Страница 20 из 34
Тася с уважением поглядела на могучие стены и башни монастыря.
- Теперь перейдем к вопросу, заданному мне одним из экскурсантов, - улыбнулся Волошин. - Зачем столько дворов? А затем, что если во время осады крепости враги ворвутся в какой-либо один монастырский двор, им придется штурмовать стены остальных дворов.
- Да, действительно… - с восхищением оглядывая внутренние стены, согласилась Тася.
- Прошу обратить внимание, товарищи экскурсанты, на расположение дворов, - с увлечением продолжал Волошин. - Ворвавшись в один двор, враги уже сами с трех сторон попадали в окружение защитников крепости и часто бывали так, биты, что старались уползти поскорее с завоеванной территории крепости.
- А монастырь этот действительно осаждали враги?- спросила Тася.
- Да! И неоднократно, уважаемые товарищи! Но каждый раз они бывали отброшены и развеяны. А вот и пятый двор.
Тася смотрела как зачарованная.
Перед нею раскрылся уголок неописуемой прелести: лужайку прорезал ручеек, а дальше, на зеленом холме, как горящая свеча, стояла пурпурная церковь, окруженная толпой берез. Перед церковью в немом ожидании застыл строгий белый павильон, прикрывший крохотную избушку Кирилла Белозерского, основателя монастыря. А над всем этим маленьким миром прошлого в синем небе сияло глазастое солнце и стояла какая-то особенная тишина…
Юноша и девушка приблизились к церкви Иоанна Предтечи, где вчера ночью они видели монастырского сторожа. Дверь была приоткрыта. Постояв минуту, Тася и Волошин вошли в церковь.
Маленькая и миниатюрная извне, она показалась им просторной внутри. Но насколько нарядным и радостным был ее внешний вид, настолько строгой и суровой она казалась внутри… Темные древние иконы, почерневшая позолота, меланхолический блеск бронзовых подсвечников, коричневый тон деревянного аналоя - все это ясно показывало, что создатели церкви обращаются к вошедшему на языке аскетизма и смирения.
В глубине виднелся небольшой алтарь. Маленькие оконца, похожие на бойницы, опускали на пол лучи солнца.
Волошин взглянул на Тасю.
- Ну, как?
- Жутко… - поеживаясь, ответила девушка. Молча она озиралась по сторонам и вдруг взгляд ее ожил: она хотела разглядеть в полутьме художника, написавшего икону, скромного монаха, стоящего где-то позади своего складня…
- Это какой-то ученик Андрея Рублева! - взволнованно сказала Тася. - Это колыбель нашего русского изобразительного искусства!
- Может быть, - ответил Волошин. - Но для меня, Настенька, икона есть прежде всего икона, то есть монета религии. У нее две стороны. Об одной вы судите правильно. А вторая сторона ее та, что это все-таки мистика и метафизика. Это фетиш, которому поклонялись люди веками. Это агитпропаганда феодалов и князей церкви, подменивших живое слово христианского гуманизма сухой догмой и фетишизмом… «Смирение во имя бога и суровая постная жизнь на земле во имя прекрасной жизни на небе, после смерти!..» Вот что говорили народу своими иконами эти вдохновенные иконописцы. И говорили они порой так сильно, что народ, готовый взбунтоваться, смирялся, глядя на их иконы, и терпел вечный пост…
Тася задумчиво смотрела на складень.
- Вы со мной не согласны? - спросил Волошин.
- Нет, почему же?.. Согласна. Это тоже правда. Смотрите, какой здесь интересный пол!
Волошин стал разглядывать пол. Составленный из небольших разноцветных плит ярких и темных тонов, он являл собой замысловатый и в то же время вполне законченный орнамент. Простой домотканный ковер закрывал центральную часть орнамента и длинная дорожка от паперти до алтаря разрезала его надвое.
Волошин нагнулся, взялся за ковер и стал его скатывать.
- Что вы делаете? - с изумлением спросила Тася.
- Хочу посмотреть весь пол.
Скатав ковер. Волошин принялся за дорожку. Через три минуты мозаичный пол предстал перед Тасей во всем своем великолепии.
- Хорош? Неправда ли? - спросил Волошин.
- Очень! - с восторгом подтвердила Тася. - Если бы его можно было зарисовать…
- Рисовать я не умею, но…
Волошин осмотрелся и выбежал из церкви. Через минуту он вернулся со стремянкой и поставил ее поближе к центру, потом взобрался на нее и взял в руки висевший в футляре фотоаппарат. Тася поняла, что он хочет сфотографировать этот замечательный пол.
Щелкнув несколько раз затвором и осветив вспышками «Блица» церковь, Волошин слез с лестницы, отнес ее на место и вновь разостлал ковер и дорожку.
Целый день Тася и Волошин бродили по обширным монастырским дворам, опускались в страшную подземную монастырскую тюрьму, поднимались на крепостные стены.
Взявшись за руки, как школьники, они ходили и смотрели, смотрели и обменивались впечатлениями,вспоминали все, что они узнали в Вологде, об этом русском чуде, гордо стоящем над водой озера, о сказочном «граде Китеже», затерявшемся в северных лесах. Стоя на зеленом холмике пятого двора, Тася сияющим взором окинула монастырские строения, видневшиеся вдали: белые кельи и старинные палаты, трехэтажные стены с бойницами. Она прислушалась: вокруг стояла тишина, лишь издалека доносился сигнал одинокой машины, гудели шмели и шептались березы.
- Как странно! - сказала Тася. - Лишь три дня назад мы были в Москве, в самой пучине бурной современной жизни, и вот попали сразу в тринадцатый и четырнадцатый века, в феодализм,…
- Ваня! Вытаскивайте свою тетрадку и прочтите, что вы там еще записали в Вологде об этом монастыре?
Волошин покорно достал из-за пояса общую тетрадь и, развернув, стал читать, как псалтырь:
«Русский север среди своих исторических памятников насчитывает несколько монастырей, из которых наибольшее значение имеют монастыри-крепости, бывшие проводниками не только религии, но и московского влияния, проводниками идеи объединения вокруг Московского государства всей русской земли»…
- Нет! - прервала его Тася. - Вы мне это уже говорили… Найдите в своей тетрадке про монаха, который ушел из московского Симонова монастыря в четырнадцатом веке и поселился вот здесь, на этом холмике, в диких лесах…
- Святой Кирилл?-насмешливо спросил Волошин.- Настенька! Чего доброго, вы здесь молиться начнете…
- Ах, Ваня! - со вздохом сказала Тася. - Ну, зачем вы шутите? Я хочу понять этого человека. Кто он? Почему ушел из Москвы в глушь? Ведь он там архимандритом крупного монастыря был. Знать московская под благословение к нему подходила. В чем же дело?.. Что ему в этих диких северных дебрях понадобилось? Ответьте мне.
Волошин оглянулся, внимательно посмотрел на крохотную деревянную избушку отшельника, укрывшуюся под сенью берез и безмятежно стоящую здесь уже почти шестьсот лет…
- Церковники называют его святым… Ну, что ж, пусть называют. Это их личное дело… А я думаю, Настенька, что этот человек был мыслителем, философом. Вот я выписал в Вологде одно место из его философского трактата «О падающих звездах»… Послушайте, что написал этот умный русский человек шестьсот лет назад, сидя у лучинки вон в той крохотной избушке.
- Да, да! Читайте! - воскликнула Тася и затихла в ожидании.
«…Одни говорят, что это падают звезды, а другие, что это злые мытарства. Но это и не звезды и не мытарства, а отделение небесного огня, насколько нисходят они вниз, расплавляются и опять сливаются в воздухе. Поэтому никто не видел их на земле, ибо всегда они рассыпаются в воздухе»…
- Удивительно! Ведь это же учение о метеоритах, - тихо сказала Тася.
- Да… Он точно и ясно охарактеризовал небесное явление в те годы, когда никто не смел и не умел так думать. И при этом заметьте, Настенька, никакой мистики и метафизики. Это чистейший материализм.
- Но что заставило этого человека бежать сюда? - опросила Тася.
- Думаю что для подобных размышлений в те годы северные лесные дебри были самым подходящим местом,-ответил Волошин.
Тася и Волошин продолжали свою прогулку по древней русской крепости, любуясь этим изумительным памятником старины. На монастырских дворах попадались благоухающие заросли полыни и васильковые островки…