Рождественское обещание

Их падение с санок в сугроб? В нем есть его вина? Он не был в этом уверен. Но оно было кстати. Как подарок судьбы. Он понял, что ему хотелось поцеловать ее так, как он целовал ее ночью. Но Элинор не склонна была отвечать на его нежность, которую, как он был уверен, он стал искренне испытывать к ней. После всего одного короткого, но жаркого поцелуя в ответ Элинор продолжала оставаться колючей недотрогой. Она снова заняла оборону. Такой он ее помнил в первые дни их знакомства. Но тогда он ничего не знал о ней и считал, что она настроена к нему враждебно.

– Хотите вернуться к костру? – спросил он и, обняв ее, повел через глубокий снег. Наконец они выбрались на тропу, и идти стало легче. Он видел по лицу Элинор, что она по-настоящему рассержена. Ей хотелось затеять шумную и откровенную ссору, а он отказал ей в этом. У него не было желания ссориться с ней. Он хотел смеяться и веселиться, как все. Приближаясь к костру, он намеренно замедлил шаг.

– Во всяком случае… – вдруг после долгого молчания произнесла Элинор, когда они совсем близко подошли к костру. Он горел весело и победоносно. Хворосту насобирали предостаточно, и можно было долго поддерживать огонь. Настоящий семейный костер Трэнсомов, подумал граф с удивлением, которое теперь не покидало его, – оно росло в нем и усиливалось, порой доставляя радость, –…смотреть на костер в лесу куда лучше, чем сидеть в гостиной и изображать хрупкую и болезненную английскую леди, – закончила свою мысль Элинор.

– А вы пробовали это делать? – с интересом полюбопытствовал граф. Он по-прежнему не собирался давать ей ни малейшей зацепки, чтобы затеять ссору. Сам же едва удерживался от смеха. Подойдя к костру совсем близко, он пропустил Элинор вперед и, став за ней, привлек ее к себе. Точно так стояли дядя Бен с тетей Юнис, Том с Бесси да и помолвленные Джордж и Мейбл, хотя в последнем случае в свете это посчиталось бы непозволительной вольностью. Прилюдно можно лишь коснуться руки леди, и то если она собственная жена.

Дядя Бен что-то рассказывал о небесных светилах:

– У меня есть собственная теория на этот счет. Чтобы достичь места, где родился младенец Иисус, путникам понадобилось куда больше времени, чем одна ночь. Они шли с Востока, сказано в Библии. А как далеко был Восток? На расстоянии мили или двух? А может, три царя <Три волхва. – Примеч. пер.> жили всего в миле отсюда?

– Ты не заметил, что в Библии ни слова не сказано о трех царях? – поправил его дядя Сэм.

– Ну пусть не три, – согласился дядя Бен, – пусть их было двенадцать. Двенадцать царей, живущих вдоль одной дороги? Нет, все они пришли издалека и были в пути дольше, чем одна ночь.

– Когда я вышла замуж за Бена, – вдруг перебила их тетя Юнис, – в первые годы в Рождество, когда наша гостиница бывала переполненной, я ждала, что вот к нам постучатся два усталых одиноких путника и попросятся переночевать. Я представляла, как поведу их в хлев и найду для них стойло и ясли.

Дядя Сэм довольно хихикнул.

– Кто скажет, глядя на нашу Юнис, что она такая романтическая натура?! – воскликнул он.

– Она действительно романтик, Бен, – сказал дядя Гарри. – Иначе никогда бы не вышла за тебя замуж.

Его слова были встречены дружным хохотом.

– Тебе повезло, Бен, – подтвердил дядя Сэм. – Признайся.

– Да, повезло, – согласился дядя Бен. – Когда-то я был недурен собой. Хотя вернемся к предмету нашего разговора. Дело в том, что звезда появилась там не только в ту единственную ночь.

– Она появляется каждый год, папа, – напомнила отцу Речел. Они с сэром Альбертом стояли так близко, что соприкасались плечами. Вид у них был задумчиво-романтичным, что не очень понравилось графу. – Ты ведь сам мне это говорил.

– Это верно, – произнес дядя Бен. – Она и сейчас там. Рождественская звезда. Вифлеемская звезда.

Наступила странная тишина, хотя у костра были в основном члены шумного клана Трэнсомов. Взоры всех устремились в темную бездну ночного неба. Темнота и звезды. Все будто ждали, что, опустив глаза, они увидят ясли, младенца в них, пастухов и приближающихся волхвов.

