Алтарь для Света

— Ты можешь уйти в любой момент. — Кажется, он расстроен. Я в очередной раз не оправдала возложенное на меня доверие?

— Могу или должна? — обиженно уточняю.

Он устало потирает переносицу, и я почему-то представляю его в очках. Очень бы они ему пошли. Но, хорошо, что он их не носит. Тогда его персона смотрелась бы совсем чопорно и серьезно. Я бы не сдержалась от смеха.

— Ты задаешь вопросов больше, чем хочешь услышать ответов.

— Я вообще в ответах не нуждаюсь, — дуюсь. — Особенно в твоих. Наслушалась уже. На парочку жизней вперед еще хватит.

— Оно и видно.

— Я не это имела в виду!

— А, — понимает он. — Ты здесь и вправду случайно?

Я не хочу отвечать на этот вопрос. Я просто надеюсь, что воспоминания об этом ритуале исчезнут вместе тоской и горечью, попеременно сжимающих мое сердце.

— Во что же ты ввязалась?

— Ты поверишь, если я скажу, что все началось с фонаря?

— Конечно. Мы ведь так с тобой и познакомились.

Я вздрагиваю.

Об этом я совершенно забыла.

— И на этом нам придется расстаться, — продолжает он, и пока я не перебила, быстро добавляет: — Я не прогоняю. Но и не держу. В моем положении глупо отказываться от любого собеседника. Но ты еще жива, хотя и спишь. А живым здесь не место.

— Какая-то завуалированная угроза получается, — невежливо хмыкаю. — Но я и не собиралась долго в гостях задерживаться. Он, — киваю на человека у двери, — искал монстра.

— Нет, он шел за силой монстра.

— Кажется, у него ничего не получилось. Плохо старался?

— О, нет. Напротив. Он получит гораздо больше того, на что рассчитывает. Он немного похож на перчаточную куклу, согласись?

Я киваю. Тоже так подумала.

— Но ты же отпустишь его?

— Почему бы и нет? Но не без подарка. Надо же дать человеку то, что он так настырно выпрашивает.

Обхватываю себя руками. Огонь неистово пылает в камине, прожорливо опаляя каменную кладку. Так с чьего благословения, по коже то и дело пробегает холодок, а ноги превращаются в ледышки? Ведь отогрелась совсем недавно. Холодно. К источнику тепла и света не приближусь. Существо в человечьем обличии преграждает путь.

— Если уйдешь сейчас, еще успеешь, — внезапно произносит Он.

— Я куда-то тороплюсь?

— Ты куда-то опаздываешь.

— А ты, смотрю, не разучился говорить понятными словами.

— Должность обязывает, — парирует Он уже немного угрожающе.

Мне кажется, он сказал сейчас что-то очень важное, но я не могу зацепиться за смутное подозрение, мелькнувшее цветной дымкой. Потому что тогда придется вспоминать что-то еще, а у меня… Мало времени.

— Наверное, ты прав и мне пора. Выйду через заднюю дверь, если ты не против. Что-то подсказывает: парадным входом давно не пользовались как выходом.

На его лице не улыбка, а трещина расколовшая айсберг.

Замираю и неуверенно произношу:

— Кто ты теперь?

— Монстр.

— Это правда?

— Это не ложь.

Прежде чем уйти, я в последний раз оборачиваюсь, чтобы на прощание услышать:

— Мы скоро встретимся вновь.

— Я не завсегдатай жертвоприношений, если ты вдруг решил, что это мое новое увлечение.

— Я тоже. Но знаешь… зима — она не вечная.

Выскакиваю на улицу. Иголки мороза вонзаются в незащищенные одеждой участки кожи. И ноги. Дико холодно ногам. Изо рта идет пар. Я почему-то без шапки и нет перчаток. Снова прячу руки в карманы. Теплее не становится.

Делаю несколько шагов под хруст снега. Не проваливаюсь. Хорошо. Ускоряю темп и несколько мгновений спустя ойкаю, уходя в сугроб почти по пояс. Оборачиваюсь, но тут же откидываю мысль о возвращении по той тропинке, что привела в этот странный дом.

Пробираюсь через колкие ветки бурелома, припорошенные снегом. Ноги заплетаются. Если бы не тускло поблескивающие на небе звезды — валяться мне под каким-нибудь пеньком. А так — оцарапанное лицо, ободранные руки, да замерзшие прочие конечности.

