Страница 99 из 103
Читая газеты, Руслан узнал, что у него имеется свой боксерский «почерк» и «стиль», что бой он проводит в «агрессивно-контратакующей манере», что он демонстрировал «образцы отшлифованной техники» и «блистал тактическим разнообразием», что победы над сильнейшими спортсменами подняли его, Руслана, на вершину отечественного бокса. Журналисты, каждый на свой лад, описывавшие поединок Руслана с чемпионом, единодушно утверждали на страницах газет, что на большом ринге появилась звезда «первой величины», «мастер экстракласса». В военной печати делали упор на армейскую службу рядового Коржавина, рассказывали о его походе в песках, за что был недавно награжден медалью «За отвагу». В других газетах расписывалось житье-бытье Коржавина в Москве, работа токарем на заводе имени Владимира Ильича, а «Комсомольская правда» опубликовала очерк. В нем написали и о том, как однажды, будучи подростком, Руслан переплыл Москва-реку и «ласточкой» прыгал с дерева в водоворот.
«Не с дерева, а с моста, — подумал Руслан, читая очерк, — и все из-за нее, Тинки. Хотел, чтобы обратила внимание. Как давно это было!»
Коржавин смотрел в потолок и снова переживал неповторимое ощущение полета. Он тогда не слышал ни возгласов удивления, ни криков оторопевших пешеходов, спешивших к станции метро, ни длинных милицейских свистков. А когда он благополучно вынырнул и торопливо хватанул открытым ртом воздух, к нему уже мчался быстроходный милицейский катер.
«Детство, детство, — думал Руслан. — Сейчас, пожалуй, не стал бы прыгать с моста». Он хотел чуть повернуться — у него заныла спина, — при малейшем движении загипсованная рука пылала огнем. Руслан кисло усмехнулся: а смогу ли я вообще когда-нибудь прыгать «ласточкой»?
Глава двадцать четвертая
— Разрешите войти!
В палату, осторожно ступая большими сапогами, вошел сотрудник милиции. Рослый, плотный, он, казалось, стеснялся своего роста, своей силы и добродушно улыбался крупным ртом.
— Здравствуйте, товарищ Коржавин! — сказал он. — Давайте знакомиться. Сотрудник уголовного розыска капитан Ельников Юрий Александрович.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — ответил Руслан и, предчувствуя, что разговор будет долгим, показал глазами на табурет. — Присаживайтесь.
Ельников разложил на столике свои бумаги.
— Я к вам по делу...
— Догадываюсь, — произнес Коржавин.
— Тогда начнем. Расскажите все, как было. С самого начала.
— А что рассказывать? — Руслан пожал плечами. — Вам больше известно. Я ведь потерял сознание. Даже не помню, как сюда доставили. В общем, невеселая история.
— Почему вы такой мрачный? — Ельников недоуменно посмотрел на Коржавина.
— Радоваться нечему... Упустил гада... Он моего товарища, Женьку... Евгения Зарыку то есть... в Ташкенте... прямо в упор...
— Одну минутку, товарищ Коржавин. Полковник Широкоступ уже беседовал с вами?
— Какой полковник? — спросил в свою очередь Руслан. — Никакого полковника не видел. Из милиции вы первый...
— Тогда все понятно! — Капитан Ельников засмеялся. — Приятное еще впереди. Вы помогли органам. Полковник Широкоступ запоздал, видимо, сначала заехал в штаб округа, а потом прибудет сюда. Мне же поручено вести дело. С вашей помощью, товарищ Коржавин, мы задержали опасного рецидивиста, за которым давно охотились.
И капитан Ельников рассказал Руслану о Борисе Овсеенко, по кличке Боб Черный Зуб, о дальнейших событиях в вагоне электрички, о которых Руслан уже не мог знать. Группа туристов оказалась все-таки смелым дружным коллективом. Одна из девушек, увидев пистолет в руках хулигана (они еще не знали, с кем имеют дело), дернула стоп-кран. Электропоезд резко затормозил, и тут ребята-туристы бросились на хулиганов. В этот момент подоспели два милиционера. Они обезоружили бандитов и помогли доставить Коржавина в госпиталь.
О Тине капитан не сказал ни слова, словно ее там и не было. «Смылась, — подумал Руслан. — Бросила и смылась! Это на нее похоже... А Гульнара так бы не поступила. Она бы не бросила».
