Страница 27 из 29
20
- Это у ворот… — прислушался я. — А это под южной стеной…
— А это, — сказал я, — сорвали ворота… И хмыкнул:
— Вам придется здорово потратиться на ремонт. Не думаю, что кто-то возьмет на себя расходы.
И крикнул:
— Сидеть!
Пуля раскрошила стену прямо над головой приподнявшегося Беллингера. Пыль облачком, как нимб, повисла над седыми волосами.
Я не потерял ни секунды.
Это был мой первый выстрел.
Я стрелял на звук, на неясное движение в листве, но почти сразу мы услышали вскрик, а затем треск и глухой удар. Кто-то свалился с дуба на землю.
— Ублюдки, — проворчал Беллингер.
— Кого вы имеете в виду?
— Всех. И тебя тоже, Айрон Пайпс. Все ублюдки!
Снизу крикнули:
— Эл!
Я прислушался.
Беллингер мог быть доволен: он узнал мое настоящее имя. Снизу, из сада, орал разъяренный Берримен:
— Эл, прекрати стрельбу!
— Нам уже можно спуститься? — крикнул я, не вставая с места.
— Спускайся. И отдай старика Лотимеру.
Беллингер с усмешкой взглянул на меня:
— Этот Лотимер… Он тоже садовник?
— Нет. Полицейские вернулись, — буркнул я.
Без всяких возражений Беллингер выложил на стол «вальтер» и сошел на веранду. Я прикрывал его, положив руку на «магнум», но нужды в этом не было. Тощий Лотимер, привычно откозыряв (он пришел в Консультацию прямо из армии), увел старика в машину.
— Поезжай! — крикнул Лотимеру Джек и раздраженно обернулся: — Эл, в саду одни трупы.
— Половина из них — твои, — хмыкнул я. — Под дубом тоже кто-то валяется.
— И тоже покойник?
— Не знаю.
Короткими перебежками, прикрывая друг друга, мы вошли в рощу.
Бояться было некого. Джек не зря в свое время учил меня стрелять по невидимой цели — в близнеце-крепыше, валявшемся под дубом, жизни было ни на гран. Все же я попросил:
— Влей ему в пасть, Джек.
Берримен, вытащивший из кармана фляжку, возмутился:
— Это греческий коньяк, Эл!
— Подумаешь.
Джек выругался и стволом пистолета разжал зубы уснувшего крепыша. Мы даже не стали его обыскивать. Идя на задание, такие, как он, документов с собой не берут, а над одеждой обычно колдуют специалисты.
— Он открыл глаза!
Мы наклонились над близнецом. Он действительно приоткрыл глаза, но они были залиты смертной пеленой, смутным туманом, который ничем не разгонишь.
— Он что-то шепчет.
Я приблизил облепленное пластырем ухо к самым губам близнеца.
— Беллингер…
— Я не Беллингер, — сказал я с отвращением. — Кто тебя послал? Имя?
— Беллингер…
Я выругался.
— Оставь его, Эл. Лучше сам глотни. Что ты тут курил, от тебя несет как…
Джек даже не стал искать определение:
— Нелегко будет оправдаться перед шефом, Эл. Тут одни трупы.
— Надо было торопиться. Еще полчаса, и нас бы тут попросту подпалили.
Я взглянул на Берримена и рассмеялся:
— Но нас не подпалили.
И пожал ему руку.
P . S .
Я был рад, не увидев в кабинете шефа. Доктор Хэссоп тоже бывает холоден, как глыба льда, но контактов с тобой он никогда не теряет. Думаю, это в нем от любопытства. Доктор Хэссоп всегда был жаден до необычного. На мой взгляд, это лучше, чем думать только о деле. Шеф может и улыбаться, но его улыбке верить нельзя. Есть такие игрушки: сверху перья или какой-нибудь нежный мех, а сожмешь такую игрушку в руке — под ладонью холодная тяжелая глина. Обожженная, понятно. Не знаю, как к таким игрушкам относятся дети, но мне они не по душе.
Наклонив голову, доктор Хэссоп, как старый гриф, без всякого удовольствия изучал нас с Джеком.
— А шеф? — спросил я.
— Шеф изучает отчеты.
Годовые кольца морщин на худой шее доктора Хэссопа пришли в движение:
— У нас нет рукописи, Эл, и у нас нет никого, кто бы мог растолковать приключившееся на вилле Беллингера.
— А сам Беллингер?
— Он знает лишь то, что знает. Это немного. — Доктор Хэссоп раздосадовано моргнул. — Он утверждает, что даже роман свой не помнит. Да якобы и не хочет помнить. Черт подери, мы опять потеряли нить.
— Опять? — удивился Берримен. — Что значит опять? Мы уже с чем-то подобным сталкивались?
— Конечно. Вспомните Шеббса, — доктор Хэссоп покачал головой. — Вы ведь и Шеббсу позволили умереть. Два года тому назад, на станции Спрингз-6.
— А-а-а… — протянул Джек. — Алхимики… Только Шеббс взорвался не на станции. Это случилось прямо на перегоне. Поезд, кстати, стоял.
— «Алхимики»! — Доктор Хэссоп недовольно нахмурился. — Ты так произносишь это слово, Джек, будто мы впрямь гоняемся за средневековыми чудаками. Разве я не объяснил вам, что, в сущности, любой человек, активно ищущий смысла в своем существовании, может считать себя алхимиком?
Мы дружно кивнули, но Джек не удержался:
— Не слишком ли просто?
— Не серди меня, Джек. Усложняют только придурки. Я недоволен вами. Нам нужен был живой человек, человек, которому можно задавать вопросы. Но такого человека нет, и рукописи тоже нет, а Беллингер не из тех, кто охотно делится секретами.
— Те, в кого мы стреляли, тоже не походили на людей, охотно делящихся секретами.
Доктор Хэссоп взглянул на меня:
— Ладно. Не будем об этом. Вернемся к тому, что знаем. Как тебе кажется, Эл, что интересовало нападающих?
— Они хотели убедиться, что Беллингер мертв. Рукопись они уже получили.
— Значит, ключ в рукописи?
— Думаю, да, — неохотно признался я. — Мне не удалось переснять ее всю. Но я говорил, я заглядывал в конец рукописи. Не могу понять, что заставило датчанина вернуться. Этот Мат Шерфиг, он сделал все, чтобы привести немца в Ангмагсалик, но на полпути повернул. Значит, он услышал от немца что-то такое, что повлияло на его решение.
— А может, немец обезоружил его?
— Нет. Готов утверждать, нет. Он вернулся по своей воле. — Я усмехнулся: — Может, ему нашептали что-то злые духи, тот же Торнарсук, к примеру?
Берримен скептически улыбнулся.
— Торнарсук… — Доктор Хэссоп задумался. — Мы еще поговорим о злых духах, а пока расскажи мне о старике. Он ждал чего-то подобного?
Я пожал плечами:
— Может быть… Иногда я почти уверен, что он ждал чего-то, причем ждал не один год, но потом начинаю сомневаться — ведь ему грозила опасность… К тому же, он собирался отдать рукопись своему литературному агенту… При этом он знал: рукопись вызовет большой шум. Он даже готовился сменить пристанище. Этот мистер Ламби нашел ему что-то такое — в горах и при озере. Значит, Беллингер ждал осложнений… Как ни крути, ключ, похоже, в рукописи. Может быть как раз в этом решении Мата Шерфига вернуться…