Страница 13 из 22
А в семье Протасовых жизнь продолжалась.
В 1810 году Екатерина Афанасьевна завершила строительство дома в Муратове Орловской губернии и перебралась туда со всею семьёй.
Жуковский тоже поспешил на Орловщину, чтобы быть рядом. Он поселился в соседней деревне под названием Холх, где оказался соседом семьи А.А. Плещеева.
Когда мы слышим фамилию Плещеев, то, конечно, в первую очередь думаем, что речь идёт о русском писателе и поэте Алексее Николаевиче Плещееве (1825–1893), современнике Достоевского, петрашевце, авторе стихов более чем к ста романсов.
Но в данном случае имеется в виду Александр Алексеевич Плещеев (1778–1862), тоже русский писатель, драматург, но и государственный деятель, статский советник.
Плещеевы проводили великолепные литературные вечера, на которых супруга Александра Алексеевича Анна Ивановна пела романсы мужа на стихи поэтов того времени, в том числе и Жуковского.
В 1811 году ушла из жизни Мария Гавриловна Бунина. Екатерина Елагина отметила: «Отношение её к Елизавете Дементьевне, которая считала себя второй женой Бунина, по турецкому обычаю, были всегда самые лучшие. Елизавета Дементьевна так любила её, что не могла пережить, скончалась через несколько дней после Марии Григорьевны. Она схоронена в Ново-Девичьем монастыре».
Так Василий Андреевич Жуковский в течении месяца лишился двух очень близких ему людей. История не сохранила точного указания, к которой из своих матерей – родной или признавшей его сыном – он испытывал более чувств сыновних. Ведь он стал осознавать себя на земле уже помещичьим сыном, а родную мать видел в прислугах, хоть и особо доверенных, но не допускаемых, к примеру, к столу. Родная мать ухаживала за его сёстрами, а те учили её русскому языку. Она была как второй хозяйкой в доме, но на уровень барыни её не поставили. Сословные привилегии и правила оказались сильнее чисто человеческих отношений.
Жуковский оказался ещё более тесно привязан к семье своей сестры Екатерины Афанасьевны.
Но как же жил он со своей любовью в сердце, причём с любовью, которую обязан был скрывать от возлюбленной? Да и возможно ли было скрыть такое чувство, при том условии, что оно не было безответным?
3 августа 1812 года, когда уже бушевала война, на одном из семейных праздников Василий Андреевич исполнил песню, написанную А.А. Плещеевым на его стихотворение «Пловец».
Видимо, Екатерина Афанасьевна поняла по-своему смысл стихотворения, отнесла его на счёт горячих чувство Жуковского к Машеньке. «Вижу райскую обитель… В ней трёх ангелов небес». Не её ли дочери имеются в виду? Да, названы три, но любовью сердце Жуковского пылает к одной! К остальным тоже любовь, но тут уж точно только братская, искренняя, нежная, но братская. «О! кто прелесть их опишет? Кто их силу над душой? Всё окрест их небом дышит… И невинностью святой».
Да все были юными, непорочными, и все прелестны. Но Машенька!!! К ней отношение у Жуковского особое. Тут уж ясно. И что же дальше? «О, судьба! одно желанье: Дай все блага им вкусить; Пусть им радость – мне страданье; Но… не дай их пережить!». Услышав эти слова, Екатерина Афанасьевна поняла, что хотел сказать поэт. И никто тогда не знал судьбу пожелания в строках: «Но… не дай их пережить!». Об этом дальше…
Екатерина Афанасьевна посчитала, что этим своим стихотворением Василий Андреевич нарушил данное ей слово… Как уж она выразила своё неприятие случившегося, доподлинно не известно, но Жуковский наутро уехал из Муратова…
Собственно, только ли «Пловец» вызвал подозрения и привёл к размолвке Жуковского с его сестрой? А разве романс «Жалоба», написанный на одноимённое стихотворение Жуковского, не говорил, а точнее даже, не кричал о его любви?
В письме к Авдотье Петровне Киреевской (1789–1877), дочери своей сестры Варвары Афанасьевны, Екатерина Афанасьевна признавалась:
«Моя надежда вся на Бога; он видит истинное моё желание исполнить предписание Его святой воли, установленной церковью, которой глава есть Христос. С добрым, милым моим Жуковским также было у нас изъяснение, после которого тоже, мне кажется, нельзя ему иметь надежду, чтоб я когда-нибудь согласилась на беззаконный брак, или лучше просто, потому что тут браку нет. На него я мало надеюсь, он долго не возвратит своего спокойствия, особливо в здешней стороне. Голову поэта мудрено охолодить, он уже так привык мечтать; да и в законе христианском все, что против его выгоды, то кажется ему предрассудком».