Горький сентябрь

На лице ротного отразилось недоумение, и он спросил:

– Вы давно в армии?

– Пятый день… – взводный перестал дёргать ремень и, вспомнив про устав, опустил руки по швам.

Ротный оценивающе глянул на взводного и, уже спокойно сказав: – Ладно, наведите порядок с раздачей, – пошёл обратно в рощу, на ходу пряча пистолет в кобуру.

Позже, сидя на пеньке и уминая из котелка пшёнку, Сергей пытался взять в толк, почему выстрел ротного так сразу навёл порядок? Эти мысли прервало появление бывалого, который, держа за хвост, нёс большую жирную селёдку. Остановившись рядом с Сергеем, он спросил:

– Ты чего рыбу не брал? Испугался, как ротный пальнул?

– Не, я не знал, что дадут, – сглотнув слюну, расстроился Сергей.

– Не боись, – успокоил его бывалый. – Это я нам на двоих взял.

Он заставил Сергея встать, прикрыл пенёк листом лопуха и принялся резать селёдку аккуратными ломтиками. Тут к ним зачем-то подошёл кирпатый, который прямо на ходу доедал кашу.

– Ты что, с перепугу тоже полный паёк не взял? – поддел его бывалый.

Боец сразу понял, что речь идёт о селёдке, и хитро прищурился.

– С чего бы? Я своё завсегда возьму. Опять же рыбка знатная… – Кирпатый выскреб ложкой остатки каши и вдруг спросил: – Наши говорили, у немцев заместо котелков банки плоские, с крышкой. В банку первое, а в крышку второе, верно?

– Верно, – подтвердил бывалый и уточнил: – Вот только в ту манерку входит то что дадут, а в наш котелок, всё что спромыслишь…

– Вон оно как… – протянул кирпатый, но ничего больше сказать не успел.

Мимо них рысью пробежал ефрейтор и, кинув на ходу: – Кончай со жратвой! Давай бегом к старшине, там нам лопаты привезли, – помчался дальше.

Кирпатый тут же увязался за ефрейтором, а бывалый придержал Сергея, и они, быстренько доев селёдку, только тогда пошли следом. Идти было недалеко. На проходившей через рощу полевой дороге стоял селянский воз с обычными огородными лопатами, которые распоряжавшийся здесь старшина выдавал по пять штук на отделение. Старик возчик, доставивший эти лопаты, сидел, свесив ноги за край телеги, и молча попыхивал своей солдатской трубочкой-носогрейкой.

Собравшиеся у дороги бойцы, ожидая своей очереди, балагурили, и вдруг в их трепотню встрял дед, заявив:

– Вы, я вижу ребята, войско с бору по сосенке…

– Так мы ж, почитай, отовсюду, – сказал странно бледный, не участвовавший в общем трёпе боец и вроде как с намёком добавил: – Знаешь, дед, где девять месяцев зима, а остальное лето?

– Знаю, – пыхнул своей носогрейкой дед. – Сам в тех местах воевал.

– Это что, за царя Гороха? – вмешался главный балагур.

– Не за царя Гороха, а за государя императора, – нахмурился дед и пояснил: – Пекин мы брали, столица такая китайская, богатая… Слыхал?

– Мы всё слыхали, – балагур весело фыркнул и тут же прицепился к старику. – А раз богатая, чего ты там дед не остался? Или нам чужой земли не надо? Опять же, смотри, Пекин твой столица…

– Ты сам смотри. Как бы вы, вояки хреновы, Киев не просрали… – неожиданно осерчал дед и, увидев, что воз разгрузили, хлестанул конягу.

Линия обороны была намечена по краю рощи. Взвод Сергея, получив лопаты, рассредоточился и приступил к подготовке ячеек. Правда, лопат оказалось маловато, и копать пришлось по очереди. Сергею, как самому крепкому, лопату дали сразу в надежде, что он отроет свою ячейку раньше других и передаст шанцевый инструмент товарищу. Именно поэтому кирпатый всё время крутился вокруг Сергея, нетерпеливо ожидая, когда тот управится.

И Сергей старался. В считанные минуты сняв слой дёрна и отложив нужную для маскировки зелень в сторону, боец так рьяно принялся копать, что спина у него тут же взмокла, зато и ячейка быстро углубилась больше чем на полметра. А если принять во внимание и образовавшийся из выброшенной наверх земли бруствер, то это было уже вполне надёжное укрытие.

