Эрина

Глава 15.

Девелин был громадным городом. Расположенный в большой долине, он занимал целые гектары, теперь обнесенные километрами проволочных заграждений, изрытые траншеями и топорщащиеся стволами пушек и пулеметов. Девелин напоминал какого-то жуткого ежа, ощетинившегося стальными иглами. Сколько в городе солдат никто не мог сказать даже приблизительно. Одно было известно точно - в столицу стянули все доступные войска. Собственно, кроме Девелина, на Эрине обороняли еще только два района. Корк с его мощной промышленностью, который штурмовала армия генерал-полковника Лутохина, и отлично укрепленные аэродромы, откуда нас атаковали вражеские самолеты. За эти позиции альбионцы дрались отчаянно, не жалея сил и крови. Ни союзная артиллерия, ни несколько танков "Бобер" не могли сломить вражеского сопротивления. И потому война медленно, но верно скатывалась в позиционную. Корк и аэродромы были надежно блокированы, обнесены сетью уже наших окопов и укреплений, так что теперь оттуда и мышь выскользнуть не могла. Вокруг авиационных позиций были собраны сотни стволов зенитной артиллерии - пушки и пулеметы день и ночь глядели в небо, не давая прорваться вражеским самолетам. Несколько попыток были прерваны с сокрушительными для альбионцев потерями. Больше они ничего подобного не делали, неверное, не видели смысла гробить людей и аэропланы зазря.

Штаб Литтенхайма принял решение брать столицу. Не с налета, потому что это вряд ли бы удалось, да и стоило бы нам слишком больших потерь. Пусть к нам и прибыло большое подкрепление, едва ли не со всех планет Империи, однако те же корабли привезли и тяжелые вести. Против нас была собрана коалиция, в которую вошли все остальные государства, кроме Конфедерации, да и ее пираты активизировались на наших рубежах. Тэны с сарацинами объединились против наших войск на Когэне, тесня их каждый день на новые и новые километры. На Баварии снова высадились конфедераты и бостонцы, умудрившиеся найти общий язык. Атакам подверглись и другие планеты, включая мой родной Баден-Вюртемберг. Но самое странное случилось на Сааре. Сначала оттуда сообщили о возвращении "Мариенбурга" с Лейб-гвардии Тевтонским полком на борту. А уже через несколько дней планета заявила о выходе из состава Доппельштерна и переходе под протекторат Братства Орденов Терры. Теперь ей владел какой-то Тевтонский орден, по крайней мере, второе сообщение было отправлено от имени его великого магистра Авраама Алекса Тевтона. И, наверное, не одного меня это странное совпадение наводило на мысли определенного рода.

Вместе с подкреплением прибыло и пополнение для наших потрепанных полков. Я был на очередном совете, когда нам передали почти две роты новобранцев, заодно забрав абшидированных бойцов, остававшихся в полку до первого транспорта домой. Совет был достаточно интересным, на нем обсуждался скорый штурм Девелина, и что самое неожиданное - Волостов предложил мою кандидатуру в качестве командующего одной из колонн, что войдет в город. В нее по предложению все того же генерал-полковника войдут полки тяжелой пехоты.

- Полковник Нефедоров, - заявил генерал-полковник, - отлично проявил себя при штурме Серых гор. Одно то, что он не растерялся во время неожиданной для всех, - укоризненный кивок в сторону незнакомого мне генерала, скорее всего, начальника разведки, - летающих крепостей Альбиона, и неожиданное решение этой проблемы, служит полковнику наилучшей рекомендацией. Я считаю, что лучшего командира корпуса тяжелой пехоты, который ударит по Девелину с севера, нам не найти.

- Разве у нас закончились генералы? - удивленно произнес седоусый Бахмайер.

- В моей армии, - ответил ему Волостов, - полковник Нефедоров выполнял генеральские обязанности, и командовал отлично. И сейчас он находится у меня на генеральской должности, - добавил он.

- Из штаб-офицеров в генералы военного может перевести только кайзер именным указом, - раздумчиво произнес Литтенхайм. - Я отправлял представление на имя полковника Нефедорова, но ответа не получил. Однако и без указа могу назначить его командовать корпусом. После Серых гор я вполне уверен в вас, полковник, - обратился генерал-фельдмаршал лично ко мне, - не подведите моего доверия.

