Страница 7 из 103
Капитан Юферов сидел как завороженный. Он наслаждался поэзией борьбы, восхищался мастерством Коржавина. Ему не верилось, что он смотрит соревнования областного масштаба. Значимость поединка была выше! Это не просто состязания на звание чемпиона области, это борьба старого и нового, это поединок прошлого с будущим. И будущее побеждает.
К концу третьего раунда тактическое превосходство Коржавина начало давать плоды. Все отчетливее стала вырисовываться его победа. Третий раунд был как две капли воды похож на предыдущий. Все так же Мурко лез в атаки и контратаки. И так же его переигрывал Коржавин. Темп боя не снижался, а, кажется, возрастал. Он достиг высшей точки. Осталась последняя минута, и соперники спешат воспользоваться остатком времени. Это решит исход поединка.
И вдруг произошла заминка.
Мурко остановился. Тяжело дыша, он исподлобья смотрел на Коржавина. Какая польза ему от бессмысленного фехтования легкими ударами? Он вдруг понял, что за легкими ударами, за быстро меняющимися положениями скрывается опасность. Коржавин плетет какую-то тонкую сеть, которая крепкой паутиной начинает опутывать его, сковывает действия, заставляет поступать так, как выгодно Коржавину и невыгодно ему, Мурко. Он чувствовал, что нерешительность влечет за собой потерю инициативы. А Мурко хорошо знал, что такое для боксера потерять инициативу!
И он решил действовать. В открытую. Удар на удар. Как действовал всегда, на всех рингах, с любым соперником. Мурко остановился, нагнул голову и выкатил вперед тяжелые кулаки. В его серо-зеленых глазах появился металлический блеск. Мурко медленно пошел вперед. Пошел твердо и уверенно.
Снова в зале стало тихо. Какая-то девушка ахнула. Судья на ринге застыл на месте, полный решимости вмешаться в поединок, остановить грубое насилие. Устрашающий вид Мурко, кажется, произвел сильное впечатление на всех, кроме Коржавина. В статичном положении Мурко он увидел отличную мишень. И сам шагнул навстречу.
Они сошлись в центре ринга и, осыпая друг друга ударами, закружились в вихре борьбы. Так сталкиваются в песках Каракумов два встречных воздушных потока, два порыва урагана и в могучем единоборстве сметают с земли десятки тонн песка, закрывают небо, и все живое вокруг дрожит и ждет окончания этой схватки.
— Мальчишка! — Юферов не выдержал. — Зачем ему принимать рубку?
Зрители повскакали с мест. Каждый бурно выражал свою симпатию. Дружки Николая кричали до хрипоты. Много друзей оказалось и у Коржавина. В зале стоял сплошной гул голосов.
— Коля, бей по организму!
— Жми, солдат! Проучи его!
— По сопатке, Коля! По сопатке!
— Солдат, ложись!
Все видели, что перевес на стороне Мурко. Его кулаки, тяжелые, как утюги, чаще мелькают в воздухе. Его удары сыпались на Коржавина, как чугунные ядра. Он начал теснить Руслана. Тот отступал, он, казалось, потонул в вихре ударов.
Коржавин отчаянно защищался, защищался всеми способами — подставками плеча и перчаток, «нырял» под бьющую руку, делал отклоны назад и уклоны в сторону. И, стиснув зубы, следил, выбирал момент для одного удара. И момент настал. Разгоряченный боем, опьяненный успехом, уже предвкушая победу, Мурко ослабил защиту, раскрылся. И Коржавин провел удар, вложив в него все силы.
Мурко упал спиной на канаты и, цепляясь за них, свалился на брезент пола.
— Раз! — судья взмахнул рукой и посмотрел на Коржавина.
Коржавин застыл на месте. Он словно забыл о том, что ему нужно уйти в нейтральный угол. Пока он не отойдет, судья не будет продолжать счет.
Мурко лежал без движения. Коржавин, шатаясь от усталости, которая сразу навалилась на него, топтался на месте.
— В угол! — капитан Юферов не выдержал и вскочил. — В угол! Скорей в нейтральный угол!
