но трудно себе
представить, что в этом вопросе все они с поразительным единодушием впадали в одно и
то же заблуждение. И не случайно, что ярчайшие из христианских «видений» Иного
мира, записанные в средневековой Европе, относятся именно к кельтскому Западу, и
образное богатство этих «видений» не находит аналогов в других христианских
источниках.
В религиозных системах Египта, Индии и многих других стран хранителями доктрины о
путях души после смерти были жрецы. И всякий человек на пороге смерти обязательно
должен был приобщиться к этому знанию; для этой цели принимали необходимые меры.
Даже средневековое христианство создало свою «Книгу искусства умирания». Глубинный
смысл описанных нами плаваний проявляется, в частности, при сопоставлении с
тибетской «Книгой мертвых», где изображается последовательность состояний, через
которые дух проходит после смерти, — состояний, в которых мысли обретают
вещность, а человеческие качества принимают вид определенных сущностей. «Умерший
становится единственным созерцателем удивительной панорамы видений... Видятся ему
вначале счастливые и величественные образы, рожденные из семени импульсов и
аспираций высшей или божественной природы; затем являются перед ним устрашающие
видения низшей или животной природы, и он впадает в смятение и хочет убежать от
них», — вот так же герои ирландских плаваний бежали, увидев иные острова. Среди
многообразных символов, названных в тибетской «Книге мертвых», есть и четыре
первоэлемента (огонь, вода, земля и воздух), четыре цвета и ряд других групп четырех
«порядков» (сумма элементов каждой группы в совокупности и единстве составляет пять).
Есть там «благие божества» и «божества гневные», с ужасными звериными головами,
чей облик и поведение напоминают о сценах мучительных пыток из «Плавания О'Хорра».
Смеем утверждать, что в «плаваниях» сохранились фрагменты устной кельтской «Книги
мертвых», которая рассказывала, что тайны мира по ту сторону смерти были хотя бы
отчасти открыты и остановки на пути странствия души нанесены на карту. Остров
Радости и Страна Женщин суть лишь краткие привалы на этом пути. Майль Луйн во
время своего плавания становится свидетелем тридцати трех чудес, и число это наверняка
не случайно. Итак, подобно повестям других типов плавания обладали своей особой
функцией: они учили искусству умирания, направляли душу на ее пути в Иной мир,
полный опасностей и чудес.
Глава 17. Смерти
Обстоятельства смерти кельтского героя обычно бывают заранее предсказаны друидами
или ясновидцами, и герой идет по жизни, точно зная, какой именно конец его ожидает.
События, кульминацией которых становятся разрушение Дома Да Дерга и смерть
Конайре, настолько подробно предречены вражескими колдунами, что для описания
реальной битвы требуется совсем немного слов. Битва — это как бы повтор или
материализация рассказа, чьи истоки и суть находятся в мире за пределами. Здесь и
Сейчас. Невольно вспоминается связь между смертным приговором и казнью. Приговор
предписывает форму смерти, и остается только привести его в исполнение.
"Так, путь Кухулина к последнему сражению — самая настоящая «скачка смерти».
Прежде чем он выезжает из ворот Эмайн Махи, целый ряд знамений предупреждает его о
неминучей гибели. Оружие падает со стены. Когда он надевает плащ, пряжка
выскальзывает из его пальцев, падает и вонзается ему в ногу. Морриган ночью
специально ломает его колесницу, чтобы не дать ему выехать из дому. Когда Кухулин
пытается запрячь лошадей, Серый из Махи поворачивается к своему хозяину левым
боком, а в ответ на упрек («Не таков был твой обычай, о Серый из Махи, чтоб отвечать
зловещим знаком на мой призыв»), роняет кровавые слезы. Когда герой все же выезжает
из ворот, его встречает заклинательница Леборхам и тоже пытается уговорить его
вернуться. Тем временем трижды по пятьдесят женщин королевского рода, любившие
Кухулина, испускают крики скорби и тоски и ломают руки, потому что понимают они,
что не суждено их герою вернуться. Далее на своем пути Кухулин заезжает в дом
кормилицы, поскольку было у него в обычае заезжать к ней всякий раз, как случалось
ему ехать на юг, и всегда были у нее в запасе для него молоко и пиво. Согласно
некоторым версиям, на этот раз чаша с молоком, которую подали ему там, превратилась
вчашу, полную крови, затем встречаются ему две прекрасные девушки в горе и печали
стирают они у брода окровавленную одежду. И одежда эта принадлежит Кухулину. После
этого Кухулин встречает трех старух, слепых на левый глаз; старухи сидели вокруг костра
и на вертелах из рябиновых прутьев жарили собачье мясо, приправляя его ядом и
заклинаниями. Здесь наш герой попал в большое затруднение на нем лежал гейс,
запрещавший есть мясо его тезки, пса, но другой гейс не позволял ему проехать мимо
очага, где готовилась пища, не разделив трапезы. Сначала он все же пытается отклонить
приглашение старух отведать их угощение, но когда те упрекают его в презрении к их
жалкой пище, он поневоле соглашается и садится к костру. Левой рукой старуха подает
ему собачью лопатку, и он начинает есть это мясо, складывая куски его под свое левое
бедро. И левая рука его, и левое бедро теряют от этого свою силу.
Нарушение гейсов — верный знак приближающейся смерти. И напротив, несмотря на
обилие опасностей, герой может спастись, если гейсы его останутся ненарушенными. Но
обычно, когда смерть близка, герой попадает в такие ситуации, когда у него нет выбора,
он с роковой неизбежностью нарушает один за другим все свои гейсы и идет к гибели,
подобно тому как с роковой неизбежностью идут к своей гибели греческие герои после
того, как отворачиваются от них божественные покровители. Особенно ярко описан этот
трагический путь в саге «Разрушение Дома Де Дерга», сюжетные повороты которой шаг
за шагом ведут короля Конайре к гибели. Он нарушает один за другим гейсы, которые
наложил на него Король Птиц еще до того, как Конайре стал верховным королем
Ирландии. Вот каковы были его гейсы.
1. Нельзя обходить тебе Брегу слева направо, а Тару справа налево.
2. Нельзя убивать тебе диких зверей Керны
3. Каждую девятую ночь не можешь ты покидать пределы Тары
4. Нельзя тебе проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся огонь или свет был
заметен оттуда.
5. Три Красных не должны пред тобой идти к дому Красного
6. Не должен случиться грабеж при правлении твоем
7 Да не войдут в твое жилище после захода солнца одинокий мужчина и женщина
8. Не должно тебе решать спор двух рабов
(Перев. С. Шкунаева)
Начало гибели короля Конайре — мягкость, какую он выказывает к своим молочным
братьям, сыновьям Донна Десы, которые, возмущаясь мирным его правлением,
занимались грабежом (гейс № 6). Сначала король проявляет к братьям снисхождение, хотя