- Так точно, - гвардейски щелкнул я каблуками, - не подведу.

После совета я вернулся в полк, где, собственно, и узнал о пополнении. Крупные молодые ребята, явно вчерашние призывники, выстроились перед нашими казармами. Они были пока без доспехов, только в летней форме с драгунскими значками на петлицах.

- Молодцы, - расхваливал их с видом работорговца, предлагающего товар штабс-капитан Подъяблонский, на доспехах которого появились новые заплаты из свежего броневого пластика, - орлы. Лучших просто не найти. Все, как один, родом с Бадена, это по ним видно, гладенькие все, мордатые. Лоснятся просто.

Уроженец промышленного Вюртемберга Подъяблонский относился к баденцам, как к деревенщине, ведь второй континент нашего мира был преимущественно аграрным и нравы там царили патриархальные.

- Они хоть знают, с какого конца за винтовку браться? - поинтересовался майор Штайнметц, в котором я как-то и не заподозрить не мог подобного отношения к баденцам.

- Да бросьте, майор, - бросил фон Ланцберг, - фенрих Шварц был парень не промах, хотя тоже был родом с Бадена.

- Бывают же исключения, - развел руками Штайнметц, со значением глянув в мою сторону.

Упоминание о Елене снова разбередило сердечную рану. Я ведь толком не разобрался в своих чувствах к ней. Наша последняя встреча, когда я прощался с ней перед посольством к демонам, мне казалось, что я отправляюсь на верную смерть, и потому ко всему примешивалась какая-то горечь обреченности. А после того не было времени, чтобы увидеться с Еленой, я смог только подать ей весточку, что я жив. Конечно, Елена обрадовалась этому, но это еще ничего не говорило о каких-то особых чувствах ко мне. Хотя я был точно уверен, радость ее была искренней. Елена простила меня, однако это, опять же, ничего не значило.

Более того, я не был до конца уверен в своих чувствах. Была ли это любовь, та, о которой поют в балладах, и над которой меня больше не тянуло цинично смеяться, как раньше. Или же мне просто понравилась весьма милая и отчаянная девушка. Тем более, что образ Елены в моей памяти начал стираться. В памяти остались только рыжие волосы, веснушки и улыбка. Конечно, я мог припомнить и какие-то случаи из времен нашего общения. Первую встречу, прогулку по моему родному городу, ее болезнь, явление фенриха Шварца, или как мы спали в обнимку, делясь друг с другом своим теплом. Однако я давно уже перестал разговаривать с ней, делясь всем, что произошло за день, как на Пангее и после нее, уже в окопах. Тогда это помогло мне не сойти с ума, теперь же перестал, как-то само собою вышло.

Конечно, я помнил о ней, не забывал ни на день, но Елена неуклонно превращалась для меня в приятное воспоминание. От этого на душе становилось горько, но тепло. Не хотелось расставаться с какими-то чувствами, однако на фронте для них места нет. Я давно уже понял, что война превращает человека в животное. В окопах всякий живет больше инстинктами, чем разумом, иначе не выжить. И потому настоящие чувства и эмоции, кроме разве что гнева, уж его-то на войне хватает, вновь приходят к нам, только когда мы возвращаемся с войны. Да и то не ко всем, и не всегда.

- Как бы то ни было, господа офицеры, - заявил я, - нам вести их в бой в самом скором времени. Раз прибыли подкрепления и пополнения, значит, штурм Девелина начнется со дня на день.

- Я считал, что на этом совете, куда вы отправились сегодня утром, - заметил Штайнметц, - будет объявлена окончательная дата.

- Пока нет, - покачал головой я, - пополнений и подкреплений настолько много, что с ними разбираться еще не один день. Размещают осадную артиллерию на позициях, координируют действия с демонами. После взятия Аркад они двинулись на столицу. Сейчас в окопах на западе не протолкнуться от них. В основном пригнали оживленных покойников из альбионцев, но и собственной пехоты тоже довольно много.