Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 103

— «Я — „Беркут“, я — „Беркут“! В районе… — Петрович сообщил координаты, — укушен змеей работник зоологической экспедиции. Его жизнь находится в опасности. Срочно нужна врачебная помощь! Прием! Прием!»

У Гульнары звенело в ушах, бешено колотилось сердце. Минуты казались вечностью. Схватившись за борт автомашины рукой, она неотрывно следила за Петровичем. Вдруг на его губах скользнула улыбка. Он кивнул Гульнаре:

— Выслали вертолет.

Гульнара медленно вытерла тыльной стороной ладони пот со лба. Во рту было сухо, и шершавый язык, казалось, прилип к нёбу. У машины собрались люди. Кто- то тронул ее за плечи. Она обернулась. Пожилая узбечка протянула ей пиалу с козьим молоком.

— Джоним, ичинг! (Пей, дорогая!) Молоко сердце успокоит.

А Петрович уже налаживал связь с санитарным вертолетом. Слышимость была отличная, и вскоре к Гульнаре донесся бодрый голос пилота:

— Где больной? В кишлаке или в песках?

Петрович сообщил координаты. Потом включил мотор и повернулся к Гульнаре:

— Садись, показывай дорогу!

Обратный путь проделали быстро.

Бадарбай-бобо лежал на разостланном халате и судорожно дышал. На посиневших губах выступала розоватая пена.

Не успела Гульнара сказать и двух слов, как в небе раздался гул вертолета. Он быстро снизился. Едва его колеса коснулись земли, как открылась дверца и два человека в белых халатах спрыгнули на землю.

— Где больной?

Пожилой с седой шевелюрой врач оказал проводнику первую помощь. Потом Бадарбай-бобо положили на носилки и погрузили в вертолет.

Константинов отвел врача в сторону:

— В каком он состоянии?

Врач улыбнулся уверенно, с достоинством человека, знающего свое дело.

— Через пару недель снова пойдет в пески. И не таких отхаживали!

Рядовой Нагорный вышел из клуба. Ему хотелось еще раз прочитать письмо матери.

В клубе чествовали Коржавина и всю команду боксеров. Как-никак, а рядовой Коржавин занял второе место. Об этом пишут в газетах, говорят по местному радио в спортивных передачах.

Нагорный ему завидовал. Везет же парню! Сергей смотрел на сцену, где среди командиров сидел смущенный рядовой Коржавин, и думал: «Конечно, если бы он, Сергей, в Москве потренировался чуть-чуть, то наверняка стал бы чемпионом. Тут же Азия, одна серость и посредственность!»

Коржавину завидовал не один Нагорный. Многие не знали и не имели представления о тяжелой подготовительной работе, о годах изнурительных тренировок, когда боксер ограничивал себя во всем, упрямо идя к намеченной цели, — они считали успех Коржавина счастливой удачей.

Но друзья, сидящие в зале, отлично понимали, какой ценой был достигнут успех. Они знали Коржавина, знали его упорство. Они были свидетелями той гигантской работы, которую проделал он в период подготовки к соревнованиям: после тяжелого солдатского дня Руслан шел в спортивный зал и тренировался. И откуда только у него находились силы и энергия! Тогда тоже некоторые усмехались, считали, что он зря себя мучает, что лучше бы шел отдыхать. А теперь всем стало ясно: нет, не зря! Упорная тренировка помогла встать на пьедестал почета.

Нагорный ушел в конце торжественной части, когда был зачитан приказ командира о предоставлении рядовому Коржавину внеочередного отпуска. Приказ был встречен овацией. А Нагорному захотелось побыть одному. Утром, когда ему вручили письмо от матери, он удивленно взглянул на пухлый конверт: «Опять будет на пяти страницах проливать слезы о нелегкой судьбе солдата…» Мать в своих пространных письмах кручинилась о своем «несчастном» дитяти.

Нагорный вскрыл конверт. Письмо оказалось коротким, всего два листочка. В конверт мать вложила еще газету «Московская правда». Сергей недоуменно развернул ее. На четвертой странице мать обвела синим карандашом статью «Выродки». Недобрые предчувствия охватили Сергея. Он стал торопливо читать статью. В ней говорилось о его бывших дружках, осужденных судом.

