Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 15

— У нас свободная страна, — сказал Ричер. — Именно для этого вы и работаете, верно? Я пойду туда, куда хочу. Я шёл очень долго.

Женщина замолчала надолго.

— Ну, я тебя предупредила, — наконец, сказала она. — Я не могу больше ничего сделать для тебя.

И она пошла в направлении Вашингтон Сквер, а Ричер остался там, где стоял, совсем один на Уэверли, то задирая, то опуская голову, чтобы поймать немного воздуха для дыхания. Когда он последовал за ней примерно две минуты спустя, то увидел, что она уехала в автомобиле, который стоял всё это время в зоне, запрещенной для парковки. «Форд Гранада» 1975 года, подумал он, бледно-голубой, с виниловой крышей и большой зубастой передней решеткой. Автомобиль свернул за угол, как сухопутная яхта, и исчез из виду.

На площади было более пустынно, чем ожидал Ричер. Во всём была виновата жара. Пара непонятных черных парней слонялась вокруг, вероятно, дилеры, и это было всё. Не было ни шахматистов, ни людей, выгуливающих собак. Но по пути на восточную сторону площади он увидел трех девушек, направляющихся в кафе. Студентки, наверное: длинные волосы, загар, стройные, может быть, на два или три года старше него. Он направился к ним, но увидел телефонную будку по пути. Найдя работающий автомат с четвертой попытки, он выудил горячую и влажную монету из кармана и набрал номер коммутатора Вест Пойнта, который хорошо помнил.

Монотонный мужской голос ответил:

— Военная академия США, куда вас переключить?

— Кадет Джо Ричер, пожалуйста.

— Оставайтесь на линии, — сказал голос, показавшийся Ричеру знакомым. В Вест-Пойнте было правилом удерживать линию, это делалось для борьбы с некоторыми проблемами, включая врагов иностранных и отечественных, а иногда и с прогрессом. Вест-Пойнт относился к армии и являлся не совсем обычным выбором для старшего сына морпеха, но Джо остановил свой выбор на нём и утверждал до сих пор, что всё ему нравится. Ричер пока не решил, куда поступать. Возможно, в Нью-Йоркский университет, к девушкам. Кстати, эти трое в кафе выглядели очень неплохо. Но он не строил никаких планов, шестнадцать лет пребывания в морской пехоте вылечили его от этого.

Телефон щелкнул, и загудел, когда вызов перевели на другой номер. Ричер достал еще одну горячую и влажную монету из кармана и приготовил её. Было без четверти девять, было темно и становилось всё жарче, если такое возможно. Пятая авеню была похожа на длинный узкий каньон, раскинувшийся на север перед ним. Вдалеке, низко над горизонтом, в небе полыхали зарницы.

Уже другой голос сказал:

— Кадет Ричер в настоящее время недоступен. Оставите сообщение?

Ричер сказал:

— Пожалуйста, передайте, что его брат задержится на двадцать четыре часа. Я заночую в городе и встречусь с ним завтра вечером.

— Вас понял, — сказал голос равнодушно, и соединение разорвалось. Ричер убрал вторую монетку обратно в карман, повесил трубку и направился к кафе на восточной стороне площади.

Кондиционер над дверью кафе был включен на полную мощность, он сильно трясся и дребезжал, но не снижал температуру кафе ни на градус. Девушки сидели все вместе в кабинке на четверых с высокими стаканами, полными кока-колы и таявшего льда. Две из них были блондинки, а одна — брюнетка. Все они имели длинные гладкие ноги и прекрасные белые зубы. Брюнетка была в коротких шортах и рубашке без рукавов и на пуговицах, а блондинки были в коротких летних платьях. Все они выглядели умными, сообразительными и полными энергии. Настоящие американцы из журналов. Ричер видел таких девушек только в старых, замусоленных журналах «Time», «Life» и «Newsweek» в Mуджуке и на каждой базе, где им приходилось жить. Они были кем-то из будущего, из сказок, и он восхищался ими издалека.

