Страница 22 из 28
Теперь представим конкретного человека, живущего в конкретном, произвольно взятом цикле расширение-сжатие в рассматриваемой нами Вселенной. Человек спокойно (или, если хотите, беспокойно) проживает свою нескладную, недолгую жизнь и, естественно, умирает. После его смерти проходит колоссальное количество циклов и сумасшедшее время и, наконец, снова возникает Вселенная, где положение всех составляющих её элементов в точности повторяет комбинацию частиц цикла, в котором жил и почил в бозе наш герой (или, если хотите, мученик). Вследствие полной идентичности циклов неизбежно возникнет человек, полностью идентичный своему страшно далёкому предшественнику из страшно далёкого прошлого. В свете вышесказанного, он проживёт жизнь, в самых мельчайших подробностях совпадающую с жизнью давным-давно умершего двойника. А известно, что полная модель какого-либо субъекта или объекта является самим этим субъектом или объектом. Как выражается Шеф, без подмесу и без подмены. Следовательно, нужно вести речь не о двойниках, а об одном и том же человеке. И вот мы с тихим ужасом начинаем осознавать, что этот человек будет существовать постоянно, непрерывно, поскольку, умерев в одном цикле и будучи положенным во гроб, он как труп и как мертвец не почувствует пропасти времён, отделяющих один идентичный цикл от другого, отделяющих завершившуюся первую жизнь от второго рождения. А затем последует третий идентичнный цикл, четвёртый и так далее.
Восприятие этим человеком своей жизни будет зависеть от того, сможет ли он каким-то образом различить многократные «субжизни». Если сможет или хотя бы будет осведомлён о реальности феномена повторяющейся Вселенной, то будет ощущать себя рождающимся, живущим, умирающим и сразу же (в собственном восприятии) рождающимся снова, то есть существующим (субъективно) непрерывно (!) – до тех пор, пока будет существовать взрастившая его удивительная пульсирующая Вселенная. Если же человек не сможет различить многие жизни (а, думается, при их полной идентичности такая задача принципиально неразрешима), то будет ощущать себя проживающим всего одну жизнь. Внешнему же, стороннему наблюдателю (например, обитателю другой вселенной) наш мученик-герой покажется человеком, проживающим со своеобразными сверхдлительными «перерывами на отдых» бесконечное количество абсолютно похожих жизней или, если выразиться более точно, такое их количество, которое уложится во время существования его уникальной Вселенной. Многочисленные же состояния нашего гипотетического героя, не являющиеся полностью идентичными, но весьма близкие, сходные и отличающиеся лишь незначительными мелкими деталями, по идее, должны будут вызывать у него и его неполных аналогов хорошо всем известное ощущение «дежа вю» (то есть уже виденного и пережитого ранее) вследствие «просачивания» и перекрытия, наложения друг на друга почти одинаковых состояний. Вопрос в том, найдётся ли где-нибудь Вселенная, способная выдержать чудовищное количество циклов расширение-сжатие…
Вот такие сумасшедшие мысли пронеслись в моей голове, пока я стоял на белом квадрате, глядя, как отцепившаяся пуповина исчезает в чреве матушки Вомб. После чудесных метаморфозов, приперченных моими бредовыми фантазиями, напрашивался невесёлый вывод о невозможности достоверного определения нынешнего моего статуса. Сообщить истинную информацию о произошедшем со мной во время психоделического действа, в которое вовлекла меня Вомб, мог только некто, наблюдавший меня со стороны. Лишь одно не вызывало сомнений: чувствовал я себя сейчас как побитая собака или тяжело раненная «кукла».
– Можешь присесть на кушетку, – милостиво разрешила Вомб. В её голосе проскальзывали интонации удовлетворения: она если и не сломила до конца мою волю, то значительно ослабила способность к активному сопротивлению.
Я доковылял до кушетки и повалился на простыни лицом вверх. Несколько секунд тупо рассматривал забранный фигурными плитками потолок, привычно ощупывая глазами его морщинки, складочки и загогулинки, и вскоре обнаружил плохо замаскированный глазок видеокамеры. Зажмурился, создавая иллюзию уединения, и некоторое время воспринимал только шорохи, сопровождавшие одевание покинувшей массажный стол медсестры. Мне вдруг пришло в голову, что какой бы странной и демонической женщиной ни была Вомб Ютер, для меня предпочтительнее, если бы мной занималась она, а не пакостный карлик Лапец.
