Страница 13 из 98
После первой стычки Жакемон вступил в Гималаи и разбил лагерь в Мирпуре[67], где, согласно приказу раджи, должны были находиться пятьдесят мулов для замены верблюдов, непригодных для дальнейшей транспортировки багажа экспедиции.
Но вместо мулов он встретил сотню негодяев с фитильными ружьями, засевших в земляном укреплении, вполне безразличных к приказам раджи, нисколько не обеспокоенных реквизициями шейха Боддер-Боша, мехмандара Жакемона. Этот гигант превращался в трусишку и плаксу, как только его фанфаронские речи переставали достигать цели.
За неимением пристанища Жакемону довелось ночевать под открытым небом, под дождем, перешедшим в яростную бурю. Буря же рассеяла охранников и помешала мехмандару, который отправился добывать продукты, присоединиться к основной части отряда. Наутро налетел новый ураган, новая нехватка продуктов и носильщиков и новые реквизиции с последующим дезертирством.
Сахиб Жакемон, привыкший повиноваться требованию момента и обращаться с индусами как с простыми машинами, начинает находить весьма неприятным свое положение. Напрасно возвещал он о себе в третьем лице, напрасно принимал горделивые позы, демонстрируя свое достоинство. Эти дикари были неспособны понять, какую честь оказывал им сахиб.
Валясь с ног после пятнадцатичасового марша, покрытый испариной, Жакемон добрался кое-как до Берали, первой деревни после Мирпура. Свинцовый сон сморил его в палатке. А выступив наутро со своим арьергардом, он очутился вскоре у подножия крепости, которую охраняли пятьсот солдат под командованием королевского коменданта.
Неподалеку, под священной смоковницей, единственным деревом в этом странно пустынном месте, растянулись некоторые из людей, терпеливо поджидавших, пока незнакомцы приблизятся. Жакемон попытался подозвать их к себе, но они отвечали, что выполняют приказ и должны оставаться на месте.
Это разозлило сахиба Жакемона и даже вызвало у него приступ гнева. Из крепости вышли солдаты и столпились вокруг его лошади; они были не столько агрессивны, сколько любопытны, назойливы, нескромны. Люди из охраны Жакемона мелькают тут и там вдалеке, теряясь в этой толкучке. Сгорая от нетерпения, обеспокоенный путешественник требует, чтобы как можно скорее вызвали коменданта. Наконец тот появляется вместе с новой толпой солдат, физиономии которых выглядят еще более угрюмо, а одеяние столь жалко и убого, что Жакемон вынужден уточнять, кто же из этих оборванцев их начальник.
Из уважения к Ранджиту Сингху, которому подчиняется комендант, Жакемон спешивается с коня, чтобы выслушать приветствия начальника крепости. Он дарит ему ягненка, которого подвел распорядитель экспедиции. Затем путешественник с пристрастием допытывается у коменданта: правда ли, что тот намеревался помешать движению каравана, защищенного грамотой раджи, его повелителя?..
Комендант Неал Сингх протестует из уважения к королю и его распоряжениям. Но он тут же добавляет, что, устав от несправедливостей Гуляб Сингха и его брата, а также не имея возможности довести свои жалобы до сведения короля, он воспользуется случаем привлечь к себе внимание. Исходя из сказанного, объявил он Жакемону самым почтительным тоном, сцепив руки перед собой, задержание персоны сахиба будет хорошим средством заставить короля исправить свои просчеты по отношению к нему, коменданту. Вот почему он удержит пленника до восстановления справедливости; и сам путешественник, и его эскорт вместе с багажом послужат ему в качестве заложников.
«Этот человек, — пишет Жакемон, — разгорячился, повествуя о своих мытарствах и бедах, ибо такова была плата за его верность. Гуляб Сингх хотел заставить его сдать эту крепость, которую король доверил ему охранять. Ему постоянно приходится защищаться от этого господина, а его брат Тео Сингх, приближенный короля, игнорирует все приказы последнего о выдаче жалованья. Вот уже три года он сам и его люди не получают ничего. И у него нет лучшей одежды, чем эти жалкие тряпки. Солдаты его питаются травой на лугах и листьями с деревьев.
