Победа достается нелегко

— Совсем как наша учебная, — почему-то шепотом произнес Чашечкин, — только нос поострее.

Вдруг из сопла ракеты вырвалась ослепительная струя пламени и громовой гул потряс землю. Бурое облако пыли и газов, клубящееся, быстро растущее во все стороны, окутало стартовую установку, и из этого облака, как из толщи серой ваты, вынырнула серебристой иглой ракета. Оставляя за собой оранжевый огненный след, она стремительно стала набирать высоту, уходя в безоблачную синеву каракумского неба.

— Расчет, в боевое положение! — срывающимся басом резко прокричал Мощенко и первым выскочил из укрытия.

Солдаты, еще не пришедшие в себя от громового раската, полуоглохшие, с вытаращенными глазами и застывшими улыбками, скорее автоматически, в силу привычки, чем сознательно, выскакивали из укрытия и бежали вслед за сержантом.

— Давай! Давай!

В нос бьет прогорклый запах порохового дыма, железной окалины и опаленной земли. А сзади, чуть наискосок, натужно рыча мощным мотором, к стартовой установке мчится грозный тягач. Водитель тягача, вернее, транспортно-заряжающей машины ефрейтор Пальчиков, казалось, слился с машиной. В кабине тесно и душно, пыльный горячий воздух, бьющий в приоткрытое боковое стекло, не приносит прохлады, только сушит пот. Подавшись вперед, ефрейтор гонит машину. Сейчас от него, от его проворности, точного маневра и, главное, быстроты зависит многое. Дорого каждое мгновение. Он должен так остановить тяжелую машину, чтобы расчет мог сразу же зарядить установку для нового пуска.

Но как отыскать это единственно нужное место в облаке пыли, на земле, обожженной огнем ракетного двигателя? Минуту назад здесь бесновалось пламя. Круглая площадка, окаймленная покатой насыпью, была похожа на кратер вулкана. В сером облаке пыли и газов Пальчиков скорее угадывает, чем замечает, силуэт приземистой конструкции с протянутой вперед металлической рукой. Она ждет, она готова принять ракету. Пальчиков быстро кладет большую мозолистую ладонь на рычаг и, чуть откинувшись, жмет ногой на педаль.

Огромный тягач, плавно сбавляя скорость, как вкопанный замирает буквально в нескольких сантиметрах от пусковой установки.

— Давай, ребята! Давай!

Пальчиков расслабленно улыбается. В спокойном голосе сержанта он слышит оценку своей работы. Все в порядке, подкатил точно. Теперь дело за боевым расчетом.

Глухо звякнули освобожденные зажимы. Ракетчики действовали быстро и ловко. Тяжеленная сигара плавно поплыла над головами и беззвучно легла на металлическое ложе установки, словно на протянутую ладонь.

— Гони! — Мощенко махнул шоферу, и Пальчиков, отпустив тормоза, включил скорость.

Тягач, вздымая облако пыли, помчался в степь. А над ракетой начали колдовать огневики во главе с Евгением Зарыкой. Идет тонкий и как будто простой на первый взгляд процесс подключения сложного ракетного двигателя к цепи привода пусковой установки. Рядом с Евгением склонился Нагорный. Он старается скрыть волнение, но не в силах совладать с собой. Страх перед огромным металлическим снарядом, начиненным спрессованным огнем, который от неточного подключения, от малейшей искры может обрушить шквал всесжигающего пламени, этот страх натянул нервы, сковал движения, сделал непослушными пальцы рук. Они словно одеревенели. На висках выступила холодная испарина. Боевая ракета — далеко не то, что учебная. Закусив нижнюю губу, Сергей торопливо соединял цепь привода.

— Как у тебя? — раздается над ухом голос Зарыки.

— Кажется, все… Порядок! — выдыхает Нагорный.

Сержант Мощенко отбежал последним. Схватив телефонную трубку, доложил капитану:

— Первая в боевом положении!

Выслушав приказание, Мощенко почему-то кивнул, затем повернулся к расчету:

— В укрытие!

Руслан спрыгнул вслед за Евгением, а рядом, осыпая комья земли, свалился Мощенко. Его широкое измазанное копотью, лоснящееся от пота лицо сияло неподдельной радостью. Облизнув пересохшие губы, он тем же тоном, каким отдавал приказания, прокричал:

— Капитан сказал, на четыре секунды! Во, ребята! Здорово дали! А?

