Страница 19 из 30
13 июня
«Два вечера в веселом доме». Студенты Г. Козлова на «Шансе». Пьеса В. Вербина по «Яме» Куприна очень ловко скроена. Еще третий курс, а дети такие настоящие, некоторым артистам и не снилось. И главное – нашим московским школам не снилось. Наши – куда инфантильнее. Эти 3,5 часа держат зал в напряжении. Историю тянут, в роли влипли замечательно, и такая подробная глубокая жизнь на сцене идет…
14 июня
«Иванов» Т. Ашера Театр им. Йожефа Катоны (Будапешт, Венгрия). Действие перенесено в 1960-е, глухая бедная провинция советской, без сомнения, Германии. Не квартира, а ангар или «красный уголок».
Артисты подробно и точно работают, иногда без слов, Мастерское шитье, даром что Театр Катоны (венгерский драматург, 1792–1830) второй акт у Лебедевых блестящий по типажам. Но две главные сцены (Иванов и Сара, самоубийство Иванова) сделаны, прежде всего, режиссерски. Иванов немного похож на Кифера Сазерленда (канадский актер). Сара старовата, в последней сцене – опустившаяся, больная, утыканная трубочками медицинскими. Шурочка даже уродлива. В общем, классический сюжет, который опустили обстоятельства.
Режиссерские манеры Ашера (1949) и Алвиса Херманиса (1965) похожи. Особенно второй акт. Мода? Или кто-то у кого-то слизал? Кто? Это как «белый Чехов» 1980-х?
И главное, что в основе, Ашер глубоко спокоен по поводу этих людей. Это не трагедия, даже не драма. Он диагност и наблюдатель, визионер, посторонний. Может поэтому временами смотреть скучновато. Хотя мастерство отмечено везде. Прав Фокин, сказав, что будь это 10 лет назад, цены бы ему не было.
Прочла буклет, сделанный подругой, Аллочкой Михалевой (театральный критик, завлит Театра наций) про всех «Ивановых», не только Т. Ашера, но и А. Баргмана, и Л. Эренбурга. Хороший буклет. Процитированы все (ст. Р. Должанского, по-моему, целиком), даже дураки с банальными текстами, кроме меня и моей статьи в журнале «Театр». Верю, что несознательно, что просто не читала, вообще не читала журнал, хотя нет, думаю, подсознательно побереглась. В театр они меня пускать, конечно, будут, но иметь в виду и цитировать нет. Когда это делает И. Виноградова на «Смотрителе», черт с ней, она чужая, но Алка своя, и это больно.
15 июня
«На Верхней Масловке» Д. Рубиной. Читаю книжку и все больше досадую на фильм К. Худякова. Там мне не слишком понравилась Фрейндлих. А теперь уже и сценарий кажется проще. И время (не советский застой, а перестройка) неточно показано. И роли А. Бабенко и Е. Князева, Нины и Матвея, нехороши. Не пойму только, дело в режиссере или в том, что Матвей Жени Князева – выглядит недостаточно гением на экране, а Алена недостаточно интеллектуальна для этой роли. Е. Миронов пока на месте. И в книжке такой, и в фильме понравился больше всех. Но – не дочитала пока.
«Залечь на дно в Брюгге». Сценарий и режиссер М. Макдонах.
Все-таки нюх у меня есть, я опять не ошиблась. Теперь на фразу Максимовой «Что ты с ним носишься, через два года не вспомнят, что это было», я могу ответить точно: он настоящий и стоящий.
Фильм замечательный во всех смыслах. Столько нюансов и переливов, что хочется разбирать по косточкам, по сценам. И такая волна тепла. Европейское, а не американское кино (производство Англии и Голландии) по интонации, ритму, глубине. И при этом американское – по умению держать интригу, простому диалогу (но емкому). Русское – по актерской игре, невероятно подробной, сущностной и такой скупой. Без переигрывания. Тихой, не суетной. Чего стоит один взгляд Глисона, который наблюдает, читая книжку, за собирающимся на свидание Фаррелом, полуулыбка с бездной содержания: ах, молодость-молодость, дурачок, расстегивает и застегивает верхнюю пуговицу рубашки, не зная, как лучше; ничего его не берет, природа: киллер, а человек. Чего стоит его же последний взгляд. Это очень крупный план, на котором «играет» только остекленевающий глаз действительно уходящего человека.
И какая неспешность ритма. Как умело развернулась реальная страшная история опять с кучей убийств на фоне вечного, прекрасного, сонно гармоничного старинного города Брюгге. Как это ее оттенило (оператор работает блестяще). Музыка, в которой мешается воинственная ирландская мелодия, что-то церковное, что-то оперно-знакомое, и лейтмотив – будто одна длящаяся нота, мерное какое-то жужжание.
