Прелести лета

Знает, куда мы плывем? Мы сами пока этого не знаем.

- Так что... нормально, - успокоил он нас почти окончательно. - Надо только тут брата перехватить.

Мы вздрогнули. Про брата его мы слышали только ужасное.

- Где? - вымолвил я.

- Да тут неподалеку. В Крестах.

Мы с Никитой переглянулись. В Крестах, знаменитой питерской тюрьме, я однажды бывал с гуманной (туманной) миссией, с целью дарения книг библиотеке Крестов от "общества содействия"... не помню, чему. Помню библиотеку, переплетчиков в черных робах и шапочках... кстати, выяснилось, что заключенным книг не выдают - порвут на самокрутки. Так что гуманизм нашей миссии поблек. Помню культурный их центр, с маленьким макетом тюрьмы - в качестве поощрения разрешалось поглядеть на свою тюрьму и снаружи... как бы с "птичьего полета"... "Зачем я не сокол?" Похоже, наш друг собирается сделать из своего брата (Толи-Коли?) сокола, с помощью лосиной ноги. Чудовищная композиция: "Сокол с лосиной ногой"... Мысли беспорядочно прыгали в панике. О таком ли oтдыхе мечтали мы с Никитой долгими зимними вечерами? Нeт! И ещe раз нет. И ещe раз нет. Запомнил я также подписку, которую дает каждый поступивший туда: "Уведомлен, что в проволоку, окружающую территорию, подано напряжение, несовместимое с жизнью". Не окажемся ли за проволокой мы, в обмен на "сокола"? Тревожные мысли. Лишь Коля-Толя был спокоен и, захватив штурвал, рулил уверенно.

- А за что он там... у тебя? - Я попытался хотя бы поставить какую-то моральную планку.

- A! Украл не то! - махнув рукой, с горечью произнес Коля-Толя, и в голосе его прозвучало, конечно, могучее осуждение современного общества, в котором если украдешь "то" - станешь сенатором, а если "не то" - бесправным узником. Исправлять это нам и предстоит. Моральная планка, во всяком случае, была поставлена теперь высоко. Можно не волноваться. Однако я почему-то волновался. Вспомнил фото, что видел в тюремном культурном центре (рядом с макетом тюрьмы): освобождение щеголеватого Набокова-старшего из Крестов, восторженные встречающие, в лицах - благородство. Да-а... изменились времена. Впрочем, фотографию освобождения я видел, кажется, в одной книге. В тюрьме же, наоборот (и это естественно), вовсе другая фотография висит: прибытие Набокова-старшего в Кресты - на открытой пролетке, рядом с полицейским. Вот так. Это, пожалуй, вернее... Я окончательно приуныл.

- А были... исторические случаи... побега из Крестов? - вскользь поинтересовался я.

- Не были, так будут! - веско ответил наш друг.

Краснокирпичная громада, с крестами в стене, с высокими трубами, нависала над нами.

- Ну причаливай, что ли! - высокомерно скомандовал Коля-Толя.

... Где ты, Игорек? Уж он бы, с присущим ему высокомерием, поставил бы Колю-Толю на место: извините... господин! Не имею чести! Мне кажется, вы ошиблись палубой!

Сейчас бы его! Помню, как перед первым нашим плаванием, год назад, он сказал алкашу, который стерег наш катер (и заодно, кстати, всю ночь выкачивал воду... ). Снисходительно похлопав его по плечу, Игорек произнес: "Ну спасибо, братец! Ты можешь рассчитывать на рюмочку водки!" Не получить, а только рассчитывать! Такого мастера, как Игорек, больше нет. А мы с Никитушкой (несмотря на свирепый его вид) покорно терпим все унижения. Наказание за наши грехи. Безвольно перепрыгиваем на какой-то грязный, обитый кровельным железом понтон, обматываем трос вокруг кнехтов, вытираем тыльной стороной ладони пот - и смотрим на "главного". На корме понтона - лебедка с намотанным тросом, на носу - маленький подъемный кран, посередине - глухая будка... Обстановка самая деловая. Мы приоткрыли тяжелую дверь. Верстак, тиски (может быть, это пыточная?), на верстаке мятая алюминиевая миска, в ней синяя надкушенная картофелина с воткнутой вилкой - настолько стремительно, по каким-то срочным делам, отбыл этот работник, что не доел картошку и даже вилку вытащить не успел.

- И сегодня работаем, что ли? - раздался вдруг окрик сверху.