На измазанных глиной и копотью напряженных лицах солдат появились улыбки, потеплели глаза. Приятно слышать, когда тебя хвалят. Евгений Зарыка весело хмыкнул, достал из кармана перочинный ножик, открыл штопор и с хитрой ухмылкой протянул сержанту:

— Возьми, друг Петя. Действуй!

— Ты что? — Мощенко недоуменно посмотрел на штопор, перевел взгляд на Зарыку. — Зачем?

— Дырочки делать, — спокойно пояснил тот.

— Какие дырочки?

— Обыкновенные, на гимнастерке. Не одному Коржавину фасонить медалью.

Петр не мог так быстро переключаться от серьезного к смешному. Он хорошо знал характер друга, всегда снисходительно относился к его шуточкам, но тут почему-то не выдержал:

— Ты… ты знай место! — прокричал он и, понимая, что становится смешным, усилием воли сдержал вспыхнувшее негодование, медленно достал флягу, отвинтил пробку и, хотя самому страшно хотелось пить, протянул Руслану:

— По два глотка.

Фляга пошла по рукам.

Солнце поднималось все выше, его острые лучи жгли, как однажды выразился Зарыка, «прямой наводкой». Спрятаться было некуда.

И тут раздался тихий, полный недоумения и тревоги голос Чашечкина:

— Братцы, а ракета что-то того… не летит!

Солдаты переглянулись, как бы спрашивая самих себя: неужели правда? Не может быть! Зарыка первым приподнялся над бруствером земляного укрытия. Серебристое тело ракеты мирно покоилось на стартовой установке.

— Внимание! Всем оставаться в укрытии! — загремел по степи динамик. Ракетчики узнали голос бати, полковника Маштакова, и каждому стало ясно, что пуск не состоялся. — Отключить питание ракеты! Ждать моего приказа.

Несмотря на жару у Зарыки похолодела спина. Не взлететь ракета могла по двум причинам: из-за неисправности двигателя или… или неточной работы огневиков. Евгений, проверяя себя, мысленно повторил каждое движение. Нет, он делал все правильно, по инструкции. За годы службы он овладел специальностью на уровне офицера-техника. И вдруг такое… Молча обвел взглядом огневиков. Кто же из них? Кто напортачил? Кто допустил ошибку во время подключения в цепь? Никто не дрогнул, не опустил глаз. Каждый был уверен в своих действиях. Вдруг Евгений вспомнил напряженную спину Нагорного, крупные капли пота на его висках и нервные торопливые движения. Тогда Зарыка не придал им особого значения, подумал, что нелегко первый раз обслуживать боевую ракету… Неужели Нагорный? Зарыка шагнул к нему:

— Ты!..

Нагорный от неожиданности заморгал, попятился и, втянув голову в плечи, вдруг закричал срывающимся голосом:

— Я… я все правильно! Можешь проверить! Проверить!

Проверять в этой обстановке было рискованно. Двигатель ракеты в любое мгновение мог сработать. Бесчисленные органы мудреного механизма получили питание, и кто может гарантировать, что там, внутри, не идет скрытый процесс реакции? Каждый знал, сила пламени такова, что человек сгорит за несколько секунд, быстрее, чем соломинка в печке.

Зарыка сосредоточенно смотрел на застывшее холодное тело ракеты, которое тускло поблескивало, как посеребренное инеем дерево в морозный день. Кровь молоточками стучала в висках: кто-то должен пойти… Евгений старательно застегнул ворот гимнастерки, словно на нем была не рубаха, а огнеупорный скафандр, взял сумку с инструментами и, ни у кого не спрашивая разрешения, одним махом выскочил из укрытия.

— Назад! — Мощенко угрожающе потряс кулаком. — Вернись!

Евгений, не оглядываясь, словно он ничего не слышал, бежал к стартовой установке. Пыль и облака газа давно рассеялись. Отовсюду: из земляного укрытия и кабины пускового устройства, где находился капитан Юферов и старшие офицеры, со станции наведения, локатор- ной установки и походной кухни — наблюдали за отчаянным солдатом. Вот он обошел ракету, прислонился щекой к ее серебристому телу, несколько секунд вслушивался, как врач, потом, засучив рукава, осторожно стал что-то откручивать…