Страница 22 из 35
Я не пошел в суд – в конце концов, дамы в бухгалтерии не виноваты. Поступают как велено. Я лишь поинтересовался, что это за акт, на основании которого…
Мне ксерокопировали: «Распоряжение Президиума Академии наук от 16 февраля 2009 г. за № 10115-103. О размерах выплат за руководство аспирантами в учреждениях РАН. В связи с принятием решения Министерством здравоохранения и социального развития о признании утратившим силу постановления Министерства труда от 21 января 1993 г. № 7… (это о прежних ставках почасовой оплаты) и в соответствии со статей 4 Устава РАН… с учетом… (а вот тут самое интересное!) – с учетом принятых Правительством РФ решений о повышении размеров оплаты труда работников бюджетной сферы…»
Тут можно ожидать, что в связи с общим повышением оплаты повысят и оплату за аспирантов. Ан нет! Все как раз наоборот. Оплату руководителям аспирантов и оппонентам диссертаций ПОНИЗИТЬ ВДВОЕ. А то зажрались! Раз там повысили, здесь понизим. Логика известная: если зарплата повысится, то надо взвинтить цены, поднять квартплату, ликвидировать льготы. Если убрали какой-нибудь налог, надо ввести другой вдвое выше. Но продолжим чтение:
«Установить с 1 января 2009 г. следующие размеры выплат научным работникам и руководителям научных учреждений РАН за руководство аспирантами и докторантами (за 1 час):
кандидату наук – 450 рублей;
доктору наук – 550 рублей».
А оплата мне рассчитывается из норм часов на оппонирование. Ну уж если на то пошло, то я не работник бюджетной сферы и не руководитель научного учреждения РАН! Я привлечен к оппонированию абсолютно со стороны. Я сделал одолжение Институту РАН, честно выполнил свои обязанности и не понимаю, почему договор, заключенный со мною, разорван.
Под документом о повышении через понижение стоит печать Президиума Академии наук и подпись вице-президента академика А.Д. Некипелова – того самого, у которого были мелкие недоразумения в связи с экономией времени на писание монографии. Так как мне эти методы зарабатывания не подходят (мне они, как говорят нынешние студенты, влом), то я протестую по поводу повышения через понижение и разрывания договоров. Я вообще отказываюсь одобрять систему соотношений, при которой наш иностранный аспирант получает стипендию, превышающую заработки всех его русских руководителей, консультантов и оппонентов вместе взятых.
IV. Образование
1. Азы науки и университеты
Ваше изобретение похоже на анекдот, – сказал академик Т.Б. Кваснин. – Знаете, что вы изобрели и как назывались когда-то ваши «азы»?
Многие ли из моих нынешних читателей смогут ответить на вопрос: чем отличается научная гипотеза от простой догадки? Каковы критерии правомерности выдвижения гипотезы – не доказывания, а выдвижения? Всегда ли доказанная гипотеза – это теория? Какие есть способы определить понятие, кроме того, что мы называем дефиницией – через более общее понятие и специфическое отличие? По работам своих коллег вижу, что многие этого не знают. А ведь это азы нашего ремесла.
Из университетских учебных планов исчез курс методов научного исследования, а и был-то он далеко не везде. Кое-где сохраняются курсы методов исследования в той или иной частной дисциплине – методов исторического исследования, методов лингвистического исследования, методов археологического исследования (и то: методы полевых исследований, то бишь разведок и раскопок есть, а методы камерального и кабинетного исследования, то есть интерпретации найденного – отсутствуют). А уж методы научного исследования вообще, критерии научности работы – отсутствуют начисто. Между тем крайне необходимы оба курса – и общий и частный. Кроме того, нужны и просто занятия по технике научной работы – как вести библиографические разыскания (припоминаю книжку П.Н. Беркова «Библиографическая эвристика», 1960), какие есть разновидности оформления ссылок, как пробивать работы в печать.
