Страница 18 из 29
Мне в первый раз стало смешно в «Осаде», когда парень говорит, что скучно ему так просто сидеть (и мне скучно), и «у меня такое ощущение, что я уже слышал такую историю». Кстати, и у меня. Монолог о времени А. Усова (что такое время? много его или мало?) очень похож на такой же из «Планеты». Чтение письма Второго воина – похоже, из «Собаки». Один герой другому: «Ты не мешаешь. Но ты не помогаешь совсем!», это реплика и Гришковца к зрителю. Он может работать с тем зрителем, который ему помогает. Реплика из спектакля: «Все это такое живое, настоящее, можно потрогать руками», а про спектакль этого не скажешь.
Основной сюжет – несколько появлений трех воинов в килтах, портупеях из хорошей кожи, вязаных шапочках с ушами и с деревянными мечами. (Кстати, Генка (Демин) рассказал историю про Чусову. Она одела героя «Героя» Синга в килт. Когда спросили для чего, ведь пьеса ирландская, а не шотландская, она ответила – так веселее.) Двое агрессивны – угрожают осажденным, требуют сдаваться, третий (Усов) предлагает договориться.
Вне ремесла, что там искусство. Радиотеатр: выходят, садятся или становятся и начинают говорить. Репризный способ существования. В какой-то момент осознаешь, что это просто капустник, и очень похоже… на «Аншлаг». Даже Хаев говорит с интонацией Гришковца («Ну, как это…»). При первом появлении воины долго, глядя вдаль, что-то заунывно поют. И что? Просто картинка. Потом каждый из трех воинов, сосредоточенно, как дитя, и нелепо, косолапо, танцует свой воинственный танец, потом концертно, выйдя на авансцену, кланяется, срывая аплодисменты. Смешно иногда – и что? Один фокус хороший: воину дают в руки стрелу, он, недоумевая, смотрит на нее, а все вокруг снимают шапки. Понятно, что умер. Прерывает эти картинки появление сосредоточенного Икара в такой же вязаной шапочке, который «планирует» свои крылья, а потом, надев их, прыгает с пола на пол.
Текст – набор банальностей, изложенный в таких же избитых банальных словах: побеждает тот, у кого сильнее дух; раньше женщины были под стать богатырям (см. лермонтовское «Бородино» или «Русских женщин» Некрасова). А теперь «чувствуешь, что целлофан»; раньше воры меру знали, а теперь не знают; хитрые сейчас неприятные, все под себя гребут; осторожней надо быть с людьми, а то можно «зашибить»; война и осада – патовая ситуация, надо «найти мирный диалог». Это мне напоминает идеологическую белиберду: диалоги Хрюна и Степашки, Шендеровича в «Итого» (еженедельная сатирическая телепередача, выходившая на НТВ с 1997 по 2001 год, и на ТВ-6 с мая 2001 по январь 2002-го), эдакая «живая газета», спародированная ситуация с войной в Чечне. Отсутствие ремесла раздражает: например, Икар долго совершает массу суетливых «физических действий» (рассматривает план, следит за полетом перышка, надевает очки, вымеряет крылья), но только с какой целью!? Так можно при желании растянуть спектакль не на два, а на четыре часа, но толк или бестолковщина будут те же. И у Серебренникова такое наблюдается, и у А. Жолдака.
Абсолютное повторение и тиражирование себя. Конечно, ему хватит дела, если он будет оплодотворять каждый из наших театров, но только зачем? Когда десятки советских театров ставили А. Арбузова или Г. Горина, или Э. Радзинского, им нужны были идеи. А тут? Вот такие же корявые были в СССР пьесы об Афганистане, только с обратным знаком.
Реплика «топчемся на месте» очень характеризует и сам спектакль: раньше – сам танцую, сам пою, теперь – сам пишу и сам себя рецензирую, подстраховываю самокритикой. Словечко И. Золотовицкого (первый воин) «зассал» на занудство А. Усова (третий воин) не раз повторяется в «миленьком» спектакле. Не только Жолдаку жолдаково… На вопрос, что будем делать в мирной жизни, Золотовицкий подробно рассказывает, как приготовить шашлык. А можно было прицепить еще пару-тройку рецептов.