После капитана Ельникова в палату вошел, вернее, влетел Бондарев. Белый халат, накинутый на плечи, развевался, как кавказская бурка. Бондарев, не останавливаясь, дважды прошелся по узкой палате, распространяя запах дорогих духов. Гладковыбритый, холеный, в щеголеватом новом мундире, плотно облегавшем его мускулистую фигуру, он скорее напоминал педантичного штабника, чем тренера по боксу. Руслан, стараясь скрыть волнение, молча наблюдал за Бондаревым.
Наконец Бондарев остановился у кровати и, не глядя на Руслана, побарабанил по спинке кровати. Руслан заметил, что ногти тренера покрыты бесцветным лаком.
— Ты поступил благородно! Да! — начал Степан Григорьевич, растягивая слова. — Прими и мои поздравления. Герой! Такими солдатами армия может гордиться. Да! Великолепный поступок!
Руслан настороженно смотрел на Бондарева. Тренер произносил добрые слова, но как произносил! За каждой фразой сквозило еле сдерживаемое раздражение.
Руслан пытался сказать, что на его месте любой другой спортсмен поступил бы так же. Бондарев не желал слушать никаких оправданий. Он кривил губы, насмешливо щурил бесцветные глаза, холодные, колючие, и, наконец взорвался:
— Идиот! Дубовый ортодокс! — И выразительно постучал себя кулаком по лбу. — Думать надо! Зачем ввязался? Для борьбы с бандитами есть специальный орган, который называется ми-ли-ция. А у тебя финал! Да знаешь ли ты, что такое финал личного первенства?
Степан Григорьевич больше не сдерживался, ругался, как портовый грузчик, махал руками и бегал по палате. Руслану казалось, что тренер вот-вот кинется на него с кулаками. Руслан молчал, невольно съежившись. Он не сердился на Бондарева, он понимал его состояние.
По итогам личного первенства тренер, воспитавший чемпиона страны, получает награду. Ежегодно у Бондарева были чемпионы, и только на этот раз награды выскользнули из рук, как у нерасторопного рыбака пойманные рыбы: Дмитрий Марков проиграл, а этот дурак солдат сам лишил себя золотой медали! Он был уже почти чемпион, оставалась лишь пустая формальность — утром встать на весы и зафиксировать в протоколах, что вес у него в норме и к бою он готов...
Когда запас ругательств иссяк, Бондарев, тяжело дыша, как после бега по пересеченной местности, продолжал ходить по узкой палате. Руслан смотрел на надменно вскинутый подбородок и чуть прищуренные глаза, стараясь предугадать ход мыслей тренера. Хотелось верить, что еще не все потеряно.
— Вот что, рядовой Коржавин, — подчеркнуто вежливо начал Бондарев, и Руслану сразу все стало ясно. — Служить тебе осталось мало. В спортивную роту ты, сам понимаешь, не попадешь. Так что выбирай, где после госпиталя будешь донашивать форму — здесь, в нашем округе, или там, в Азии?
В словах Бондарева был приговор. Надежды рухнули. Конечно, тренер, прежде чем зайти в палату, встречался с хирургом, просматривал рентгеновские снимки, консультировался со специалистами. Если бы имелась хоть малейшая возможность возвращения на ринг, Степан Григорьевич воспользовался бы ею. Но медицина, видимо, бессильна... Комок подкатил к горлу. Руслану стоило больших усилий сдержать себя. Облизнув языком пересохшие губы, он тихим твердым голосом произнес:
— Хорошо. Выписывайте проездные документы.
Бондарев внутренне улыбнулся. Он приготовился услышать крик отчаяния, упреки, мольбу, взывание к совести, к справедливости. Но ничего подобного не произошло, все обошлось гораздо проще.
— Как хочешь! Проездные так проездные. Завтра они будут у тебя, а выехать можешь в любой момент. Только не думай, что я выдворяю тебя из центра. Просто ты еще окончательно не оформлен и считаешься временно прикомандированным.
— Выписывайте проездные!..
Когда Бондарев вышел из палаты, Руслан здоровой рукой закрыл вспотевшее от напряжения лицо. Заскрежетал зубами. А в ушах стоял звон и скрипучий голос Бондарева.