И вот он стоял у двери под ревущим кондиционером и восхищался ими совсем близко, но понятия не имел, что делать дальше. Жизнь на базе морской пехоты дала ему много, но совершенно не научила, как преодолеть расстояние в пятнадцать футов от двери до стола в кафе Нью-Йорка. До этого момента его несколько побед не являлись на самом деле победами вообще, это были, скорее, взаимные эксперименты девушек из Корпуса, таких же одиноких, как и он сам, так же желающих этого и полных азарта и безрассудства. Единственным минусом являлись их отцы, которые все без исключения были тренированными убийцами с достаточно консервативными взглядами. Три студентки, сидевшие перед ним, были совсем другой историей. Гораздо проще с точки зрения родителей, очевидно, но гораздо сложнее с другой стороны.

Он думал мгновение.

Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Ричер двинулся вперед, пятнадцать футов — и он подошел к их столу и сказал:

— Вы не будете против, если я присоединюсь к вам?

Они все посмотрели на него удивлённо. Девушки были слишком вежливы, чтобы сказать ему, чтобы он убирался, но слишком благоразумны, чтобы разрешить ему присесть. Нью-Йорк, лето 1977 года. Полыхающий Бронкс, сотни убийств, Сын Сэма. Необъяснимая паника везде.

Он сказал:

— Я здесь недавно. Вы не подскажете, где можно послушать хорошую музыку?

Молчание. Две пары голубых глаз и одна пара карих смотрели на него.

Он спросил:

— Вы куда-нибудь собираетесь сегодня вечером?

Брюнетка ответила первой.

Она сказала:

— Возможно.

— Куда?

— Пока не знаю.

Подошла официантка чуть старше по возрасту, чем сами студентки, и Ричер незаметно сместился в место, где её приближение не оставляло ему выбора, кроме как сесть. Как будто его смело движением. Брюнетка отодвинулась, оставив дюйм между своим бедром и его. Виниловая скамейка была липкой от жары. Он заказал кока-колу, было слишком жарко для кофе.

Наступило неловкое молчание. Официантка принесла кока-колу Ричера, и он сделал глоток. Блондинка, сидевшая напротив, спросила его:





— Ты из Нью-Йоркского университета?

— Я пока учусь в средней школе, — сказал он.

Девушка немного смягчилась, как будто он был редкой диковиной.

— Где? — спросила она.

— В Южной Корее, — сказал он. — Семья военного.

— А, фашист, — сказала она. — Отвали.

— А чем зарабатывает на жизнь твой отец?

— Он юрист.

— Сама отвали.

Брюнетка рассмеялась. Она была на дюйм ниже других, и её кожа была чуть темнее. Она была стройной, почти как эльф. Ричер слышал это слово, но оно значило не много для него, потому что он никогда не видел эльфов.

Брюнетка сказала:

— В клубе CBGB могут быть «The Ramones» или «Blondie».

Ричер сказал:

— Я пойду, если вы пойдете.

— Это плохой район.

— По сравнению с чем? С Иводзимой?

— Где это?

— Это остров в Тихом океане.

— Звучит неплохо. А пляжи там есть?

— Полно. Как вас зовут?

— Крисси.

— Рад познакомиться с вами, Крисси. Меня зовут Ричер.

— Это имя или фамилия?

— Это всё.

— У вас только одно имя?

— Так меня все зовут.

— Итак, если я иду в CBGB с вами, вы обещаете быть всегда рядом?

По разумению Ричера, это был вопрос, ответ на который очевиден, из серии «спят ли медведи в лесу?» или «является ли Папа католиком?» Он сказал:

— Конечно, рассчитывайте на меня.

Блондинки на противоположной стороне стола начали ерзать с сомневающимся видом, и Ричер сразу же понял, что они не пойдут с ними, а это был верный знак, что всё получится. Как зеленый сигнал светофора. Прогулка один-на-один, как на настоящем свидании. Девять часов вечера, среда, 13 июля в Нью-Йорке, и его первая победа на гражданке приближалась, как стремительно мчащийся поезд. Он чувствовал, как она надвигается, как землетрясение, и задумался, где находится общежитие Крисси. Где-то рядом, решил он.

Он продолжал потягивать кока-колу, когда Крисси сказала:

— Ну пошли, Ричер.

Ричер оставил деньги на столе за все четыре кока-колы, что посчитал вполне джентльменским поступком. Он вышел за Крисси в дверь, и ночной жар ударил их обоих, как молотом. Девушка приподняла волосы с плеч тыльной стороной ладоней, и он увидел влажный блеск на её шее. Крисси спросила: