Тили-тили-тесто

Макс нахмурился. Его зеленые глаза помутнели, сделались грязно-болотными. Я взяла его руку и крепко сжала.

— Давай свои таблетки, — сказала я Наташке.

Проглотив феназепам, я запила его стаканом крепкого пива. Макс взял меня за руку и подвел к кровати.

— Ложись. Закрой глаза. Думай о том, что хочешь встретиться с Черным. Зови его. Поняла?

— А ты? — спросила я. На глаза словно туман наполз: я плохо видела и слышала Макса будто сквозь вату, и оттого старалась говорить громче обычного. Наташка засмеялась.

— Ложись. У меня свои способы, — сказал Макс. — Вовка будет считать, а ты слушай его голос, и с каждой цифрой представляй, будто делаешь шаг к Черному. Если что-то пойдет не так, Вовка нас вытащит. Просто слушай его.

«Во сне? А если я не услышу?» — хотела спросить я, но язык не послушался. Я глупо ухмыльнулась — Наташка снова засмеялась, увидев мою расслабленную реакцию — и легла.

Я честно делала все так, как велел Макс. Закрыв глаза, погрузилась в темноту, чувствуя, что голова кружится и я еду с ускорением на какой-то карусели.

Когда Вовкин голос досчитал до пятнадцати, окружающая темнота внезапно осветилась красным.

Я очутилась внутри незнакомого здания со стеклянным куполом. Вокруг были люди — мои школьные подруги, друзья и разные мало или совсем неизвестные мне личности, все молодые, одного возраста со мной.

Вдруг снаружи что-то страшно загремело. Пол содрогнулся, стекла в куполе звякнули. Все бросились к выходу, но почти сразу повернули обратно: навстречу шла волна — в дом ломились какие-то темные и тощие голые существа, отдаленно напоминающие людей. Их кожа серо-зеленого цвета, собранная в морщинистые складки, была покрыта буграми и язвами, они рычали, шевеля острыми ушами, и размахивали когтистыми лапами. Но хуже всего были их глаза — безумные, лишенные даже проблеска мысли.

В здании началась паника. Существа лезли внутрь — люди старались не пустить их. Присутствие среди нас этих чудовищ казалось невыносимо омерзительным — как лечь в постель с холодной бородавчатой жабой.

Все вокруг кричали и вопили. Двери заложили засовами, но существа вскарабкались по стенам снаружи и лезли выше, к вершине стеклянного купола.

Он не был рассчитан на большую нагрузку — чудовища висели на нем гроздьями. В конце концов они проломили стекло и посыпались вниз. Падая, калечили людей и разбивались сами, но те, кто выжил, старались убить друг друга. Битва закипела со всех сторон.

Тощее голое существо, похожее на сморщенную старуху, бросилось ко мне и вцепилось в волосы. Пытаясь защититься, я схватила урода за дряблую шею. Она оказалось мягкой, как пустая куриная кожа. Мучаясь от омерзения, я хотела отпустить его, но существо кидалось на меня снова и снова, разевая влажную черную пасть, размахивало когтистыми лапами, пытаясь достать и раскровянить мне лицо.

И вдруг позади кто-то кашлянул.

Я обернулась. Вокруг валялись растерзанные тела и чьи-то внутренности. Оскальзываясь на крови, из-за колонны вышел Черный Человек.

Уставился на меня с обычной своей усмешкой, и я замерла, охваченная судорогой. Чудовище, наполовину придушенное, трепыхалась в моих руках, как ветошь. Я попыталась отбросить ее, но материя сделалась вдруг липкой и вязкой, словно тесто. Не отдерешь!

Куда же все подевались? Я осталась одна.

Во всем теле слабость и скованность. Сердце, наоборот, бешено колотится. «Макс? Где же Макс?!» — вспомнила я.

— Чего остановилась?

Голос Черного прозвучал прямо в голове…

— Меня ждешь?

…вкрадчиво и мягко, с легким шипением и хрипотцой, как затертая виниловая пластинка.

— Ты разве не видишь, кого хочешь убить? Посмотри.

Я взглянула и меня словно током ударило: глаза чудовища слезились и смотрели на меня с тоской… Это все-таки человек. Очень старая женщина. И у нее знакомые глаза. Почти такие же я вижу каждый день в зеркале.

