Чащоба

Лео считал эти их отношения пустячной игрой. Видимо, оба они утратили способность и к душевной и к физической любви — при встрече перебирали минувшие дни и сокрушались по ушедшим годам. И все же они не хотели поддаваться омертвению чувств; с обоюдного молчаливого согласия в их отношениях установились новые правила: странные беглые спектакли проигрывались один за другим. Где-нибудь на замусоренной автобусной станции они глядели друг другу в глаза, пожимали руки, им казалось, что тело охватывается горячим приливом, пытались на мгновение выключить трезвый рассудок и делали вид, что нет причин для озабоченности.

Быть может, вообще все, что делает человека счастливым, на самом деле лишь воображение, мираж?

Видимо, Вильмут больше Юты верил в миражи. Когда ему удавалось заполучить бюллетень и отлучиться на несколько дней в столицу, он жил у Юты и лишь перед возвращением домой наведывался к Лео. Надо было освободиться от груза впечатлений, прежде чем возвращаться. Смеяться над чьим-то образом жизни было грешно, но, к сожалению, истории Вильмута были жалкими и смешными.

Вильмут, спавший с лица, жаловался, что провел бессонные ночи. Они пили с Ютой вино и анализировали свою любовь. Вильмут скулил, что Юта — кремень, а не женщина, не хочет, чтобы мужчина навсегда поселился у нее. Пусть Вильмут вырастит своих детей, не устает она повторять. Наконец до Вильмута стало доходить, что вроде бы благородная забота Юты Вильсон о его потомках просто удобная отговорка: так можно было удерживать его на нужном расстоянии. Вильмут охал и кряхтел, прежде чем нерешительно признался, что, наверно, им и не о чем было бы говорить, если бы они постоянно жили вместе. Юта немного поворкует, а потом надолго умолкает. Но стоит зазвонить телефону, со всех ног бросается к нему и часами бог знает с кем тараторит. Вильмут пришел к заключению, что обширный круг знакомых Юты создает ему конкуренцию. К тому же, видимо, смелая Юта побаивается тех, кто звонит ей, тех, других, — вдруг они вознегодуют, посели она у себя в доме мужчину! Иногда его дорогая Юта натягивает чужую маску и долбит, мол, ценит свободу. Свободу! Слово это бесит Вильмута. Разве спокойная жизнь не превыше свободы? Сидели бы вдвоем по вечерам у телевизора и шли бы потом беззаботно на боковую.

Вильмут решил пробудить у Юты ревность, пусть испугается: мужик-то может выскользнуть из рук. Вильмут считал большой хитростью, что без стеснения писал Юте о своих похождениях в домах отдыха и санаториях, придумывал, что за ним гоняются женщины, которые от него просто без ума. Описывая свои незатейливые амурные приключения, Вильмут не уставал заверять, что, несмотря на всю эту бьющую ключом жизнь, он не забыл Юту. И все равно Юта Вильсон не торопилась связывать свою жизнь со столь желанным мужчиной, не знающим отбоя от женщин.

Лео с отвращением слушал своего донжуанистого друга.

Временами досада к Юте Вильсон перерастала в горечь, и Вильмут решался не ехать на эти мимолетные встречи на железнодорожных станциях и автовокзалах. Он представлял, как Юта тщетно ждет его, к сожалению, злорадство не заглушало его страданий — в эти дни Вильмут был как на иголках.

Как всегда случается, Эрика напала на след Юты Вильсон. В небольших местечках люди находят удовольствие в преследовании чужих тайн и пороков; женщинам на почте показалось странным, что Вильмут получает подозрительные письма до востребования. Проявляя доброхотство, они обратили на это внимание Эрики. Поди знай, может, женщины пошли на благородное преступление — виной тому бедная впечатлениями жизнь, — и, прежде чем отдавать письма Вильмуту, их вскрывали над кипящим чайником. Во всяком случае, Эрика оказалась слишком даже информированной и, в довершение ко всему, обнаружила дома вещественное доказательство. Спьяну Вильмут позабыл в книге одно из писем.

Вместо обычной перепалки на этот раз в доме разразился шумный скандал.

Когда Лео услышал об этом, ему снова захотелось оглохнуть — чтобы низость и мерзость не доходили до него. Жалобы Вильмута действовали на Лео так, словно бы ледяные капли долбили его темя, и он, возможно, пережил чужой семейный скандал гораздо тяжелее, чем сами его участники.

