Страница 14 из 23
Не отдавая себе отчет, что она делает, Соня, не раздумывая, прыгнула в воду: Катя гибнет, надо спасать. И тут же, поскользнувшись, упала, целиком погрузившись в воду. "Вот и конец, - вдруг поняла она. - Здесь я и останусь. Дочка моя, Верочка, прости свою непутевую мать. Прости и прощай...".
Жажда жизни спасла-таки уже простившуюся с дочерью Соню, заставив ее встать на колени, вынырнуть. В уши ударил крик Олега
- ...стоять!...
Соня вдруг с изумлением осознала: жива. Более того, никакой опасности нет, она стоит на коленях у самого берега. Только вся вымокла и куда-то делась стропа...
…Олег уже почти достиг прибрежной отмели, когда почувствовал резкий рывок стропы назад. И почти тут же раздался отчаянный женский крик. Олег обернулся, и мороз пробежал у него по коже: поток тащил отчаянно барахтающуюся Катю. А с берега ей на выручку устремилась Соня.
- Стоять! - заорал Олег, расстегивая застежку рюкзака. - Соня, стоять!
И с ужасом увидел, как женщина, споткнувшись, упала и вся ушла под воду. Катю же поток прижал к прибрежной отмели, она лежала лицом вниз, не подавая признаков жизни. Которую спасать первой? О, черт, неужели они обе сейчас погибнут? Успеет ли он добежать до Сони, успеет ли вытащить ее живой?
Олег сбросил с плеч рюкзак, швырнул его на берег. Следом отшвырнул и бесполезную уже стропу. Бросился было к Соне. Но вот из-под воды показалась Сонина голова: женщине удалось-таки встать на колени. Поняв, что Соня сейчас вне опасности, Олег устремился к Кате, крикнув только:
- Соня, ради бога, так и стой. Не пытайся вылезти на берег сама.
Тут уж не до раздумий: стоит ли переправляться или пойти на запасной вариант. Катю на левый, их, берег не вытащить ни через две стремнины, ни – тем более – через одну объединенную. Да и жива ли она? Лежит без движения, левая нога в крови.
Олег добежал до женщины, рывком поднял ее. Слава богу, дышит. Он стащил с Кати рюкзак, швырнул его на берег, взял женщину на руки и понес ее к берегу. Катя застонала, приоткрыла глаза.
- Вот, доставила хлопот, - чуть слышно прошептала она.
- Да уж, - буркнул Олег, стараясь не споткнуться, не поскользнуться.
Он пристроил Катю возле зарослей ольховника, прислонил ее к большому камню и побежал выручать Соню, которая так и стояла на коленях в воде у самого берега, мокрая, дрожащая. Олег помог ей подняться, вытащил ее на берег и бросил взгляд на Катю: как она после такой встряски. Женщина полулежала у того же камня, широко расставив ноги, и, уткнув лицо в ладони, рыдала.
Переведя и Соню на правый берег и убедившись, что рюкзак, который нес он сам, не намок, Олег пошел за оставшимися вещами. Засовывая в рюкзак последнюю пару ботинок, услышал всплеск. Поднял голову, не чая увидеть ничего хорошо. И не ошибся: в ручье лежал Сонин рюкзак, а сама Соня пыталась вытащить его.
- Живо на берег, - истошным голосом заорал Олег.
Соня выпустила рюкзак, шагнула, поскользнулась и шлепнулась плашмя в поток. Олег отбросил рюкзак, не выбирая пути, перебежал ручей, ухватил Соню за волосы, рывком поднял ее, перехватил подмышки, прижал к себе, ощутив под мокрой рубашкой трепетание грудей, и вытащил на берег. Затем выволок из ручья и рюкзак, из которого струей вытекала вода.
- Что тебе понадобилось в рюкзаке, - устало спросил ее.
- Хотела достать себе и Кате сухое белье, - ответила Соня всхлипывая.
- Теперь все ваши вещи мокрые, - зло сказал Олег. - Никуда сегодня не пойдем, сушиться надо. Чтоб больше без моего разрешения с места даже и не вставали. Понятно.
- Понятно, - проговорила Соня.
Катя же только громко всхлипнула.
Вновь перейдя ручей, Олег обернулся. Катя сидела в той же позе и все так же рыдала. Соня стояла перед ней на коленях, гладила по плечам, утешая. Олег вздохнул, чувствуя, как темная и мрачная злоба закипает в груди, вскинул рюкзак и в очередной раз зашагал через ручей.
Итак, итоги переправы плачевны: две перепуганные, дрожащие от холода и пережитого ужаса женщины, два мокрых рюкзака и потерянных впустую полдня. Олег почувствовал, как внутри него закипает темная злоба. Но сейчас не время разборок: вода в ручье быстро поднимается, надо подниматься на отрог. Олег бережно, за руку отвел наверх Соню, усадил ее. Вернулся за Катей, все еще всхлипывающей после пережитого на переправе. Столь же бережно отвел наверх и ее, усадил рядом с подругой. Затем Олег втащил все три рюкзака, перевел дух и мрачно посмотрел на своих спутниц. Те сидели на камне рядышком, виновато понурив головы.
- Чего сидите? – прикрикнул он на них. - Выжимайте рубашки. А я пока поставлю палатку.
Катя и Соня торопливо скинули рубахи, принялись их выкручивать. Олег посмотрел на них, усмехнулся ехидно: сквозь тонкую мокрую ткань лифчиков просвечивали, алея, соски. Он быстро вытащил из своего рюкзака палатку и стал ловко устанавливать ее на небольшой относительно ровной площадке. Установив палатку, кинул туда свой, единственный, оставшийся сухим спальник и велел женщинам лезть в нее, швырнул им сухое полотенце – по счастью оно было в его рюкзаке - и флягу со спиртом.
- Растирайте друг друга. Катя, ты не ободралась о камни?
- Ободралась, - всхлипнула женщина.
Олег вернулся к рюкзаку, достал бальзам и просунул руку в палатку.
- Аккуратно смажь все раны и ссадины. Как я смазывал тебе натертые ноги. Что ободрала-то?
- Больше всего живот, - пролепетала Катя, рассматривая свое исцарапанное тело.
- Тогда побудь пока без трусиков, чтобы ткань не прилипла к открытым ранкам.
- Трусики все мокрые, - горестно проговорила Катя.
Пока женщины вытирались, разогревались, да смазывали бальзамом Катины ссадины, Олег разжег костер, затем спустился к ручью, набрал в котелок воды: надо же вскипятить чай. Ясно дело, сегодня они больше не пойдут, надо сушить вещи. Вновь подумав о потере половины дня и чертыхнувшись, Олег принялся распаковывать женские рюкзаки. Первым делом разложил на камнях оба спальника. Затем натянул над костром стропу, привязав ее концы к тяжелым камням, да еще сверху навалив несколько для надежности. На стропе аккуратно развесил мокрые женские вещички. Проверил: не достанет ли пламя, не подпалит ли сохнущие вещи. Остался доволен.
- Давайте сюда свою мокрень, - крикнул он женщинам.
Из палатки высунулась голая женская рука, протягивающая ему два насквозь мокрых лифчика и двое столь же насыщенных водой трусиков. Олег тщательно выжал все вещички и бережно повесил их на стропу. Ярость бушевала в его груди, мешала рассуждать трезво. Ярость – и еще какое-то чувство, понять которое Олег не мог. Он был готов избить их – и жалел их. Он ненавидел их – и молил все силы судьбы не разлучать его с ними… «Ведь могли погибнуть ни за понюшку табаку! - подумал он зло. – Экие идиотки». Тем временем вода начала закипать.