Биржевой дьявол

Я попытался встретиться с ним взглядом, но он отвел глаза и как-то странно напрягся. Я понял, что сейчас произойдет. Я попытался увернуться, но не успел. Сверкнуло лезвие, и я почувствовал резкую боль в груди. Изабель закричала. Обеими руками я ухватился за рукоятку ножа. Парень пытался его вытащить, но я цеплялся изо всех сил, не давая вынуть лезвие. Грудь пылала, словно ее жгли огнем. Дышать было больно, каждый вдох причинял неимоверное страдание. Мои ноги подогнулись, и я сполз на песок, увлекая за собой грабителя. Он еще раз попытался высвободить нож, но, видимо, передумал и исчез. Так же неожиданно, как появился.

– Ник, Ник!.. – Голос Изабель медленно растаял во тьме.

8

Изабель устроила так, чтобы в больнице меня положили в отдельную, чистую и светлую палату. Она же позаботилась о том, чтобы меня осмотрел лучший врач, после осмотра объявивший, что рана, хотя и оказалась глубокой, не была опасной для жизни. Лезвие прошло мимо сердца, но задело легкое. Внутреннее кровотечение оказалось не угрожающим благодаря оставшемуся в ране ножу. Рана в легком также оказалась не тяжелой и должна была скоро зажить. Врач так виртуозно заштопал рану, что со временем шрам обещал стать почти незаметным. Похоже, здешние хирурги часто имели дело с такими пациентами. Когда я очнулся, в моей гортани торчала трубка. Ее вскоре убрали, но дышать все равно было больно. Доктор оставил меня на пару дней, чтобы убедиться, что в рану не попала инфекция, а заодно дать мне время оправиться от шока.

Отдых действительно был нужен. Боль в груди я ощущал постоянно: тупую и неутихающую. Но хуже всего – это дикая слабость и туман в голове. Организм требовал покоя.

Изабель появлялась ненадолго, стараясь меня не тревожить. Приходил полицейский в штатском. Побеседовать. Она переводила, отвечала на все вопросы, мне добавить было, собственно, нечего. Я уже знал, что полиция очень агрессивно настроена по отношению к местным грабителям, покушающимся на иностранцев: это отпугивает туристов. И кому-то придется ответить за это преступление. Возьмут ли при этом тех ребят, которые на меня напали, или первых попавшихся, особого значения, похоже, не имело. Полиция в Рио вершила суд по-своему.

Навестил меня и Луис. Он чувствовал себя виноватым, ведь со мной случилось несчастье в его городе. Мне была приятна опека этой семьи. Мысль о том, что мне пришлось бы самому иметь дело с полицией Рио и местной медициной, приводила меня в ужас.

Рикарду позвонил в воскресенье вечером, пожелав мне скорейшего выздоровления. Он добавил, что мне повезло с опекунами. С этим трудно было спорить.

Из больницы я выписался в понедельник около полудня – с условием, что проведу остаток дня в отеле. Я чувствовал себя гораздо лучше. Изабель настаивала, чтобы я провел в гостинице и следующий день, а вечером улетел бы домой, в Лондон. Но мне все-таки удалось убедить ее в том, что мы вместе должны пойти в министерство финансов. Подписание контракта было близко, и я хотел дождаться победного финала. Во всяком случае, так я сказал Изабель. На самом деле мне было приятно быть рядом с ней, и я хотел, чтобы это продлилось как можно дольше.

С Алвисом мы должны были встретиться в половине десятого утра во вторник. Мы прибыли на место за десять минут до назначенного времени. В одиннадцать мы все еще сидели в приемной. Изабель нервничала.

– Полчаса – ладно. В Бразилии это обычное дело. Но полтора? Что-то тут не так.

Она оказалась права.

В конце концов нас провели в офис Умберту. Он вскочил, пригласил нас сесть и принялся расхаживать по кабинету. Он выразил обеспокоенность по поводу нападения на нас – это было вполне уместно, но заняло гораздо больше времени, чем того требовали приличия.

Изабель не выдержала.

– Умберту, в чем дело?

Алвис провел рукой по лысеющей голове и откашлялся.

– Мы решили сделать Bloomfield Weiss координатором проекта favela. Но мы попросили их пригласить вашу компанию в качестве соуправляющей. Они согласились.

