Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 49

«Диану явно угнетает присутствие мужа, — свидетельствует один из близких друзей. — Она чувствует себя счастливой лишь тогда, когда он уезжает в Шотландию. Когда он находится в Кенсингтонском дворце, она совершенно теряется и робеет, как девчонка. Она сдает одну за другой позиции, отвоеванные, пока его не было». Присутствие мужа действует на нее физически. Даже голос меняется. Обычно ее речь выразительна и энергична, голос звучит сочно, жизнерадостно. Если же рядом муж, Диана говорит вяло, глухим голосом, кажется, даже с трудом подбирает слова, будто придавленная неимоверной усталостью. Такая же метаморфоза происходит с ее голосом, когда она рассказывает о разводе родителей или вспоминает «мрачные времена». — первый период ее жизни при дворе до конца 80-х годов, когда она пребывала в мучительном разладе с самою собой, тщетно пытаясь приспособиться к жесткому распорядку королевского семейства.

В присутствии мужа Диана начинает вести себя, как много лет назад, когда она была совсем молоденькой девушкой: ни с того, ни с сего хихикает, грызет ногти (вообще, ей давно уже удалось избавиться от этой привычки). В глазах появляется испуганно-затравленное выражение. Когда они находятся вместе под одной крышей, в воздухе повисает предгрозовое напряжение. По наблюдению Уны Тофоло, «с появлением принца Чарльза атмосфера в королевском дворце резко меняется. При муже Диана ведет себя скованно, неестественно. Грустно наблюдать упадок и деградацию в этом доме».

Когда принц Чарльз не так давно вернулся домой из частной поездки во Францию, Диана в буквальном смысле слова сбежала из Кенсингтонского дворца — только бы избавиться от его присутствия. Она позвонила подруге, у которой накануне случилось несчастье: умер близкий человек. Подруга плакала, и Диана в порыве сострадания сказала: «Подожди, я выезжаю». Эта женщина вспоминает: «Диана примчалась тотчас же, и по ее расстроенному лицу я поняла, что у нее неприятности». «Я приехала ради тебя, но не только, — призналась она. — Явился мой муж, и мне просто необходимо было под любым предлогом вырваться».

Принц и принцесса живут каждый своей жизнью и объединяются только в тех случаях, когда нужно изобразить видимость семейного союза. Впрочем, когда они появляются вместе на публике, взаимная отчужденность бросается в глаза даже самому неискушенному зрителю. Так, например, они сидели рядом на стадионе «Уэмбли» на матче финала розыгрыша кубка по футболу, но за 90 минут, пока продолжалась игра, супруги не обменялись ни единым словом, даже не посмотрели друг на друга. От внимания наблюдателей не укрылось и то, что со времени их индийского турне принц Чарльз перестал целовать жену в щеку или в шею по окончании игры в поло. Если раньше принц и принцесса пользовались почтовой бумагой, украшенной инициалами обоих, то теперь они пишут письма каждый на своей особой бумаге с собственным вензелем.

Когда Диана живет в Кенсингтонском дворце, ее супруг предпочитает находиться в усадьбе Хайгроув или в Балморале. В их загородном доме Диана спит одна на массивном двуспальном ложе в главной спальне, а Чарльз почивает на кровати, некогда принадлежавшей его сыну Уильяму. Он облюбовал эту широкую латунную кровать несколько лет назад под тем предлогом, что на ней удобнее спать с больной рукой (незадолго до этого Чарльз сломал руку во время игры в поло.) Когда отец поправился, принц Уильям было намекнул, что пора вернуть кровать, однако Чарльз не пожелал расстаться с сепаратным ложем. «Иногда мне кажется, что у меня не двое, а трое детей», — иронически заметила как-то Диана. Счастливые дни, когда она называла его «мой дорогой муженек», давно миновали. Джеймс Джилби замечает с грустью: «Бывает, что супруги, вынужденные жить в разлуке, перезваниваются каждый вечер: «Дорогой, как дела? Как ты провел день?» К Диане это не относится. Они с мужем живут каждый своей жизнью и не питают ни малейшего интереса к делам друг друга».