Статья потрясла Нагорного. Весь день он думал о ней. Ведь и он мог быть рядом с ними на скамье подсудимых!

Письмо и газету он спрятал в карман. На вопросы товарищей, что, мол, пишет мать, отвечал односложно: «Все то же, скучает и ждет, как все матери».

В спортивном зале было тихо и пусто. Сергей пристроился у окна. За окном на столбе горела лампочка, и света было достаточно. Сергей вновь развернул газету, внимательно, вдумываясь в каждую фразу, прочел статью. Корреспондент ничего не приукрасил. Да, все так и было на самом деле. Непристойные танцы при тусклом свете красного фонаря, пьяные оргии. Конечно, Сергей знал, что его дружки шантажируют девушек фотографиями, сделанными во время оргий, занимаются бесстыдным вымогательством. На их языке это обозначало: добывание долларов. Сергей знал и многое другое, о чем не упоминается в статье. Он хорошо помнит последнюю встречу, когда дружки, выражаясь на их языке, «откололись» от Нагорного. Они его предупредили: «Прошлое — могила. Откроешь рот, отправим в гости к прабабушке».

Тогда Сергею было обидно: они уже не считают его человеком. А сейчас? Сейчас он полностью соглашался с письмом матери, которая писала: «Радуйся, Серж, тебе повезло». Да, мать права. Ему повезло. Ему здорово повезло! Служба в армии заставила по-новому взглянуть на жизнь,

Глава девятнадцатая

Друзья снова вместе. После отбоя, когда в казарме наступила тишина и воины поудобнее расположились на своих койках, Зарыка влез на верхний ярус, лег между Коржавиным и Мощенко.

— Ну вот, Корж, ты снова дома, — сказал Евгений Зарыка.

— Да, ребята. Соскучился я по казарме, по дивизиону.

— Свистишь! — Евгений толкнул его локтем.

— Честно, ребята! Все думал, как вы тут. Учения скоро, а у вас на шее этот тип. — Коржавин показал вниз, где лежал Нагорный.





— А он ничего, не такой уж страшный, — ответил Евгений.

— Обкатывается, — добавил Петр Мощенко.

— Сам? — спросил шепотом Руслан.

— Ну не совсем сам…

— Тебе небось он в печенки въелся?

— Парень он ершистый. Но ничего, обкатываем. В общем, у нас все в порядке, без тебя никаких событий не произошло, — сказал Петр.

— А часы?

На руках у Зарыки и Мощенко новые часы.

Мощенко поднял руку. В темноте светились циферблат и стрелки.

— Корж, тебе нравятся?

— Еще бы!

— Это подарок.

— Премия, — добавил Евгений, — от командующего.

— Ну и ну! — Руслан хмыкнул. — Вот тебе и «никаких событий»!

— Ты ведь знал об этом! — сказал Мощенко. — Еще при тебе приказ читали.

— Это за «акулу»?

— За нее.

В отсутствие Коржавина в часть приезжали из инженерного управления. Хвалили изобретение. Говорят, что такое приспособление и в других частях будут делать. Генерал сам вручил Зарыке и Петру часы. Потом беседовал, обещал оказать содействие в поступлении на инженерный факультет военного училища.

— Как видишь, на первое пятилетие наша жизнь уже определилась, — сказал Зарыка.

— И ты тоже в военное училище? — искренне удивился Руслан.

— Да. Мы с Петром вместе. И даже о тебе подумали. Хочешь с нами?

Руслан ответил уклончиво:

— Надо подумать.

— А что думать? Разве плохо быть офицером-ракетчиком? У тебя будет военное плюс инженерно-техническое образование.

— А если всеобщий мир и разоружение?

Зарыка засмеялся:

— Удивил! Да с такими знаниями не пропадешь, на всю твою жизнь работы хватит! Сколько еще неосвоенных пространств! Я не говорю о космосе, и на земле дел хватит. Так что решай!

— Будем вместе служить, — добавил Петро.

Коржавин тихо присвистнул.

— Предложение заманчивое. На пути только одна непреодолимая преграда: целый год службы!

Зарыка толкнул локтем под ребра.

— Дубина! Мы тоже не завтра демобилизуемся.

— Тогда нечего спешить.

— Спешить надо, — задумчиво произнес Мощенко. — За год мы должны подготовиться, повторить курс химии, физики, математики.