Страница 23 из 34
Модернизация в минимальной степени затронула и социальную структуру общества в «периферийной» зоне. Человек здесь был уже, как правило, освобожден от всех форм личной зависимости. Все большую роль играл классовый принцип стратификации, место человека в системе общественного разделения труда. Однако социализация личности, базовые «координаты» мировосприятия по-прежнему строились на основе принадлежности к закрытым социальным группам (этносам, конфессиям, сословным группам, общине, церковному приходу, клану и т. п.). Самосознание человека оставалось корпоративным, партикулярным. Он был прикреплен к группе регламентированным ролевым поведением, языковой культурой, верованиями, этическими ценностями, нравами, ритуалами, этикетом. Группа выполняла роль попечителя и гаранта стабильности, благополучия личной жизни, но ограничивала индивидуальную свободу, возможность спонтанного выбора действий. Таким образом, доминирующие формы социальности в «периферийном обществе» строились на солидаристских, коммунитарных принципах, с минимальным значением личностного фактора. В такой ситуации степень социальной мобильности оставалась чрезвычайно низкой, а ее новые формы оказывались связаны не столько с экономическим поведением человека, сколько с продвижением во властной, административной структуре, на военной службе.
Важнейшим фактором, препятствующим развертыванию процесса модернизации в странах «периферии», стала специфика массового сознания. Его основу по-прежнему составляли представление о человеке как части естественного и, в конечном счете, справедливого порядка вещей, вера в простоту, понятность, обозримость и неизменность окружающего мира. Базовыми ценностями этого общества оставались стабильность, защищенность, уверенность в будущем. Традиция воспринималась как критерий истины, естественный регулятор общественных отношений. Мотивация социального поведения основывалась прежде всего на этических категориях, априорных предписаниях. В качестве доминирующего сохранялся психологический склад «недеятельного человека», склонного к созерцательности и инерционности. Духовной основой подобной общественно-психологической ориентации являлась не «леность души», не стремление «жить сегодняшним днем», а преобладание долговременных мировоззренческих установок, смысловой интерпретации целей человеческого существования. Развитие альтернативного типа социального поведения с динамичностью, мобильностью поведенческих реакций, склонностью к предпринимательству, разного рода новациям, ярко выраженной индивидуальностью выбора, преобладанием ситуационной этики воспринималось большей частью общества критически, как результат внешнего влияния. Социальные группы, формирование которых было связано с процессом модернизации, оказывались в двойственном положении. Рост их материальных возможностей, влияния, численности сочетался с полумаргинальным социальным статусом. Элитарные слои торгово-финансовой буржуазии, крупных латифундистов и промышленников, связанных с экспортными отраслями, приобретали черты замкнутой компрадорской группы (от исп. сomrador – покупатель). Они были не только посредниками в связях с иностранным капиталом, но и представителями нового образа жизни, вступающего в противоречие с традиционной системой общественных ценностей. В социальной структуре общества формировались два противостоящих полюса, контуры которых образовывались уже не классовыми и сословными отличиями, а социокультурной ориентацией, моделями социального поведения. Ситуация изменилась лишь после заметного экономического рывка 1920-х гг.
Глава II
Государственно-правовое развитие стран Европы и Америки в XVI–XIX вв.
§ 4. Предпосылки возникновения и эволюция абсолютизма в странах Европы
На рубеже XV–XVI вв. европейский регион оказался на переломной стадии своего развития. Развертывание процесса модернизации вело к трансформации социальной структуры и экономических институтов традиционного общества, возникновению новых форм социальной мотивации, формированию новой картины мира европейского человека. Политическая эволюция общества была связана, прежде всего, с возникновением новых форм государственности, в том числе с образованием в недрах сословно-представительных средневековых монархий институтов абсолютистской государственности.