— Ну, что же ты? Хочешь убить? Дави сильнее. Тили-тили-тесто. Жених поможет невесте…

Черный подошел сзади и положил свои руки поверх моих. Ледяная волна ужаса захлестнула меня. Я пыталась закричать, а он сжимал ручищами мои пальцы, словно железным капканом, и я уже слышала хруст костей… Пот выступил градом и залил глаза. Старуха стихла, повиснув вниз головой, я не чувствовала рук, меня тошнило и мутило…

Неожиданная вспышка света ударила по глазам — разорвала тьму вместе со всем, что в ней было, на две части, сверху вниз.

— Ну, хватит уже! Проснись, — сказала Наташка, спихивая меня с кровати. — А то блеванешь еще прям тут. Подъем! Кто спит — того убьем.

— Что?! Получилось? — спросила я, вскакивая и снова падая на кровать. Глаза горели от слез, в горле пересохло, и было жарко, как будто я дымилась, побывав в аду.

— Не знаю, — важно сказал Горчинский, раскуривая какую-то маленькую серебряную трубочку — такую крошечную, что она скорее годилась для гномиков, чем для этого бугая. Странная вещица. (Тогда я не знала, что у опытных наркоманов обычно имеются такие специальные трубочки, чтобы курить опиум.) — Макс еще не отошел.

Я повернулась и увидела Макса: с глупой ухмылкой на лице он сидел возле стола, покрытого линялой, потрескавшейся от старости кухонной клеенкой, и, сняв крышку с чайника, зачем-то пялился на воду.

— Вот это прет, — с завистью сказала Наташка. — Эй, Макс! Что ты там увидел?

Макс оборотился к нам, и меня чуть не стошнило: из-под бессильно прикрытых тонких голубоватых век под ресницами бегали белки глаз — они мелко подрагивали, метались из стороны в сторону, шевелились. Лицо Макса было отвратительной маской, надетой на мертвеца.

— Он еще спит. Его прет реально, — шепнула Наташка. — Что видишь там, Макс?

«Мертвец» разинул красную пасть и медленно, растягивая гармошкой слова, сказал:

— Тебяяяя-ты-таам-плааааваешь-в-чаааайнике.

Горчинский заржал.

— А ты закрой крышку и зажми носик — пусть захлебнется!

Макс усмехнулся и так же плавно, как снулая рыба, последовал идиотскому совету: закрыл чайник и зажал его носик большим пальцем.

Почему-то это дико развеселило его, он стал смеяться и вскоре пришел в себя.

Мне осточертела общага, осточертело общество Горчинского и его Наташки, и я потащила Макса на улицу: прогуляться, подышать воздухом.

Была осень, любимое время года. Мы шли по улице Добролюбова в сторону метро, вороша и подбрасывая ногами палые прелые листья и терпкий винный запах, исходящий от них, веселил и утешал меня.

— Прости, наверное, ничего не получилось, — сказал Макс. — Я пошел за тобой, но в какой-то момент потерял концентрацию, расслабился…

— А что ты видел?

Мне было безумно интересно узнать, могут ли люди в принципе соединять сны. Не отдает ли это излишним романтизмом? Хотя Кастанеда не видел тут ничего невозможного. Так же, как и Макс, который ко всему в жизни подходил вполне прагматично.

— Что ты видел? Ну, расскажи! Давай, признавайся! — теребила я Макса.

— Сначала было темно. Я шел за тобой, ориентируясь по звуку шагов. Потом ты открыла какую-то белую дверь и зашла в башню. Башня со стеклянным куполом. Я долго не мог попасть внутрь, а когда вошел — увидел тебя. Ты трясла за шею тощую старуху. Я подошел, чтобы помочь, заговорил… И тут какая-то вспышка выкинула меня из сна. Жаль, что Черного Человека я не встретил. Похоже, тебе не удалось его призвать. Конечно, ведь ты неопытный сновидец. Ну, ничего. Лиха беда начало. В другой раз получится! — сказал Макс и, махнув рукой, обнял меня за плечи.

Я шла, обхватив его за пояс, опершись на него, почти повиснув — ни жива, ни мертва.

Все еще кружилась голова после таблеток, слегка подташнивало, но соображала я вроде бы уже нормально. По крайней мере, сложить два и два труда мне не составило: побывав в моем сне, Макс не увидел Черного Человека, и этому было только одно объяснение: он САМ ИМ БЫЛ. Никто не видит себя со стороны, если только не поставить перед ним зеркало.

Макс беззаботно болтал о чем-то, но я уже не слушала.