И как завязал и закольцевал историю. Вначале – хождение по музеям, разговор перед картиной Босха о рае и аде, о чистилище, а в финале – убийство на съемочной площадке, в морозном вечернем тумане, среди персонажей в маскарадных костюмах, чем-то напоминающих Босха.
Вначале – колокольня, с которой Глисон любуется чистой, как стеклышко панорамой города. В финале – та же колокольня, но вместо чистого стеклышка – туманище, хотя тоже красивый.
ТВ. Показывают «Флэшку» Г. Шенгелия. Довольно крепкое кино, как у него всегда. Очень динамичное, с интригой и неглупое. А вот ведь – столько уже фильмов у него, а никак не пробьется в первый ряд. Хотя, даже по одному «Классику» судя, имеет все права. Наверное, не умеет дружить.
Во «Флэшке» есть хороший диалог плохого и хорошего героя, Е. Стычкина и И. Шакунова, чопорного «белого воротничка», бывшего любителя КСП (клуб самодеятельной песни) и мужа богатой жены, который решил восстать. Шакунов: «Ну и сучонок же ты!» Стычкин: «Время сейчас такое. Байдарочники уступают место менеджерам. В игре обязательно должны быть правила. А в жизни – нет».
16 июня
Послала Семеновскому SMS про вчерашнюю игру турков. Выиграли они у чехов классно, сражались до последнего. Не то, что наши – с греками, – выдавили победу еле-еле. А комментаторы подняли патриотический вой. И даже надеются, что мы выиграем у шведов. Сомнительно. Валерка тут же отреагировал на футбол и перезвонил. Обещал по моей наводке сходить на Макдонаха в кино. А потом стал живописать вчерашнюю тусовку, а вернее, как он это назвал, «театральный истэблишмент» на «Иванове» во главе с Табаковым: Швыдкой, Смелянский, Давыдова, Миронов, Жолдак, Серебренников и пр. «Внешне все нормально, но противно».
История с журналом как-то резко обострила его восприятие нашей действительности. Теперь он, наконец, узрел то, о чем я пытаюсь говорить уже 10 лет. Их цинизм, их повязанность, их, по большому счету, равнодушие к тому, что делается в театре вообще, к вопросам профессии, а не успеха, необъятны и необоримы. Живут по принципу «после меня хоть потоп», такое постоянное «гудение» времен упадка Римской империи.
На мой вопрос (я сама так и не могу себе до конца на него ответить… а может, не хочу?): «Как ты думаешь, так теперь будет всегда?» Валера ответил: «Боюсь, что да. Они победили».
Я сначала расстроилась этому «победили», а потом быстро нашла контраргументы. Во-первых, надо стоять насмерть, как турки при счете 2:0. И не потому, что «нас не позвали», а потому что мы по большому счету и не хотели бы думать и поступать, как этот истэблишмент. А во-вторых… Лет 10 назад разговоры про Рублевку были довольно серьезные по тону, и чувство простых людей – там живут победители, было четким, уважительным, а иногда завистливым. Сегодня (мне так кажется) «жить на Рублевке» звучит неприлично, это синоним пошлости, и победители выглядят, мягко говоря, аляповато: все-таки они просрали свою игру, они воспользовались своими безмерными возможностями в силу своих узких лбов. Так что кивать на шестидесятников теперь не надо. У вас своя профуканная оттепель есть. Театр по сравнению с жизнью запаздывает со своими процессами, но повторяет, в России по крайней мере, путь и в политике, и в экономике. Те же ощущения и оценки, думаю, должны придти и к нам, на нашу «Рублевку». А потом – Америка и Европа, связями с которой наши «победители» кичатся, давно заговорила о человечности, о театре и кино, которые задевают за живое, а не как патологоанатомы препарируют природу. «Они» уже повернули назад, а «мы» все прём вперед, как носороги. Они уже снова пропагандируют семейные ценности, а мы все вопим про сексуальную революцию. Ну, и кроме всего прочего, пусть бы их фавориты Жолдак и Серебренников работали так же профессионально тщательно, как Ашер, у которого все-таки налицо мастерство, много умений, классная работа с актером. Если все-таки рассматривать наш театр не только в пределах Садового кольца, то нас больше. Надо бы не молчать. И потом мы все-таки объективнее, хотя бы потому, что способны признавать достоинства своих врагов, а у них принцип – корпоративность превыше всего. Мы способны видеть положительное и у Херманиса, и у Серебренникова, и у Давыдовой и пр. Для них театр делится на «наш» и «не наш», «новый» и «старый». И формулировки у них тупо тоталитарны: только так играть, как мы скажем, а не иначе! В сущности, демократизма и равенства мнений (доказательных!) они не признают. Для нас и тех, кто старше, все-таки театр делится на «живой» и «мертвый», профессиональный и нет, и его неудачи нас волнуют. Это я и написала по поводу Оренова. Фраза С. Л. Цимбала (российский театровед, 1907–1978) «Неудача театра – наше общее несчастье» актуальна до сих пор.