Я видел с тайным, о! очень тайным беспокойством, как действовало красноречие коменданта на голодную и вооруженную массу, в руках у которой я очутился. Всеобщие вопли нередко перекрывали голос начальника, и завершение его речи утонуло в гуле одобрения очень угрожающего свойства. Слушая коменданта, солдаты наблюдали за горящими фитилями своих ружей и стряхивали пепел на землю. Многие солдаты порывались выступить сами; но я властно призвал к молчанию эту нахальную шваль, и она утихомирилась, лишь местами еще звучало злобное шипение, которое и сам начальник не смог бы подавить. Незыблемое спокойствие, которое я разыгрывал, и громкий уверенный тон оказали надлежащее воздействие на этих несчастных. Мое презрение их подавляло. Без сомнения, они никогда не слышали, чтобы какой-то их раджа говорил о себе в третьем лице, как это делал я и как Ранджит Сингх делает повсюду в Пенджабе. И, воздавая почести самому себе, я обращался с ними как со слугами. Такой маневр позволил мне вбить клин между большинством солдат и их начальником, с которым я беседовал с такой же фамильярностью, но с оттенком доброжелательного покровительства. Я увел его под сень большой смоковницы, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз».
Очень умелый дипломат, Жакемон уселся на стул, коменданта усадил на корточки рядом и объяснил ему, как и почему он прибыл в эту страну, помянул особую заинтересованность короля в его экспедиции, дружеские чувства, которые он испытывал к путешественнику, и ужасную кару, что непременно постигнет любого, кто причинит какой бы то ни было вред человеку, защищенному грамотой короля.
И Неал Сингх подтвердил свою преданность персоне короля и свое уважение к его большому другу сахибу, но все же настаивал, что ему нужны заложники. Тем не менее он согласился отпустить сахиба, но при условии, что тот оставит весь свой багаж. Поскольку предложение оказалось совершенно неприемлемым, то комендант потребовал выкуп в тысячу рупий. Жакемон запротестовал, но в конце концов сошлись на сумме в пятьсот рупий, которую исследователь пообещал передать мошеннику через своего распорядителя.
В общем-то Жакемон еще легко отделался, могло все обернуться гораздо хуже. И он немедленно выступает со своим отрядом в Кашмир.
На следующий день он встретил неподалеку от Берали, то есть на полдороге от места, где с него содрали грабительский выкуп, отряд королевских войск из трех тысяч человек, идущий из Кашмира на соединение с маленькой армией генерала Алара. Начальник с почтением отнесся к Жакемону, преподнес ему нуккер (подарок младшего старшему) и принялся беседовать с ним. Естественно, Жакемон рассказал ему о своих злоключениях накануне, и командир предложил ему немедленно отправиться в крепость Неала Сингха, схватить негодяя и подвергнуть его заслуженному наказанию. Но Жакемон, поблагодарив, вежливо отверг эту идею, которую так охотно принял бы вчера утром, написал генералу Алару отчет о своих неурядицах и продолжил путь.
Через восемь дней он прибыл в Пронне совершенно больным, кашляя кровью из-за переохлаждения. Но он пресек развитие болезни энергичным лечением. Он приказал наловить пиявок в окрестных реках и поставил шестьдесят пять штук себе на грудь и на живот, что принесло ему немедленное облегчение. Для восстановления потери крови Жакемон отдал распоряжение закалывать по барану в день и наедался недожаренным, с кровью, мясом. Выздоровление было скорым.
Пройдя без осложнений через перевал Пронне, все еще засыпанный снегом, он достиг Кашмира в первых числах мая.
Информированный о подходе путешественника, губернатор послал ему навстречу большую лодку с офицерами, которые и встретили Жакемона в двух лье от города, а затем проводили в сад, предназначенный для его проживания. Этот сад был усеян еще не расцветшими розами и сиренью, там росли огромные платаны. В одном из его уголков, на берегу озера, стоял небольшой дом. Там и расположился Жакемон, а люди его устроились в палатках, раскинутых под сенью деревьев.
67
Мирпур