Финал: С. Угрюмов – ветеран, который весь спектакль хотел курить, получает цидульку от Икара, обнимается и с ним, и с двумя греками, а П. Ващилин, надо понимать, заразившийся болтологией от Ветерана, рассказывает нам историю братьев Райт, которые помогли человеку взлететь.
Весь этот стиль – «абы как», «по-дилетантски, но искренне» – претензия на Хармса. Но у того и чувство юмора острее, и ощущение трагедии.
15 ноября
«Тень» Е. Шварца, реж. Ю. Еремин, РАМТ.
Пьеса сильно перелопачена. Особенно диалоги Ученого и Анунциаты. На вопрос «зачем?» мне объяснили: режиссер убрал ненужную старомодную литературщину во имя действенности. Т. е. из шварцевской сказки с моралью сделал триллер с драйвом. Драйва, кстати, маловато, хотя бы потому, что именно пропуски слов, реприз, афоризмов Шварца заставляют действие буксовать.
Первого очаровательного монолога Анунциаты про людоедов, служащих в ломбарде, нет. Зато есть сцена без слов в гардеробной дворца, где полураздетая Тень обнимается с Принцессой.
Вообще все, что касается Тени, сделано хорошо. Бумажная декорация, за которой Тень с первых минут живет своей жизнью. Ученый тут – человек неприятный (актер выбран неудачно – по типажу советский социальный герой, крепыш-малыш). Зато А. Устюгов в роли Тени – замечательный! Получилась история восхождения провинциала наверх. Его первое освобождение от Ученого – Тень еще не человек, паук, пресмыкающееся, которое, коробясь от боли и ужаса, лезет в театральную ложу, изображающую балкон Принцессы. Затем нелепый, всклокоченный и неумелый человек на корте, где играют в теннис министры. Потом чопорный и аккуратный секретарь, наконец – красавец-мужчина, которому нельзя отказать. Но это решение вкупе с таким Ученым перекосило пьесу. Получилось, что именно Тень вызывает и сильные чувства у зала и – в итоге – заслуживает его сострадания.
«Жизнь Ильи Ильича» (по мотивам романа И. Гончарова «Обломов»), реж. И. Коняев, Театр-фестиваль «Балтийский дом» в Москве.
Как «Московский хор» (по пьесе Л. Петрушевской, Малый Драматический театр – Театр Европы, 2002) мне не понравился, так и это не нравится. Фальшивый психологический театр, якобы подробный, якобы чувствительный. На самом деле – неглубоко и формально. А зачем поставлено, сказать трудно. Страшно необаятельный П. Семак в роли Обломова.
«Бесприданница» А. Островского, реж. А. Праудин, Театр-фестиваль «Балтийский дом» в Москве.
Думаю, в судьбе А. П. – это спектакль этапный и программный. Такое впечатление, что молодой человек, который когда-то заявлял о «театре детской скорби», хотел всем показать «кузькину мать», вдруг стал взрослым, усталым, спокойным и трезвым. И – театр детской скорби, насаждавшийся с таким упорством и вызовом, вдруг забыт напрочь. А на сцене – попытка возвратиться к корням, к психологическому театру с его подробностью и душевностью. Жажда обрести почву под ногами. Но уже так просто не получается. Уже растренирован и режиссер, и актеры. Поэтому, мне кажется, спектакль такой длинный, поэтому в нем так много необязательной декоративности и музыки. Это якобы сидение в кафе над Волгой под мотивчик нужно режиссеру, чтобы актеры обрели нужное настроение.
26 ноября
«Времена года» (по поэме К. Донелайтиса), реж. Э. Някрошюс, Театр «Мено Фортас» (Вильнюс, Литва).
Не понравилось. Сборник этюдов на темы литовского Некрасова. Связка поэтических образов на темы «весны», т. е. молодости, и «осени», т. е. старости. Актеры молодые не тянут, неопределенно поэтичны и так же неопределенно многозначительны. Вспоминаю – и не перестаю вспоминать В. Багдонаса и В. Пяткявичюса – в «Пиросмани, Пиросмани» (телеспектакль по мотивам одноименной пьесы В. Коростелева, Государственный театр молодежи Литовской ССР, 1986). По-моему, кризис жанра и у Някрошюса, и у всего метафорического театра. Приехали. Кризис психологического театра у нас уже есть. Не хватало еще одного. И что мы будем иметь лет через десять?