Страница 8 из 24
— На станциях сейсмического контроля штата не зафиксировано ни одного толчка.
Сток смотрел вдаль и снова видел кафедральный собор, и черточки кранов, и шар бассейна, как и утром, но теперь рваные линии городского абриса, казалось, не предвещали добра, а на телевизионной башне рдели дьявольским светом предупреждающие огни.
— В чем дело? — Эмери искренне волновался за друга.
— Да так… — Вялость подвела Стока.
— Не крути!
— Скверно спал. — Сток хотел бы прекратить бессмысленный разговор.
— С такой соседкой?! — Эмери желал свести все к шутке. — Не верю!
Сток нажал на рычаг. Пи-пи-пи… Через минуту телефон зазвонил снова.
— Разъединилось… случайно, — пояснил Сток.
— А мне показалось… — пророкотал Эмери. — Может, отужинаем вечером?
— Голова болит, — промямлил Сток. Сегодня он намеревался напиться в одиночку. Эмери не настаивал, обещал позвонить завтра.
Землетрясения не было!
Эмери не ошибался. Газеты тщательно отфильтровывали сообщения, волнующие всех в городе, штате, стране после недавних трагических событий на автостраде.
Землетрясения не было!
Значит… Зачем он согласился поселить у себя подарок Эмери? Вызвал начальник, обсудили перспективность вложений и банковскую деятельность страховиков, неожиданно заметил — Сток один из немногих, кто имеет собственное мнение, остальные куклы, Сток поддакнул: все кругом куклы. И я кукла, и дома у меня кукла. Видимо, бледность покрыла лицо Стока, потому что начальник участливо — умеют! и не подкопаешься, что искренности ни на грош, — осведомился:
— Вам нездоровится?
— Да нет…
— Может, возьмете несколько дней, передохнете?
Сток не любил, когда его щадили, особенно те, кто никак не склонен к сопереживанию; в участии вышестоящего виделся подвох, желание прощупать уязвимые места. Сток подобрался, выпятил нижнюю губу:
— Все отлично. Вы верно заметили — все куклы, некоторые примитивные, другие посложнее, а впрочем, кукла и есть кукла. Грустно. Мы всегда с ними, и вся наша жизнь проходит у них на глазах, мы поверяем им свои невзгоды, советуемся, проникаемся симпатиями, а случается — и более сильными чувствами, и забываем, что кругом только куклы.
Начальник привстал, ему определенно понравилось, что Сток отверг предложение отдохнуть:
— Но мы-то с вами другие, нас никто не дергает за нитки.
Может, рассказать ему про куклу? Как она гладит меня по ночам, какие у нее длинные и теплые ноги, и лак с ногтей никогда не осыпается, и ресницы всегда подведены; никогда не приходилось видеть женщину утром в постели внешне такой безупречной. Сток умел обуздывать приступы откровения.
— Полагаете, нас не дергают? А может, дергают так искусно, что мы не замечаем? Особенно высокий класс манипуляции.
Начальник рассмеялся.
Сток представил, что начальник отдыхает в загородном доме с его куклой и, когда та начинает его гладить, поднимает поросячий визг; от умудренности, взвешенности фраз, плавности движений и следа не остается. Еще бы! Одно — разглагольствовать о куклах, и вовсе другое, когда настоящая кукла заигрывает с тобой в твоей собственной постели, а ты помнишь, как вез ее в пластиковом пакете, а перед тем мистер Паллис извлекал ее из высокого картонного ящика.
— Люди странные существа, — заметил начальник.
— Вы боитесь землетрясений? — Сток сквозь до блеска промытое оконное стекло уперся взглядом в мост через Большую реку.
— Боюсь! Мне есть что терять.
Это точно — есть что терять. А мне? Есть что? Послушайте, сказал бы Сток, только представьте, вы лежите в собственной постели, все как всегда, ночник греет левое ухо, поблескивает лаком шишка кроватной ноги, фаянсовая цапля розовым клювом поддела ваш галстук, и вдруг… неживое нечто оказывается живым, или вы чего-то не учитываете, может, нервы изъедены временем в труху, и нет сил разобраться в себе, и тогда вас посещают химеры, странные образы, переполняют тревоги, перемежающиеся пугающими сновидениями.