Коржавин тупо смотрел перед собой. Он ничего не слышал, хотя ему кричали со всех сторон. Он недоуменно смотрел на судью и не понимал, почему тот не считает. Так прошло несколько секунд. Мурко открыл глаза, пошевелил рукой. Потом перевернулся на живот, подтянул ноги. Тут только Коржавин понял свою оплошность. Он торопливо шагнул в дальний нейтральный угол, и судья продолжил счет:
— Два… четыре… шесть…
При счете «девять» Мурко быстро поднялся. Но едва он сделал шаг, как прозвучал гонг. Судья, широко расставив руки, встал на его пути:
— Раунд кончился!
Мурко продолжал двигаться.
— Раунд кончился! Все! Кончился!
Мурко скрипнул зубами. Потом махнул рукой, сплюнул с досады и повернул в свой угол.
Судья на ринге обошел боковых судей, собрал судейские записки. Главный судья соревнований, ознакомившись с ними, наклонился к микрофону:
— Единогласным решением судейской коллегии победа по очкам присуждается Коржавину!
Судья на ринге торопливо подошел к Руслану и поднял его руку,
Глава четвертая
Старший лейтенант Никифоров не захотел смотреть поединок до конца. Он знал, что чудес не бывает. А стремительная атака Мурко и поспешное отступление Коржавина говорили сами за себя. Старший лейтенант обругал себя за слабохарактерность, за то, что уступил, пошел на поводу у мальчишки. Он не мог простить себе такую оплошность. Ведь после боя с Мурко не может быть и речи о поездке Коржавина на окружные состязания.
Никифоров неторопливо шел по улице. Вечер был тихим и теплым. С темно-синего неба загадочно мигали звезды. Воздух, насыщенный ароматом цветущих садов, пьянил, как крепкое вино. Весна была в полном разгаре. То там, то здесь из темных закоулков доносился приглушенный шепот, звучные поцелуи или звонкий девичий смех. Коротка щедрая азиатская весна, и люди спешат ею насладиться. Особенно молодежь. В такие вечера разве усидишь дома?
Никифоров свернул за угол. Он знал, что где-то здесь находится закусочная. Ему захотелось выпить. Выпить кружку пива или стакан вина. Ему казалось, что это успокоит.
В закусочной было тесно и шумно. Спертый воздух ударил в нос. Все места были заняты. Вокруг столиков, уставленных бутылками и пивными кружками, теснились компании. У буфета стояла очередь. Неприятно пахло кислым вином, квашеной капустой и луком. Никифоров в нерешительности остановился у дверей.
— Товарищ старший лейтенант! Окажите честь…
Худой плечистый мужчина шумно отодвинул стул и, взяв стакан с водкой, шатаясь, шагнул к Никифорову.
Никифоров холодно посмотрел на пьяное лицо и, ничего не сказав, повернулся к выходу. Ему уже не хотелось ни пива, ни вина.
— Брезгуешь? — Пьяный цепко ухватился за рукав Никифорова.
Старший лейтенант рывком высвободил руку и вышел из закусочной. Весенний воздух был так свеж и ароматен, что сразу стало легко на душе.
Впереди из-за глинобитного забора торчала ветка цветущего урюка. Издали она казалась запорошенной снегом. «Душистым снегом», — подумал Никифоров и, легко подпрыгнув, достал ветку. Осторожно отломил веточку, облепленную цветами.
— Весна! — произнес он. — А у нас в Туле еще зима. Подумать только, там еще зима. Не верится, что в позапрошлом году в это время я на лыжах катался.
Волнение улеглось, испарилось, как утренний туман, уступив место легкой грусти, той нежной грусти, которая приходит к нам весной, рождая новые силы и желания.
Человек, как и все живое на земле, подвластен законам природы. Он тоже пробуждается и расцветает весной.
Никифоров взял лепестки в рот. Немного постоял и повернул назад. «Пойти к Коржавину, что ли. Утешить… А то, чего доброго, и вовсе бокс забросит. Мурко умеет выбивать любовь к спорту. Как бы и с Коржавиным того не случилось».
Подъезд был ярко освещен. Из Дома культуры доносился шум аплодисментов, восторженные крики, свист. Никифоров поспешно взбежал по ступенькам. «Неужели Коржавин держался до сих пор?»
Перед дверью он остановился. Вытащил портсигар, закурил. Пусть Коржавин пройдет в раздевалку, немного успокоится. Сейчас все равно разговаривать бесполезно.
Двери распахнулись, выпустив двух пожилых болельщиков. На одном был помятый картуз, на другом тюбетейка.