Страница 15 из 19
"Почему они так быстро бегут? - удивлялся Аркадий. - Почему так быстро?" - и не замечал, что сам давно уже не двигается с места.
Бой гремел где-то далеко впереди, здесь же стало вдруг тихо, тихо...
Ухо горело, и он прижался им к холодному снегу и вот тогда-то увидел, что лежит в подсолнечнике, среди обломанных и почерневших уже стеблей. Они казались высокими-высокими, а над ними серым ватным одеялом висело низкое небо и сыпались редкие снежинки.
Левая нога у него начала неметь, и Аркадий, пытаясь проползти хоть еще немного, протянул руку, схватился за стебель подсолнечника, но промерзший стебель сломался у него в руках, и Аркадий ткнулся головой в снег, хватая его пересохшим ртом.
"Все... - думал он. - Теперь уже все!.."
Но услышал, как сначала далеко, а потом все ближе и ближе печально зазвучал рожок.
"Откуда здесь пастух?" - подумал он и, теряя сознание, понял, что это идут санитары.
ТАКАЯ НАША СЛУЖБА
В недавно побеленной комнате пахло мелом и известкой. У окна колченогий столик, у стены - кровать, застеленная серым солдатским одеялом. Над кроватью висят на гвозде маузер и шашка. Комнатку эту выгородили из казарменного помещения для нового командира полка, которого давно ждали.
Он прибыл.
58-й Отдельный Нижегородский полк заволновался! Все утро, под разными предлогами, прохаживались по двору казармы то штабной писарь, то ездовой орудия, то повар в колпаке, и каждый, мимоходом, заглядывал в окно комнаты, где сидел за столом рослый, широкоплечий паренек лет восемнадцати на вид.
Солдаты перешептывались, штабные пожимали плечами, а новый командир полка, даже не подозревая, какой интерес вызвала его особа, знакомился со списками личного состава.
Позади бои, ранение, госпиталь, опять бои, долгие месяцы учебы в Высшей военной школе - и вот, в семнадцать лет, ему доверили полк.
Аркадий полистал тонкие листы папиросной бумаги с напечатанными на машинке фиолетовыми строчками и с трудом сдержал мальчишескую довольную улыбку.
В полку было девять рот пехоты и отряд кавалерийской разведки. Тысяча триста бойцов и шестьдесят командиров.
Это вам не фунт изюму, товарищ Голиков!
Аркадий выпятил верхнюю губу, скосил глаза вниз и вздохнул: хоть бы какие-нибудь усишки! Может быть, начать бриться? Один раз он попробовал, но ничего путного из этого не вышло. Только порезался!
Сейчас комиссар выстроит полк и будет представлять нового командира. Что бы такое придумать для солидности?
Аркадий поморщил лоб, нахмурил брови, раздул щеки, но не выдержал и прыснул.
Он вспомнил индюка, которого держала их соседка тетя Клаша. У индюка была гордая кличка Шах персидский, но тетя Клаша звала его ласково Персик. Индюк важно расхаживал по двору, распускал гребень и лопотал что-то очень сердитое.
Аркадий тихонько посмеялся, опять надул щеки и так, с раздутыми щеками, попробовал сказать: "Здравствуйте, товарищи!" Получилось что-то вроде: "Да-ту-ти, то-та-ти-ти!" Аркадий стоял спиной к двери и не видел, что в комнату вошел комиссар Шлыков. А тот послушал, послушал и спросил:
- Горло, что ли, полощешь?
Аркадий поперхнулся, с шумом выдохнул воздух и сказал:
- Ага... Болит, понимаешь...
- Сейчас фельдшера позову, - обернулся к двери Шлыков.
- Не надо! - испугался Аркадий и, поймав удивленный взгляд Шлыкова, объяснил: - Оно то болит, то не болит.
Шлыков пожал плечами. Был он уже не молод, с залысинами на лбу и висках, лицо в мелких оспинках. Уважал четкость в службе и в жизни, не терпел неопределенности. Признавал только: "Да, нет", "Здоров, болен", "Наш человек, не наш человек". Сейчас в поведении нового командира он чувствовал какую-то неопределенность, и это ему не нравилось. Шлыков покосился на висящую над кроватью амуницию и хмуро сказал:
- Люди ждут.