Решив наконец малость передохнуть Сергей опёрся о черенок лопаты и вдруг услыхал странный свист. Боец недоумённо закрутил головой, но тут вдруг где-то позади грохнуло, послышался треск ломающихся веток, воздушная волна швырнула Сергея на бруствер, и он, поспешно выскочив из ячейки, начал испуганно озираться, пытаясь сообразить, что произошло.

В роще грохнуло ещё пару раз, оттуда донеслись суматошные крики, которые тут же перекрыла зычная команда:

– Всем в укрытие!

Сергей кинулся к ячейке, но его внезапно оттолкнул всё ещё бывший рядом кирпатый и, прыгнув вниз, сам вжался в землю. В полной растерянности Сергей стал дёргать товарища за ноги, однако кругом загрохотало так, что боец просто перестал соображать. Он метнулся в одну сторону, в другую, вроде бы налетел на дерево, а что было дальше, позже вспомнить не мог…

Боец пришёл в себя, когда кругом стало тихо, и с удивлением обнаружил, что лежит на каком-то картофельном поле. Сергей поднял голову и увидел спокойно стоявшего рядом бывалого, а чуть дальше взводного. Боец вскочил и услыхал, как бывалый вроде как сочувственно хмыкнул:

– Что, цуцик, очунял?.. Хорошо хоть винтарь не бросил…

Сергей только сейчас заметил, что всё ещё держит в руках трёхлинейку и совсем уж глупо забормотал:

– Что командир подумает…

– А, ничего, – успокоил бойца бывалый. – Я сам видел, как он из своей ячейки тоже рачки лез.

Сергей недоверчиво глянул на бывалого, потом на взводного, который, вдруг словно стряхивая с себя наваждение, встрепенулся, затоптался на месте, а потом как-то по-штатски крикнул:

– Товарищи красноармейцы! За мной в атаку! – и, выхватив из кобуры лоснившийся от необтёртой смазки наган, первым побежал к роще.

Как оказалось, на картофельном поле была чуть ли половина роты. Команда подняла всех, и устремившиеся за командиром бойцы даже начали кричать «Ура». Сергей не кричал. Уставя штык, он шёл в атаку с одним страстным желанием – встретить врага. Но немцев в роще не оказалось. На бегу Сергей замечал тела погибших товарищей, перескакивал через поломанные стволы и лишь у своей прежней позиции встал как вкопанный. Он увидел посечённую осколками спину, осыпавшийся бруствер и понял, что кирпатый боец навсегда остался лежать в ячейке, которую он, Сергей, рыл для себя…

Новенькая полуторка пылила просёлком. Водитель, разгоняя машину, то чуть ли не до отказа вдавливал в пол пуговицу акселератора, то шёпотом матерился и жал на тормоз, когда колёса грузовика срывались с плохо наезженной колеи. Сидевший в кабине рядом с шофёром старший лейтенант-артиллерист пропускал мимо ушей ругань бойца и, думая о своём, неотрывно смотрел на вившуюся полем дорогу.

Имевшаяся у командира карта показывала, что впереди ни перекрёстков, ни ответвлений нет, а значит, опасаться, что идущая следом батарейная колонна куда-нибудь заедет, не приходилось. Правда, время от времени старший лейтенант, наклонившись к лобовому стеклу, на всякий случай поглядывал вверх, но небо оставалось чистым, и командир снова возвращался к своим мыслям.

Вот только мысли эти были совсем не весёлые. Война шла уже третий месяц, и всё складывалось совсем иначе, чем представлялось раньше. Конечно, старший лейтенант уже не был мальчишкой и знал, что на войне случается всякое, но чтобы вот так, проиграв приграничное сражение, непонятно почему отступить в центре, а на юге вообще откатиться до Днепра… Нет, после Халхин-Гола и Финской кампании это просто не укладывалось в голове!

Тем временем казавшаяся бесконечной дорога наконец-то пересекла поле и углубилась в довольно густой лес прифронтовой полосы. Здесь колея стала менее накатанной, колёса полуторки запрыгали по корневищам, и водителю всё чаще приходилось крутить баранку, чтобы благополучно миновать то крутой поворот, то узкий проезд между деревьями. Так по лесу довелось петлять минут двадцать, прежде чем машина выехала на весьма обширную поляну.

Судя по всему, КП дивизии размещался здесь. С противоположной стороны поляны, на которую вывела лесная дорога, виднелось несколько замаскированных проросшим дёрном блиндажей, возвышавшихся едва приметными холмиками. В стороне от них, глубже в лесу прятались штабная «эмка» и связной броневичок, а возле него кто-то одетый в танкистскую кирзовую куртку, возился с мотоциклеткой.