Большая часть сил уходит на то чтобы выбраться из очередного сугроба и тут же угодить в другой. Все ругательства заканчиваются еще после первого десятка падений, а на повторение бранных слов не хватает морального и духовного равновесия.

Тихо ругаюсь, проклиная демонов, лунных тварей и прочих темных сущностей. Выбираюсь, загребая руками колючий снег. По темноте, зимой, в неизвестном направлении и по лесу. До такого только я могу додуматься.

Почему, переждать ночь в протопленном доме, кажется, гораздо опасней предстоящего путешествия? Потому что этот мир лишь иллюзия, проявившаяся благодаря кровавому ритуалу, который должен закончится вместе с моей смертью. И мне стоит проснуться чуть раньше, чем заклинательница закончит свое заунывное пение и позволит проткнуть мне сердце.

Передо мной белая стена снега. Она движется. Закручивается в спирали. Поднимается в верх и лавиной несется обратно. Знаю, что нет смысла, и быть мне погребенной под одеялом холодной смерти, но, зажмуриваю глаза и в защитном жесте выставляю руки перед собой.

Заклинание Света.

И это последнее, что я успеваю сделать…

…Я вижу крюк. Обычный такой крюк. Он ведь даже не мой… ***

Часть 2. Глава 11

Когда я проснулась в кровати приюта Милосердия, то очень-очень сильно надеялась, что все произошедшее, начиная с ночной вылазки для встречи с не-Ледой и заканчивая разгромом ботанического сада, было всего лишь дурным сном. Совершенно не хотелось открывать глаза и проверять возникшую надежду на жизнеспособность. Казалось, что если я приведу достаточное количество аргументов в пользу того, что мне все приснилось, — это могло действительно как-то повлиять на результат.

— Ты проснулась? — посторонний голос сработал не хуже ушата ледяной воды.

Распахнув глаза, я резко села, мгновенно оказавшись прижатой спиной к спинке кровати. И только после этого почувствовала пронзающую боль во всем теле, которую перекрыло осознание, что в изножье постели сиди кареглазая девчонка. Забравшись с ногами на кровать, она не сводила с меня немигающего взгляда. На веллади болталось мое ночное платье — изумрудно-зеленое с рисунком павлиньих перьев. Великовато размера на четыре, оно свисало вниз оголяя плечо. В таком виде девчонка почти не напоминала себя утрешнюю, тем более, что все лишние заколочки, шнурки и висюльки с волос исчезли. Не настолько веллади оказалась глупа, чтобы светиться атрибутами Крови близ Обители.

— Что ж так больно? — жалобно простонала я, то ли жалуясь на плачевное состояние тела, то ли на возникшие душевные муки. Ведь давно знала, что нельзя принимать серьезных решений, находясь в раздерганных чувствах. Так нет ведь, притащила себе в палаты убийцу. Неужели утром эта идея и правда была настолько хорошей?

— Лекарь сказал, что это нормальная реакция организма, — ее голос звучал звонким переливом, отчего у меня в голове начиналась пульсирующая боль.

Как после похмелья.

— А что он еще сказал? — спросила я, оглядываясь по сторонам.

На прикроватной тумбочке стоял поднос с двумя дюжинами разных бутылочек и флаконов, разной формы и содержания. Этот набор раза в четыре превышал мой обычный рацион ежедневных зелий. Воспоминания тут же подбросили тот момент, как по возвращению в приют лекарь отчитал меня, как сопливую девчонку, после чего угрожал запереть в комнате до конца лечения и выставить стражу из настоящих Стражей. Его слова звучали настолько правдоподобно, что я заволновалась, а не дежурит ли парочка верных служителей порядка за дверью?

— Сказал, что у вас с ним назрел серьезный разговор в виде ежедневных полуторачасовых лекций о последствиях неисполнения пациентом настоятельных рекомендаций лекаря, — протараторила она заученную фразу.

— Кто бы сомневался, — фыркнула я, разглядывая бутылочку из толстого стекла. По сложившейся в медицине традиции, укрепляющие зелья хранились в оранжевой таре, а обезболивающие в синей. Несмотря на боль и ломоту в костях, я предпочла начать прием лекарств с теплых оттенков.

— Еще он прочитал лекцию мне, — девчонка внимательно следила за моим выбором последовательности принятия зелий. — О том, что являясь твоим близким родственником, я обязана следить за твоим состоянием, и действовать решительно и бескомпромиссно, когда дело доходит до здоровья. Даже если это идет в противовес твоим желаниям.