Аркадий снял со стены шашку и маузер, затянул ремни, надел фуражку, проверил ребром ладони, в середине ли звездочка, и шутливо козырнул:
- Готов, товарищ комиссар!
Шлыков шутки не принял, неодобрительно пожевал губами и шагнул в сторону от двери, уступая новому командиру право выйти первым. Аркадий сразу стал серьезным и, одернув гимнастерку, пошел к выходу...
Была середина мая, деревья уже вовсю шумели зеленой листвой, над кирпичной высокой стеной синело небо, под сводами колокольни летали стрижи. Полк квартировал в старом монастырском подворье. В спальнях послушников тесно стояли железные кровати и тускло мерцали в пирамидах смазанные винтовки. В трапезной весело звенели ложками, уплетая кашу, красноармейцы. В тесных кельях стучали на машинках штабные писаря и считали солдатское бязевое белье каптенармусы. В многочисленных монастырских службах расположились артиллерийский полк и конюшня.
Сейчас роты выстроились на просторном дворе, и вдоль их шеренг проходили командир и комиссар полка. Останавливались, козыряли ротному, потом Аркадий здоровался с бойцами: "Здравствуйте, товарищи!", - а те на одном дыхании отвечали: "Здрассь!"
В первой роте все обратили внимание на то, что новый командир прежде чем поздороваться, почему-то надул щеки, но сразу же выдохнул воздух, и глаза его при этом смеялись. Но дальше все шло строго по уставу.
Аркадий на выбор проверял смазку у винтовок, придирчиво осматривал орудия и пулеметы, у разведчиков-кавалеристов щупал потники под седлами, не морщат ли, и по всему было видно, что новый командир хоть и молод, но в военном деле разбирается.
Когда Аркадий здоровался с конниками, он вдруг увидел, что на него смотрит и улыбается ему молоденький боец с очень знакомым веснушчатым лицом.
"Митька!" - ахнул про себя Аркадий.
И это действительно был он - давний его дружок, сосед по улице, первый драчун и голубятник - Митька Похвалинский.
Аркадий подмигнул ему, тот еще шире улыбнулся, а Шлыков опять пожевал губами.
Потом, когда смотр был окончен, он хмуро спросил Аркадия:
- Чего это ты с бойцами перемигиваешься?
- Да сосед это мой! - объяснил Аркадий. - С детства знакомы, а вот где встретились!
- Это дело десятое! - все так же хмуро отозвался Шлыков. - Тебе все бойцы теперь соседи. И все с детства знакомые. - Он помолчал. Потом добавил: - Такая наша служба!
Аркадий кивнул и подумал, что нелегко ему будет со Шлыковым. Но потом рассудил, что комиссар прав и не в солидности тут дело, а в характере. Вон у них в реальном училище был второгодник Великанов. Дылда, усищи росли. Рыжие. А что толку? Дунь на него, и лопнет, как мыльный пузырь. Потому что выдуманный весь. Надутый. А своего характера нет!
Аркадий вспомнил Арзамас, училище, мать с сестренкой, не удержался и послал вестового за Митькой.
А в казарме на все лады обсуждали нового командира.
Бойцы первой роты считали, что для такой должности он больно молодой и веселый. В других ротах, наоборот, говорили, что молодой-то молодой, да, видать, строгий и ухо с ним держи востро! Конные разведчики, народ балованный и не пугливый, снисходительно признавали за командиром знание кавалерийской службы, но далеко идущих выводов не делали: мол, поживем, увидим! Когда запыхавшийся вестовой доложил, что командир полка требует к себе бойца Похвалинского, конные разведчики недоуменно переглянулись, а командир их, Василий Ковылин, спросил у Митьки:
- Опять конь не в порядке?
- Да в порядке у меня конь! - отмахнулся Митька, поспешно затягивая ремень и надевая кубанку.
- Смотри у меня! - пригрозил ему Ковылин, но Митьки уже и след простыл.
В комнату командира Митька вошел не сразу. Постоял, послушал, потом легонько стукнул в дверь, услышал в ответ: "Входите", - вытянулся у порога и доложил:
- Боец Похвалинский по вашему вызову явился.
- Да ты что, Митька?! - рассердился Аркадий. - Своих не узнаешь? Садись, рассказывай... Давно из дома?
- Давно!.. - улыбнулся Митька. - После твоего отпуска сразу.
- Мобилизовали? - поинтересовался Аркадий.