– Что?!

Хозяин кабинета набычившись уставился на полированную поверхность стола.

– Мы попросили Bloomfield Weiss выступить главой синдиката кредиторов.

Изабель разразилась гневной тирадой на португальском. Умберту пытался вставить хоть слово, но тщетно. Он вздохнул, словно соглашаясь с ее правотой.

– Хорошо, – произнес он по-английски. – Вы вправе потребовать объяснений.

Изабель присела на самый краешек маленького дивана, словно готовясь в любую секунду броситься на Умберту и вцепиться ему в глотку. Он сел напротив нас и смущенно заерзал в кресле.

– И? – Глаза Изабель сверкали от ярости.

– Я знаю, что идея контракта принадлежит вам. И мы сами дали вам зеленый свет. Это я признаю. Так что все ваши расходы будут возмещены.

– Плевать я хотела на расходы! Мне нужен контракт!

– Я понимаю. Если бы это зависело от меня, я работал бы только с вами.

– Не ври мне в глаза. Это зависит именно от тебя!

Умберту поморщился как от боли.

– Не совсем.

– Ладно. Тогда кого же мы не устраиваем? Мэра? Губернатора? Им грех жаловаться. За последние пару лет мы их не раз выручали.

– Нет. Они ни при чем.

– Если не они, то кто?

– Всемирный фонд развития.

– Джек Лэнгтон... – Изабель на секунду задумалась. Да, это похоже на правду. – Но в чем проблема? – спросила она уже более спокойным голосом.

Умберту тоже позволил себе чуточку расслабиться.

– Не знаю. Он сказал, что Всемирный фонд развития выступит гарантом контракта при условии, что координатором будет не Dekker Ward.

– Почему нет? Он что-нибудь объяснил?

Умберту пожал плечами.

– Только то, что таковы их правила. Стратегия глобального финансирования ВФР. И еще им не нравится, что на рынке облигаций в Латинской Америке у Dekker Ward чуть ли не абсолютная монополия. Они решили привлечь к игре новые фонды, а для этого надо сменить координатора.

– Но почему именно Bloomfield Weiss?

– Как я понял, это – самая крупная фигура в крупных контрактах ВФР. К тому же все остальные отказались, боясь перейти вам дорогу. Что, кстати, доказывает правоту Джека Лэнгтона, тебе не кажется?

– Нет, Умберту, не кажется! Все остальные отказались потому, что это было бы абсолютно неэтично – ведь мы же проделали всю работу, от начала и до конца! Bloomfield Weiss просто оказалась единственной фирмой, в чьем словаре слово "этика" и не ночевало.

– Послушай, я действительно сражался за вас. Убеждал, давил. Но Джек уперся как слон. Ты же понимаешь, что без гарантий Фонда ничто не сдвинется с места.

Изабель поднялась с дивана.

– Умберту, ты очень, очень меня разочаровал. – Ее голос звенел от гнева.

– Между прочим, Джек добавил и еще кое-что, чего я, признаться, не понял, – сказал Умберту.

Изабель выжидающе молчала.

– Что-то насчет того, что у Фонда есть информация о том, что Dekker Ward как-то завязан с наркоторговцами, которые контролируют favelas. Из-за этого ВФР не очень-то с руки сотрудничать с вами.

Изабель резко повернулась и быстрым шагом вышла из кабинета.

Я не сразу двинулся за ней. Я уже было собирался дружески проститься, но тут до меня дошло, что это несколько не к месту. Ограничившись сухим кивком, я бросился догонять Изабель.

Такси, притормаживая и виляя из стороны в сторону, с боями пробивалось по направлению к отелю.

– Поганые новости.

Изабель кивнула, потирая виски кончиками пальцев.

– Очень паршиво. Просто поверить не могу.

– Но все-таки они предложили нам стать соуправителями проекта.

– Это хорошо рассчитанное оскорбление. Ведь ясно, что мы никогда не войдем в сделку, которую Bloomfield Weiss вырвала из наших рук. Рикарду будет в бешенстве. Как только Bloomfield Weiss растрезвонит, что увела наш контракт у нас из-под носа, остальные последуют ее примеру.

– А нельзя ли поговорить с кем-нибудь из Фонда?