Предпосылки складывания абсолютизма коренятся в социально-экономических переменах, проходивших в условиях активного пересмотра устоявшихся средневековых догм и мировоззренческих концепций. Несмотря на то, что возникновение политических структур не имеет жесткой зависимости от конкретной экономической ситуации, исторический анализ показывает, что именно наличие «готовности» к новым капиталистическим отношениям, в определенной степени детерминирует степень развития новых социальных структур, характер самого абсолютизма, его формы и условия существования. Возникновение абсолютистских монархий стало отражением временного баланса формирующихся буржуазных и разлагающихся феодальных социальных сил.
Генезис капитализма проходил в Европе неравномерно, что в первую очередь как раз и отражалось на эволюции государственно-политической системы. В странах Восточной и значительной части Центральной Европы новые политические структуры строились в условиях укрепления старых феодальных поземельных отношений. «Второе издание крепостничества» в Польше, Пруссии, Австрии придали консервативный, охранительный характер укреплявшимся монархиям. Замедленное развитие скандинавских государств предопределило причудливый симбиоз абсолютной власти и элементов представительного правления, феодальных и буржуазных явлений. Ускоренное развитие северо-западной части континента, напротив, способствовало раннему установлению сильных форм абсолютной власти монарха (Тюдоры в Англии, Людовик XIV во Франции, Карл V в Испании) и, соответственно, более раннему началу их политического кризиса. Подобное развитие событий вело либо к революционному свержению монарха (Английская революция 1640–1660 гг., Нидерландская 1568–1609 гг.), либо к формированию более гибких форм правления, развертыванию реформ в духе «просвещенного» абсолютизма.
Начальным периодом становления абсолютных монархий стал рубеж XV–XVI вв. К этому времени в основном закончилось формирование устойчивых территориальных границ ведущих европейских государств. К Англии были присоединены северные графства и Уэльс, Франция вернула Бретань, после заключения с Великим княжеством Литовским Люблинской унии (1569) сформировалось государство Речь Посполитая, а события «Стокгольмской кровавой бани» (1520) позволили Швеции заявить о своей независимости. Процесс формирования национальных границ сопровождался крушением так называемых «универсальных» идей, обосновывавших европейское единство приоритетом христианских ценностей. Распад традиционной социальной структуры и кризис средневековой сословно-корпоративной этики резко ускорили процесс внутренней дифференциации европейского общества, способствовали все более заметному расколу в правящей элите государств («новое» и «старое» дворянство) и самым негативным образом сказались на авторитете папства. Принадлежность к единому христианскому миру под покровительством Святого престола перестала рассматриваться как необходимое условие существования государства. Прямым следствием появления новой идеологии стала деградация средневековой идеи Священно-Римской империи, которая все больше ассоциировалась только с германскими княжествами.
События Реформации создали для абсолютизма уникальную возможность отделения самой идеи государства от католической догматики. В период «распыленной» средневековой государственности церковь приобрела черты властного института, зачастую более могущественного, чем государственный аппарат или сам монарх. Любому монарху было просто невозможно укрепить собственную власть, не нарушая церковных постановлений. Вместе с тем, само папство претерпело существенные изменения. Поочередно сменяя друг друга на посту понтифика, представители аристократических родов Медичи, Борджиа, Орсини фактически превратили Святой престол в инструмент международной политики или удовлетворения собственных амбиций. Падение престижа Ватикана отразилось и на облике клира. Кардинал Караффа, один из наиболее ортодоксальных прелатов, в письме Папе Клименту VII в 1532 г. писал: «Не найдется ни одного разбойника, ни одного ландскнехта, который был бы более бесстыден и порочен, чем духовные лица». Начавшийся процесс Реформации дал европейским монархам действенный инструмент для укрепления своих политических позиций. Не последнюю роль в борьбе за освобождение короны от церковной зависимости сыграли труды французских мыслителей Жана Бодена, Пьера де Беллуа и др. Мысль англичанина Генри Брактона: «Король находится под богом, но не под человеком», – стала лозунгом королевской реформации.