Обедая как-то с близкой подругой, матерью троих маленьких детей, Диана рассказала ей об одном случае, когда во время семейной ссоры проявились доброта и чуткость ее сына Уильяма. Это произошло в те дни, когда в Букингемском дворце было принято решение официально объявить о раздельном проживании герцога Йоркского и его супруги. Всю неделю Диана места себе не находила от тревоги. Жаль было расставаться с Сарой, интересной и веселой подругой, да и собственное будущее не сулило радужных надежд: она понимала, что в сложившейся ситуации бдительное око общественного мнения еще пристальнее будет следить за перипетиями ее семейной жизни. Между тем ее муж, казалось, вообще не замечает, какой фурор произвело сообщение о разрыве между герцогом и герцогиней.





Он продолжал день за днем объезжать старинные помещичьи усадьбы, собирая материал для своей книги о садовой архитектуре. Вернувшись в Кенсингтонский дворец, принц Чарльз выразил недоумение по поводу плохого настроения жены. Не удостоив комментария сенсацию недели, он с ходу принялся критиковать поведение жены, в частности ее решение поехать в Рим, к матери Терезе. Даже служащие, привычные к то и дело вспыхивающим ссорам, на этот раз были удивлены равнодушием принца к судьбе собственного брата и явно сочувствовали Диане, когда та заявила в ответ на колкости, что, если муж не изменит своего отношения к ее работе и к ней самой, она вынуждена будет серьезно подумать о будущем. Диана, в слезах, поднялась наверх и закрылась в ванной. Пока она приводила себя в порядок, к двери подошел принц Уильям, и просунув в щель несколько бумажных носовых платков, сказал: «Пожалуйста, вытри слезы. Мне так плохо, когда ты плачешь…»

Проблема будущего неотступно терзает Диану. На одной чаше весов чувство долга перед королевой и народом, на другой — надежда обрести наконец счастье и покой. Чтобы стать свободной, нужно развестись; если же она получит развод, то неизбежно потеряет детей, без которых не мыслит существования. Кроме того, в этом случае ее ждет всеобщее осуждение, поскольку люди не подозревают о том, как одинока и печальна ее жизнь, отождествляя по инерции ее образ с улыбающимся лицом на журнальных обложках. Изо дня в день она перебирает варианты решения этой дилеммы, каждый раз возвращаясь к исходной точке и вовлекая в это круговращение многочисленных друзей и советчиков.

В течение последних нескольких лет близкие друзья наблюдали, как их семейная жизнь превращалась в ожесточенную войну, в которой ни та, ни другая сторона не согласны ни на какие уступки. Дома они воют из-за детей и из-за связи Чарльза с Камиллой Паркер-Боулз. Необъявленная война самым плачевным образом сказывается на традиционных государственных функциях принца Уэльского и его супруги, принцессы Уэльской. Диана не желает ни в чем помогать мужу, он ей платит той же монетой. На крайний случай Диана приберегает самый убийственный аргумент: «Не забывай, я мать твоих детей». Эта бомба взорвалась во время одной из бесчисленных стычек по поводу миссис Паркер-Боулз.

В конфликт втягиваются и придворные. После дискуссии в прессе об отцовских качествах принца Чарльза его личный секретарь Ричард Эйлард попытался исправить положение. Он написал записку, в которой умолял патрона как можно чаще появляться на публике в обществе своих детей, чтобы по крайней мере создать видимость отцовской заботы. В заключение своего послания он начертал большими буквами и обвел красными чернилами одно слово: «Постарайтесь!» Уловка дала кратковременный эффект. В газетах появилось фото: принц Чарльз отводит принца Гарри в школу Уэтерби или катается верхом вместе с детьми по аллеям Сандрингемского парка. Ловкий придворный мог гордиться этой маленькой победой.

Принцесса испытывает глубокое отвращение к подобным лицемерным трюкам. Уж ей-то хорошо известно, сколько внимания уделяет принц Чарльз воспитанию детей в повседневной жизни. «Она считает его плохим, эгоистичным отцом, — говорит Джеймс Джилби, — поскольку на первом месте у него всегда собственные интересы, а уж потом дети. Он никогда не станет ради детей отменять или откладывать то, что заранее наметил. Именно так воспитывали его самого, и теперь воспроизводится старая схема. Поэтому принцесса расстраивается, глядя на фотографии, где он изображен играющим с детьми в Сандрингеме. Мы с ней говорили об этом, и ей с трудом удавалось сдерживать раздражение — ведь подобные фотографии, судя по всему, должны показать, что он хороший отец, в то время как она прекрасно знает истинное положение дел».