У гранитных ступенек стоял "фараон"... так, кажется, раньше их называли... Не милиционер, а как раз охранник, в серой форме, вспомнил по-тюремному их зовут "контролер". Принял нас за рабочих понтона - как, видно, Коля-Толя и рассчитывал. Надень рванину - и ты вне подозрений, "социально близкий".

- Принеси-ка тот дрын! - указал мне Коля-Толя на кривой лом на носу понтона. Я покорно принес. Коля-Толя уже напялил рабочие рукавицы. Лишь после этого сурово глянул на докучливого гостя. - Да будь она проклята, эта работа! - проговорил, и в голосе его прозвучала истинная надсада, кстати, полностью убедившая охранника.

- Ну ладно, - добродушно произнес он и стал спускаться по деревянному трапу, пружиня им. На ремнях груди его висел, переливаясь, баян... Человек к нам с отдыхом. - Шило есть? - подмигнул он Коле-Толе. Из нашей кораблестроительной практики знали мы, что "шилом" моряки называют спирт. У таких умельцев, как мы, шило обязательно должно быть. Мы с Никитой переглянулись.

- Бери выше! - произнес Коля-Толя и вынул из торбы, висящей на плече, бутылку, заткнутую газетой. - Черт!

- Черт?.. - удивился охранник.

- Ну - с завода безалкогольных напитков. - Коля-Толя сказал и, заметив разочарование в глазах охранника, пояснил: - Ну, фактически тот же спирт, только концентрированный... добавляют по капле в лимонад, чтоб не портился.

- А, - успокоился гость. - Ну... а я как раз сменился.

Сколько смысла было в простой этой фразе: мол, раз я сменился, происхождение "черта" не волнует меня, да и вообще - отдыхать-то нужно? Коля-Толя, в отличие от его брата, украл, похоже, самое "то". Охранник, во всяком случае, одобрил. Он взял у Коли-Толи бутыль, оглядел еe весьма благосклонно и, с чмоканьем вытянув газетный кляп, отхлебнул... На лице его появилась глубокая задумчивость... потом последовал одобрительный кивок. Пошло дело! Коля-Толя верно все рассчитал: с такими людьми можно работать! Охранник долго сидел, сладко зажмурясь, потом открыл глаза, полные счастья. И, нежно склонив голову к баяну, заиграл. Репертуар у него был обширный... хватило почти на час. Чувствовалось - он относится к этому с душой.

- У нас - что, отделение МВД? - нервно спросил у меня Никита.

- Видимо, да.

Не совсем, очевидно, чувствуя аудиторию, наш гость играл ещe и ещe. Перешел на бойкие плясовые. Лосиная нога, до того привольно раскинувшаяся на палубе (видно, проникшись лиризмом), тут сразу вскочила и под лихой наигрыш стала бить чечетку... Просто какой-то праздник у нас!

Коле-Толе, кстати, праздник этот тоже не нравился, он все враждебней поглядывал на расплясавшуюся, с треснутым копытом, ногу: под чью музыку пляшешь? Лишь беззаботный "контролер" ничего не видел, изгибая баян.

Коля-Толя устал уже от ложного гостеприимства.

- Да прекрати ты! - Он ухватил вдруг развеселившуюся ногу и забросил еe за высокую стену в тюрьму. Мы обомлели. Лишь контролер, ничего не замечая, играл... Да - с такими людьми можно жить!

Через секунду нога вылетела обратно: уцепившись за копыто, на ней висел... Коля-Толя Второй, только в робе и в шапочке. Он вяло опустился на катер, хмуро, без всякого энтузиазма, оглядел его. Мы, в свою очередь, глядели на гостя... Да - это не Набоков-старший! И даже не младший. Не джентльмен. Не выразил ни малейшей признательности, наоборот - глядел с недовольством. Не граф Монте-Кристо!

- Ну что? Поплыли? - так же вяло произнес Коля-Толя, освободитель, и мы, отвязав трос, перешли на катер, врубили мотор.

- Э! Э! - в паузе между песнями баянист встрепенулся. - Вы куда?

С баяном на груди он перепрыгнул на катер. Коля-Толя, даже не глянув, пихнул его, и он, помахав руками, упал спиной в расширяющееся пространство между катером и понтоном. Он плыл за нами долго, продолжая играть.

- А без баяна, глядишь, бы утоп, - оглянувшись на него, равнодушно произнес Коля-Толя.

4

Брат его по-прежнему не проявлял энтузиазма.