– Вот эта звезда, – сказала Мейбл так тихо, чтобы слышал только Джордж, и повернулась к нему, чтобы он успел незаметно ее поцеловать. Снова пренебрежение этикетом, подумал заметивший это граф, и легонько прикоснулся щекой к макушке Элинор.

– Да, это именно та звезда, – промолвила тетя Юнис. – Как странно встречать Рождество не дома, Бен. Ты думаешь, Джон Причард справляется без нас?

– Та, что поближе к луне, – пояснила Речел, и сэр Альберт еще ниже склонился к девушке, чтобы вместе с ней отыскать звезду, которая показалась ей самой яркой на небе.

– Я тоже вижу звезду, – шепнул жене граф Фаллоден и указал рукой вверх, надеясь, что запрокинутая голова Элинор неизбежно коснется его плеча.

Они смотрели на звездное небо, вспоминая о рождественском чуде, и граф впервые ощущал Рождество как праздник. Раньше это было посещением церковной мессы, отслуженной строго по канонам.

– Она прямо над нами, – возразила Элинор, – а должна быть здесь лишь завтра, в рождественскую ночь, разве не так?

– Завтра она уже будет над яслями, – пояснил граф. – А сегодня сияет для нас, чтобы нам было светло и тепло.

– Мне казалось, что вы не любите Рождество, – удивилась Элинор.

– Да, не люблю, – подтвердил граф. – Но прежде мне никто не предлагал смотреть на звезды. – Да к тому же с вами. Эти слова сами собой родились в его мозгу, но он не позволил им слететь с уст.

Элинор тихо засмеялась.

– Свою звезду найдет каждый, если поищет, не так ли? – спросила она.

– Звезды на небе всегда, – ответил граф. – Просто мы забываем поднимать голову и смотреть на них.

Голова Элинор все еще лежала на плече мужа. Вместе с ним она любовалась загадочным величием мироздания. Человек так часто забывает об этом, хотя все рядом, перед его очами, огромное, необъятное и полное тайн.

«Господи, – думал граф, – это моя жена. Она принадлежит мне. Она моя». Впервые в его жизни есть кто-то, кого он может считать близким. Это его семья! Она подарит ему тепло домашнего очага и дружбу. А он будет любить и беречь это сокровище. Что говорил ему старый Трэнсом о сокровище?

– Вифлеемской звездой для вас может стать любая звезда, если вы того пожелаете, – пояснил дядя Бен. – Любая, если ее свет сулит вам мир, надежду и любовь. Если вы почувствуете, что эта звезда ваша, так оно и будет.

Дядя Сэм опять тихонько хохотнул.

– Мальчишкой Бен стишки пописывал, – заметил он.

– Что ж, – подумав, сказал виконт Созерби. – Это красивая сказка. Она делает библейское предание о рождении Христа чем-то близким и личным.

– В таком случае это моя Вифлеемская звезда. Я выбираю ее, – шепнул граф на ушко жене. – Ваша и моя.

Элинор стояла не шелохнувшись, положив голову на его плечо. Она молчала. В этот короткий волшебный миг тишины, чувствуя Элинор рядом, граф испытал такую близость к ней, какой не испытывал ни к кому и никогда. Теперь он искренне поверил, что они стали единым целым, мужем и женой. Этот миг молчания для него стал мигом любви к Элинор.

Но полной тишины не было. У костра разговаривали, потрескивали, догорая, сучья. Внимание графа отвлеклось, и волшебство исчезло. Элинор была столь близка к нему, потому что он сам привлек ее к себе, а она, как послушная жена, покорилась. Она молчит, потому что ей нечего сказать, или сказала бы, да не хочет, чтобы это дошло до ушей ее родных. Возможно, она так же далека и враждебна, какой была до сих пор? Он вдруг почувствовал озноб, несмотря на жаркий огонь костра.

– Во всяком случае, – промолвил он сдержанно, – это всего лишь красивая фантазия, не так ли? Разве Рождество не время чудес и выдумок? – Опустив руки на ее плечи, граф слегка отстранил ее, затем отошел и направился к мужчинам, которые снегом тушили догорающий костер.

– Неплохо бы выпить горячего шоколаду, когда вернемся домой, – весело крикнул он так, чтобы все его услышали. – И глоток бренди, пока будут готовить шоколад. Вы согласны?