Страница 267 из 274
5
На следующее утро поле было свежим и блестело под ясным солнцем. Теплый ветерок высушил землю и разогнал по небу пушистые, как клочки ваты, белые облака.
В десять часов я вышел из дома и направился к жилищу капитана Шерри. Найти его не составило никакого труда. Это было розовое отштукатуренное бунгало под красной черепичной крышей. От шоссе к нему шла гравийная дорожка. На веранде стоял стол, крытый белой скатертью и двумя приборами.
Прежде чем я успел постучать, дверь открыл худощавый негр в белой куртке, по виду совсем мальчишка. В чертах его лица проскальзывало что-то орлиное, они были тоньше чем у большинства американских чернокожих, и в нем угадывался природная сообразительность.
— Легко подхватить простуду, если валяться на мокром асфальте, — сказал я ему вместо приветствия. — Да и то, если повезет, и никто не переедет раньше.
Он улыбнулся до ушей, показав множество желтых зубов.
— Да, сэр, — просипел он и поклонился. — Капитан еще не завтракал, дожидался вас. Садитесь, я позову его.
— Мне не подадут собачатину, я надеюсь?
Он снова заулыбался и помотал головой.
— Нет, сэр, — он вытянул черную руку и стал перечислять на пальцах. — Апельсновый сок, копченая сельдь, почки на гриле, яйца, джем, тосты, чай, кофе. Собачки нет.
— Отлично, — сказал я и уселся в одно из плетеных кресел на веранде.
Дожидаясь прихода капитана Шерри я успел выкурить сигарету. Капитан оказался высоким худощавым мужчиной лет сорока. Светлые волосы с прямым подбором были гладко причесаны, обрамляя загорелое лицо. Он имел серые глаза, с короткими ресницами, линия век была прямая, как по линейке. Рот под подрезанными светлыми усами образовывал еще одну ровную, твердую линию. От носа к углам рта шли глубокие, как будто прорезанные ножом, морщины, такие же глубокие морщины пересекали его щеки. На нем был яркий полосатый халат, надетый поверх пижамы песочного цвета.
— Добрый день, — поприветствовал он меня, сопровождая жестом, что руку подавать не надо. — Не вставайте. Маркус подаст завтрак через несколько минут. Я поздно заснул. У меня был самый кошмарный сон, какой только можно себе представить — он ронял слова нарочно медленно. — Мне приснилось, что Теодору Кавалову перерезали глотку. От сюда до сюда, — сказал он и провел пальцем от одного уха до другого. — Гадостная работа. От этой свиньи было столько крови… и визжала она так ужасно.
Я улыбнулся и спросил:
— И вам понравилось?
— Когда резали горло, это было совсем не плохо, но кровь и визг были отвратительны… — Он поморщился и стал нюхать воздух. — Здесь пахнет жимолостью?
— Да, похожий запах. Перерезанное горло это именно то, что вы представляли себе, когда угрожали Кавалову?
— Когда я угрожал? — повторил он. — Мой дорогой друг. Я не угрожал ему. Я был в Уджда, это вонючий марокканский городишко, на границе с Алжиром, когда однажды утром из апельсинового дерева раздался мне глас: «Иди в Фэавелл. В Калифорнию. В Соединенные Штаты. Там ты увидишь, как умрет Теодор Кавалов». Это мне показалось отличной идеей. Я поблагодарил голос, приказал Маркусу собирать вещи и отправился в путь. Когда я приехал сюда, я рассказал об этом Кавалову, надеясь, что тот поспешит умереть и не заставит меня ждать. Но он не захотел. Мне следовало спросить у голоса конкретную дату. Мне бы не хотелось тратить долгие месяцы в этом городке.
— Поэтому вы попытались ускорить события? — спросил я.
— Прошу прощения, не понял?
— Shrecklichkeit,[34] — ответил я, — каменные черепа, жареные собаки, исчезающие мертвецы.
— Я провел пятнадцать лет в Африке, — сказал он. — Я верю в голоса, говорящие из апельсиновых деревьев, когда нет никого, кто подал бы вам руку. Я не имею ничего общего с тем, что здесь произошло.
— А Маркус?
