Страница 3 из 23
-- Пьян? Наверное... Ты знаешь, я не люблю напиваться... не то, что Раднор. Но в последние месяцы на меня что-то находит... находило. Я не помню себя... не помню ничего... какой-то сон без сновидений... Но это не от вина, клянусь!
-- От чего же? - Старик поднялся, шаркающей походкой приблизился к духовному сыну, положил руку ему на плечо. - Скажи мне... ни одно твое слово не выйдет из эти стен... Скажи, ты вправду не убивал их? Молодой человек резко повернулся, и слабая старческая рука соскользнула его плеча.
-- Ты не веришь мне, - с горечью сказал он. - Даже ты, мой исповедник, которому я всегда открывал душу... к которому я пришел за помощью и советом, мне не веришь. Старик опустил голову.
-- Один у меня совет для тебя - молись, молись, дитя мое. И я буду молиться за тебя всем сердцем, и в этом моя помощь. И еще... это не совет, а просьба... выполнив ее, ты поможешь себе сам. Сторонись женщин и девиц. Это ловушка, в которую уловляет тебя дьявол. Какие бы игрища сатанинские вокруг тебя ни творились, оборони себя щитом целомудрия - и будешь спасен.
-- Уловляет, говоришь? - На сей раз в голосе молодого человека сквозила сдержанная ярость. - Я ждал от тебя большего, чем обычные увещевания. Уразумей, отец Эрментер - на сей раз речь не о разгульных увеселениях двора. Я и так уже спраздновал труса, когда укрылся здесь, в Старом Дворце. А если начну изображать отшельника, то все кругом еще сильнее укрепятся в своих подозрениях! Нет, хватит с меня! А если мне ставят ловушку, то посмотрим, кто в нее попадет! Он вышел, грохнув дверью. Отец Эрментер, прижав руку к сердцу, выждал, когда затихнут шаги. Близилось время мессы, и капеллан надеялся, что принц одумается и придет в дворцовую церковь мученика Агилульфа. А если нет, отец Эрментер все равно будет молиться за всю императорскую фамилию, и за душу несчастного Йорга-Норберта, который из всех заданных ему нынче вопросов не ответил на самый главный.
-- Люкет! Оруженосец, пригнув голову, появился на пороге. Шею гнул не из одной почтительности - был высок, а притолоки в охотничьем доме низкие, Принц Йорг-Норберт спрыгнул на землю, бросив повод подбежавшему стремянному, и тот повел по двору гнедого. Люкет стоял в дверях, глядел на господина. Рожа была как всегда, каменная - ничего нельзя понять. Эта невозмутимость, обычно вселявшая чувство надежности, сейчас раздражала, Норберт ( по традиции, наследника престола из двух имен называли только вторым), поднялся на крыльцо. Поравнявшись с оруженосцем, тихо спросил:
-- Ну?
-- Здесь, в доме.
-- Родители шума не поднимали?
-- С чего бы? Им заплатили. И она тоже смекнула, а может, со страху обмерла...
-- Значит, обошлось без слез и визга?
-- Да.
-- Это хорошо.... - Никакой радости, однако, в голосе наследника не слышалось. - Кто еще в доме?
-- Годе.
-- Скажи ему, чтоб выметался. Люкет открыл было рот, намереваясь если не возразить, то хотя бы выдвинуть какое-то предложение, однако промолчал и отправился выполнять приказание. Норберт выждал, пока свитские не покинут дом и вошел, не оглядываясь. Люкет уселся, преграждая проход к двери. Никто, впрочем, и не пытался подойти. Охотничий дом, в сравнении с другими загородными владениями, был невелик, чтобы не сказать мал - всего две комнаты, одна из которых могла служить и трапезной. Кухня была выстроена во дворе, Окна здесь не застекляли, и даже не вставляли в рамы слюду. Ставни , которые по прибытии гостей распахивали настежь, нынче были прикрыты, и несмотря на то, что сейчас темнело поздно, в комнате стоял полумрак. Норберт задержался у входа, чтобы привыкнуть к освещению. На миг ему померещилось,что он слышит всхлипывания. Но прислушавшись, не уловил ничего. Теперь он различал солидный дубовый стол, на котором располагалось угощение: жаркое и пироги, а также кувшин с вином. Норберт не ел с утра, но почему-то выставленные на стол яства ничуть его не привлекали. Дальше, у стены, была широкая низкая кровать, застланная меховым одеялом. Только обойдя стол, Норберт увидел на кровати скрючившуюся человеческую фигуру под наброшенным плащом. Плащ сбился, и видны были веревки, обхватывающие руки и ноги. Проклятье, эти дураки вдобавок связали ее. Но их можно понять. Если девка в здравом уме, она бы непременно попыталась сбежать. А так она похоже, совсем отчаялась. Ее родителям заплатили... Пустая трата денег, сказал бы кузен Раднор. Он считает, что простолюдинки и без того до смерти счастливы, если на них обратит внимание благородный господин. Может, он и прав. Но только не тогда, когда это счастье и впрямь доводит до смерти.
-- Не бойся, - сказал он. Вряд ли это могло утешить полумертвое от ужаса существо, но других слов у него не нашлось.
-- А я и не боюсь. В ее голосе не было и тени волнения. С неожиданной легкостью она приподнялась и села, столкнув плащ на пол. Норберт застыл на месте. Он плохо запомнил девушку, которую выбрал для себя, и не был уверен, что узнает ее. Волосы у нее были темные - это он помнил, и кажется, утром они были длиннее... но лицо он восстановить в памяти не мог. И эти ореховые глаза под ровными дугами бровей... и кожа, слишком смуглая для уроженки Тримейна...
-- Ты...
-- Конечно, я не та, - сказала она, ничуть не смутившись под его пристальным взглядом. - Та, которую должны были забрать твои люди, надеюсь, уже дома.
На мгновение на него накатила волна ярости. Но ярость тут же сменилась страхом. Чего он боялся? Только не связанной девушки на постели.
-- Кто тебя подослал?
-- Твои друзья.
-- У меня нет друзей. - Это признание отняло больше сил, чем борьба с яростью и страхом, хотя вырвалось само собой. Он опустился на табурет у окна, старчески ссутулившись
-- Ошибаешься, - сказала девушка. Едва заметно повела плечами, и веревка скользнула вслед за плащом. - Хотя это и видимость одна, а все же мешает, - заметила мнимая узница. Она спустила босые ноги на пол, - Так о чем я? Есть у тебя друзья. Враги же есть, почему бы и друзьям не быть?
-- Враги?
-- Кто-то убил девушек, которые были с тобой. И почти все в Тримейне верят, что это сделал ты. А хуже всего, что ты сам готов в это поверить.
-- Откуда ты знаешь? - голос его дрогнул.- Я никогда, никому...