Мне довелось работать в условиях отсутствия этих курсов в учебном плане. Приходилось заниматься этими темами со студентами во внеплановое время – буквально натаскивать их.
Ситуация и впрямь анекдотическая: в университетах не обучают азам науки. Но это скверный анекдот.
Возможно, в естественных и точных науках дело обстоит лучше, но в социальных и гуманитарных научный уровень работы падает катастрофически. Отделить ученых от дилетантов и лжеученых (это три разные категории) становится все труднее.
Можно, конечно, поставить вопрос, что нужно срочно вернуть в учебные планы курс общих методов научного исследования, но как это сделать практически? Некому читать такие курсы. Нет учебников. Очень толковый, но слишком уж краткий учебник замечательного питерского философа Виктора Александровича Штоффа «Введение в методологию научного познания» не переиздавался с 1972 года. Отличная книжка Е.И. Регирера (не учебник) «О профессии исследователя в точных науках» была издана в 1966-м.
В советское время подобные курсы в гуманитарных дисциплинах втайне рассматривались идеологами науки как подрывная деятельность. Ведь строгая объективность научных методов препятствовала подчинению науки догмам советского марксизма и мешала манипулированию выводами в угоду зигзагам текущей политики. За эти семьдесят лет вкус к подобным занятиям был атрофирован. Но с падения советской власти прошло около двух десятков лет, а воз и ныне там. Значит ли это, что и новым властям такие курсы неугодны, представляются потенциально опасными?
– Знаете ли вы, как назывались раньше ваши «азы»? – Знаю, помню. Хорошо помню.
Однако сейчас возможна и независимая публикационная деятельность ученых, и преподавание более свободно (по крайней мере, пока). Опытным ученым стоило бы приложить силы к созданию таких программ, курсов и учебников – снабдить приходящие поколения азами науки. А то ведь получается повторение ситуации с послереволюционным поколением в науке: высшее образование без начального и среднего.
2. Стек
Когда я работал на кафедре археологии Ленинградского университета, у нас училось много посланцев национальных республик. Среди них было немало талантливых ребят, позже ставших профессорами и академиками своих стран. Но, конечно, не все. Попадались и такие, которых тянули наверх, так сказать, из «политкорректности» (термина этого, пришедшего из Америки, тогда еще не было). Ну как национальные кадры, в порядке должной квоты. А попадались и просто случайные люди, державшиеся по блату.
Хорошо помню одного такого – Ю-ва, сына ректора тамошнего национального университета. Толстый, необыкновенно ленивый парень, все пять лет бивший баклуши. После столь длительных и упорных занятий пришло время защищать дипломную работу. На защите его научный руководитель, известный археолог, ездивший в экспедиции в ту самую республику и хорошо знавший ректора-отца, представил нам эту дипломную работу. При этом он застенчиво сказал, что она, конечно, не лишена недостатков, которые он тут же и перечислил, но что он надеется на положительную оценку, возможно, даже четверку. Оппонент, одна из кафедральных дам, прочитала свой отзыв, в котором недостатков перечислила значительно больше, и сделала вывод, что за эту работу тройка – высшая оценка, на которую работа может рассчитывать.
Тогда взял слово я и сказал, что работу не читал, но, зная пять лет Ю-ва и суммируя все недостатки, перечисленные оппонентом и руководителем, не вижу возможности ставить за эту работу даже тройку. По сути работы нет. Нужно ставить двойку, хоть это и будет первая двойка на защитах за всю историю кафедры. И кафедра проголосовала за двойку.
На следующий год Ю-в привез новую дипломную работу. Все недостатки были устранены. Чувствовалось, что над текстом и таблицами поработали археологи той республики и сам… нет, не дипломант, а научный руководитель дипломанта. Однако это стало очевидным, как только дипломанту стали задавать вопросы по теме работы. Он ничего не мог ответить, экал и мэкал, мямлил, хотя по-русски изъяснялся отлично. Собственная работа была для него темным лесом. Он блуждал в ней, как в потемках.