Шерри погладил свежевыбритые щеки ответил:
— Это возможно. Он имеет неисправимую склонность к шуткам в самых дерьмовых африканских традициях. Я с удовольствием исполосую его черную задницу за совершение любого неприличного проступка, если тому будут веские доказательства.
— Не торопитесь, когда я поймаю его на горячем, — сказал я, — я сам измордую его.
Шерри наклонился вперед и сказал полушепотом:
— Но сперва убедитесь, что он ничего не подозревает и потерял бдительность. Вы не знаете, какие фокусы он может выделывать с ножами.
— Я не забуду. Голос ничего не говорил о Рингго?
— Не было надобности. Когда умирает тело, умирает и рука.
Маркус вышел из дома с подносом. Мы сели за стол и принялись за второй завтрак.
Шерри подумал, что голос, который говорил с ним из апельсинового дерева, предупредил и Кавалова. Он спросил его об этом, но не получил удовлетворительного ответа. Капитан считал, что голоса, вещающие о смерти врага, должны предупреждать и того, кто умрет.
— Насколько мне известно, такова традиция, — сказал он.
— Без понятия, — ответил я. — Постараюсь выяснить, и сообщить вам. Вероятно, нам следует спросить Кавалова, что ему снилось этой ночью.
— Он имел утром вид человека, измученного кошмарами?
— Не скажу. Я ушел прежде, чем он встал.
Серые глаза Шерри загорелись огнем.
— Вы хотите сказать, что не имеете представления о том, в каком он прибывал состоянии сегодня утром, был ли он жив или мертв, мой сон лишь мечта или реальность?
— Именно.
Твердая линия его рта расползлась в довольной улыбке.
— Черт побери! — воскликнул он. — Это чудесно! Я думал что… У меня сложилось впечатление, что вы знали, что мой сон не воплотился в жизнь, что он не имел никакого смысла.
Он хлопнул ладонями.
В дверях возник Маркус.
— Собирай багаж, — приказал Шерри. — Лысого убили. Мы уходим.
Маркус поклонился и ушел улыбаясь обратно в дом.
— Разве не стоит сперва удостовериться? — спросил я.
— Я совершенно уверен, — сказал он растягивая слова. — Так же точно, как я был уверен в голосе из апельсинового дерева. Зачем еще ждать. Я видел, как он умирает.
— Во сне.
— Сон ли это был? — спросил он беспечно.
Когда спустя десять или пятнадцать минут я уходил, то слышал шум, словно Маркус и вправду собирал вещи.
Шерри пожал мне руку говоря:
— Я так рад, что вы пришли. Может доведется еще встретиться, если когда-либо работа заведет вас в Северную Африку. Передавайте привет Мириам и Дольфу. Было бы лицемерием с мое стороны, послать им свои соболезнования.
Дойдя до места, которого было не видно из дома, я свернул с дороги и направился по тропинке искать возвышенное место, чтоб понаблюдать за Шерри. Вскоре я нашел то, что хотел: старая лачуга, стоявшая на скалистом выступе холма с видом на северо-запад. С крытой веранды бунгало было как на ладони, включая гравийную дорожку вплоть до шоссе. Расстояние было большим, но в призматический бинокль мне было хорошо видно все. Еще перед верандой росли высокие кусты, служившие мне укрытием.
Когда, наконец, я вернулся в дом Кавалова, я нашел Рингго сидевшем под деревом в плетеном кресле с кучей разноцветных подушек под спиной и с книгой в руках.
— И как он вам показался? — спросил он. — Вправду сумасшедший?
— Не очень. Он просил передать вам с супругой привет. Как ваша рука этим утром?
— Ужасно. Я думаю, что прошедшая ночь была слишком сырая. Не мог сомкнуть глаз от боли.
— Вы виделись с пресловутым капитаном Шерри? — спросил меня жалобным голосом Кавалов, подходя сзади. — Вы удовлетворены визитом?
Я обернулся. Он шел из дома. Его лицо этим утром было скорее серое чем смуглое, но так как он надел галстук-бабочку, следовательно, его горло было целым и невредимым.
— Когда я уходил, он собирал багаж — ответил я. — Он возвращается в Африку.
6
Я посетил капитана в четверг. Больше ничего заслуживающего внимания в тот день не случилось.
34
Террор, устрашение (нем.).