— Сегодня ночью меня трясло, дом ходуном ходил. — Начальник поежился.
Сток не верил: чтобы Эмери ошибся! Но отчего сейчас этот человек уверяет, что его трясло ночью. Выходит, все же земля дышала, надрывно хрипела, даже тяжело кашляла, так что прыгали дома, скакала посуда на кухнях, стонали несущие конструкции зданий, и корни деревьев ощущали, как пронизанная ими почва уходит то вниз, то вверх, то стремится уползти в стороны.
— Но… сегодня ни одна газета не сообщала о землетрясении.
— Его и не было.
Сток сглотнул слюну: издевается? Может, начальник имел в виду, что трясла лихорадка, бросало в жар, отравление, перепил — мало ли что. Но он же сказал: дом ходуном ходил. Если дом начальника ходил ходуном, то отчего бы не заскакать дому Стока, а раз так — нет ничего естественнее, что и дар Эмери распустил руки, обычное механическое сотрясение.
— Извините. — Сток с отвращением взирал на жирную куклу в безупречном костюме с галстуком в красных огурцах, с таким же платочком в кармане. — Вы говорите, землетрясения не было, и вы же говорите, что ваш дом трясло… наверное, я чего-то не понимаю? Что-то упускаю из вида?..
Начальник заискрился превосходством:
— У вас неполная информация, только и всего, знаете, сколько бед случается из-за неполной информации?
Только сейчас меня уверяли, что я не кукла; прошла минута — и я обратился в марионетку, надо мной подтрунивают, выказывают превосходство, тычут носом в очевидное, подсовывают мне мои же слабости. Сток привык гнуться за годы службы; сам того не сознавая; первый раз выходя на работу, человек заключает тайный союз с дьяволом: князь тьмы гарантирует сытость, требуя в оплату за полный желудок расчет часами, днями, годами жизни.
И все же Сток предпочитал простые соображения туманным догадкам, тренированно улыбнулся, будто ничего не произошло, будто его не унизили, — а может, никто и не хотел поддеть Стока? Нервы подвели, с кем не случается? И, превозмогая гнев, повторяя мысленно «будь спокоен, не взрывайся», уточнил:
— Неполная информация?..
— Естественно! — Начальник, как дитя, радовался превосходству. — Землетрясения не было — это правда! Но дом ходил ходуном — и это тоже правда! Абсурд, на первый взгляд… Только если не знаешь тонкостей. Не обращали внимания — по городу разъезжают желтые машины, напоминающие мусорки, еще более неуклюжие, со стальными коленами телескопических ног?
На прямые вопросы Сток привык давать прямые ответы, хотя нереальность, никчемность беседы казались очевидными:
— Не замечал.
— В этом и фокус. Сейсмические службы разработали передвижные установки для испытания прочности зданий. Сегодня перед рассветом одна такая машина, разбросав крепежные лапы-станины, трясла мой дом, проверяли способность противостоять продольным и поперечным напряжениям, а также…
Дальше Сток не слышал. Бу-бу-бу… Подробности не интересовали. Одна машина трясла дом начальника, а другая или другие? — дом, где жил Сток. Такое вполне могло случиться.
Голос начальника выплыл из монотонного гула в ушах:
— Признайтесь, вы больны?
Сток поморщился, — ничуть.
— Странно… вы внезапно бледнеете, как блудница-малолетка, забеременевшая вне закона, перед объяснением с разгневанными родителями.
Сток желал одного: примчаться к дому, выспросить у дежурной, не долбило ли сегодня в предрассветные часы желтое чудище грунт перед домом.
— Мне кажется, — заметил начальник, — вы здесь и… одновременно где-то еще, у вас раздвоение, а может, и растроение личности…
— Расчетверение, распятерение… — с готовностью поддержал Сток.
Начальник поправил треугольник синего платка, торчащего из нагрудного кармана:
— Не печальтесь! Раздвоение, или расчетверение, или расшестерение, как вы изволили выразиться, штука не такая скверная, как раз это и означает, что вы не кукла. Куклам не свойственно раздвоение личности, и в этом их существенное отличие от думающих существ.
Что вы понимаете в куклах? Откуда вам знать, мучает ли их раздвоенность? И как ведут себя куклы по ночам в постелях одиноких мужчин?