И вновь Лео ощутил свою вину перед Эрикой. Из-за него очутившаяся в беде Эрика вынуждена была выйти замуж за первого попавшегося и прожить жизнь, унижавшую человека. Он, Лео, вырвал бы Эрику из будничной серости и сделал бы ее другой, избавил бы ее от безвкусных деревенских и поселковых привычек и пробудил бы в ней духовность. Лео верил, что он отучил бы Эрику от замашек, не свойственных деликатным людям; в их жизни царили бы миролюбие и взаимное доверие. Стоит хотя бы раз опуститься по какому-нибудь поводу до перебранки, где не выбирают выражений, и отношения уже навсегда изгажены, словно покрыты въедливой грязью.

В своих мыслях Лео парил в голубом сиянии над безрадостной жизнью Вильмута и Эрики.

Слушая Вильмута, Лео понял: судьба в отместку уготовила ему эти истории. Ведь он первым повернул перед Эрикой жизнь мрачной ее стороной и лишил ее надежды на покой и радость.

Но еще более ужасные душевные испытания ожидали как Вильмута, так и Лео впереди.

То, что произошло вскоре, чуть было не повергло Лео в приступы ревности.

Ну и Вильмут — не мог уж промолчать!

Он все еще считал Лео своим лучшим другом, от которого не было причины что-либо скрывать.

У Эрики появился любовник.

Рассказывая об этом, Вильмут не мог устоять на месте. Ноги, болевшие сильнее обычного, не поспевали за ним. Так он и носился по комнате Лео, подавшись телом вперед. То и дело застывал на месте, стучал кулаком по лбу с высокими залысинами и все повторял: и что у нее только на уме! Вся округа полна слухов, люди смеются не только над Эрикой и ее возлюбленным, но и над Вильмутом. Все началось с совхозного праздника урожая. Вильмут сидел с мужиками из мастерской, вначале он вроде и не замечал, что Эрика все время танцует. Что из того, его ноги уже давно не годились выписывать кренделя на паркете, — так пусть хоть жена покружит. Вильмут уже крепко захмелел, когда заметил, что Эрики в зале нет и что их новый тракторист-танцор тоже будто в воду канул. Мужики из мастерской завелись, на столе появлялись все новые бутылки, и Вильмут забыл про Эрику. Только под утро, добравшись с песней домой, увидел: жена одевается, чтобы идти на ферму. Не было у них времени пререкаться, и Вильмут завалился в кровать, чтобы проспаться.

Прошло несколько дней, и Вильмут стал замечать, что Эрика возвращается с вечерней дойки куда позднее обычного. Однажды даже полночь пробила, когда Эрика соизволила явиться — зардевшаяся, легкой поступью, с непривычным блеском в глазах. Вильмут знал, что доярки, бывает, балуются в комнате отдыха винцом — женщина тоже человек, — им тоже хочется развеяться, развязать языки, поговорить о жизни; так Вильмут и не стал ничего расспрашивать.

Однако вскоре поползли слухи: Эрика шастает к новому трактористу. Вильмут отмел сплетни, не возводите напраслину, танцор этот на несколько лет моложе Эрики, что, ему девок мало, навряд ли его привлечет замужняя женщина, да еще мать троих детей. Мужики в мастерской не стали спорить с Вильмутом, чего им лезть в чужую жизнь. Пусть Вильмут живет в блаженной вере, что у него верная и смирная жена.

Эрика все чаще задерживалась на работе.

На сердце у Вильмута стало тяжело от заботы.

Однажды вечером он отправился на ферму поглядеть. Эрика вышла, осмотрелась — что там увидишь в темноте, Вильмут, как тень, прижался к стене — и направилась в центр поселка. Вильмут, держась на расстоянии, крался следом за женой.

Лео слушал Вильмута, и ему казалось, что и сам он стал участником унизительной слежки.

Пошел мокрый снег. Тяжелые хлопья залепляли глаза, сырой ветер пропах прелой листвой, где-то впереди по едва заметной тропинке шла в сторону домов Эрика. Ее резиновые сапоги оставляли на сыром снегу темные следы, усилившийся снегопад тут же прикрывал их, словно хотел сбить с толку преследователей. Задували порывы ветра, и Эрика не слышала, что за ней крадутся двое — Вильмут и Лео, который в своем воображении шел рядом с другом. Прибавив шагу, они приблизились к ней. Смахнув с глаз налипающий снег, увидели согнувшуюся Эрику. Легкое пальто, надетое поверх толстой вязаной кофты, было тесным в плечах, случайная одежда уродовала фигуру женщины.