– Ну что, Лохмач, обжёгся ветром прошлого? – раздалось прямо над головой гнусавое кваканье.
Я вздрогнул и разлепил отяжелевшие веки. Неизвестно как проникший в палату Лапец стоял подле кушетки и, победно скалясь, с вызовом смотрел на меня.
– Ничего, бывает хуже, – с пониманием ответила за меня Вомб из своего угла.
Я приказал мышцам резким рывком перевести тело в боевую стойку, но они, родимые, не откликнулись на отчаянный призыв и со скрипом и видимой неохотой всего лишь перевели меня в сидячее положение. Навыки выживания и рукопашной борьбы были – временно или навсегда? – утеряны, в чём лишний раз пришлось убедиться. Лапец со скептической ухмылкой наблюдал за моими по-стариковски замедленными и неловкими движениями.
– Неплохо ты его подготовила, – свивая руки в женскую косу и потирая липкие ладони, уважительно произнёс карлик. – Теперь я уверен, что он не пробьёт изоляцию.
– А я вот не уверена, – расчёсывая роскошные волосы, обеспокоенно заметила Вомб. Роли поменялись: карлик стал настроен более благодушно, а его недавний скепсис передался медсестре.
Лапец воззрился на неё широко раскрывшимися глазами.
– В крайнем случае покатишься с ним до Определителя клубком, – лениво-небрежно добавила Вомб, спокойно выдержав взгляд уродца.
– Да ты что? – проканючил Лапец, на глазах теряя наглость и самоуверенность. – Лохмач и так из меня все соки вытянул!
– Из меня тоже, – устало вздохнула медсестра. – Ты только не уподобляйся этому дурашке, который ничего тут не понимает. – Она вдруг нехорошо засмеялась. – Но ты-то не вчера появился на свет. Тебе приказано встретить и сопроводить клиента – значит, ты головой отвечаешь за то, чтобы он не пробил изоляцию, – холодно напомнила Вомб. – Ты разнежился, растренировался, потерял форму, из раза в раз имея дело лишь с сопливыми размазнями, трусами и закоренелыми конформистами. А сейчас тебе впервые достался фрондёр и забияка – вот ты и запищал. Выкручивайся сам, а я больше не потрачу на Лохмача ни грана психофизической энергии. Я чужую работу делать не собираюсь. И вообще, мне теперь неделю нужно отсыпаться, чтобы прийти в себя.
– Трахаться тебе нужно побольше, – уныло посоветовал Лапец.
– Отличный совет, – охотно согласилась Вомб. – Привет, привет, большой привет, – игриво проговорила она, глядя на расстроенного Лапца и в такт словам имитируя мощным тазом подмахивающие телодвижения, а когда лицо карлика начало расплываться в непроизвольную улыбку, подмигнула ему и завершила непристойную присловку ударной концовкой: – И два привета утром!
Я тоже не смог сдержать улыбки, но Вомб заговорила серьёзно и жёстко.
– Изолируй Лохмача собственным полем, Лапец. Это твой хлеб – ты именно этим на него зарабатываешь. Тебе платят – так изволь крутиться. Сомневаешься в своих силах – давай скатаем клубок.
Улыбка сошла с уродливого лица карлика, глаза его заметались.
– Так будет вернее, сам знаешь, – продолжала Вомб как ни в чём не бывало. – Всё равно когда-нибудь придётся попробовать. Это ведь не смертельно. Не ты первый, не ты последний. Рожать вас, таких оболтусов, не в пример хлопотнее, поверь. – Она томно огладила ладонями пышные бедра. «Производительные силы» у нее были о-го-го какие. – Ты, часом, не забыл про свой контракт, где записано, что в случае неполной блокировки клиента ты обязан катиться с ним клубком? Если не забыл, не трать понапрасну нервные клетки на глупые споры, а начинай потихоньку настраиваться на метаморфоз.