Страница 12 из 52
– Думаю, – спокойно заметил Этлау, – даже он не дерзнёт сунуться извне в то место, где прорвалась Тьма.
– А как же мы?
– Нам легче, мэтр, мы – непонятно почему – уцелели в самом сердце шторма.
– Вот это мне особенно интересно, – буркнул Фесс. – Нас-то что спасло?..
– Ну, если принять, что ты – Разрушитель, а я – Отступник…
– Опять ты за своё, преподобный. А Рысь как же? Или, может, это её надо в «прорыв Тьмы» записать?
– Всё шутишь, Кэр.
– Дела такие – или смеяться, или плакать…
– Это была чистая Тьма. Чистая, изначальная. Она сметёт любые барьеры и заклятья, но спасует перед чистым же Светом. А твоя дочка – Свет, – с необычной интонацией закончил Этлау. – Она – настоящий дракон, каким ему и следует быть. «Архетип», как сказали бы наши вивлиофикари. Тьма для неё – ничто, просто темнота, повод поспать, быть может. Даже если эта тьма сокрушает аркинские негаторы магии.
– Драконы не неуязвимы. Я знаю, – возразил Фесс. – Видел сам, ещё под Скавеллом.
– Я и не говорю, что все драконы такие, – неожиданно согласился инквизитор. – Другого… или другую… размазало бы в той камере по стенке, и не помогла бы никакая броня. Это Рысь. Твоя дочка. Наверное, другой у тебя и быть не могло, мэтр.
– Что-то ты стал вещать, преподобный, точно… – Фесс замялся. – Откуда ты всё это знаешь? О драконах, о Свете, о Тьме… о Рыське, наконец!
– Всё просто – ты отлично поработал, Кэр, когда показал мне мою сущность. Словно по голове пудовым молотом, но зато выковалось что-то новое.
– Жаль только, не ушло ничего из старого, – подала голос Рысь.
– Мне тоже, – кивнул инквизитор. – Но кто знает, вдруг пригодится? Там, на последнем берегу?
– До последнего берега ещё дотянуть нужно. Скажи лучше, преподобный… – Некромант вовремя прикусил язык. Потому что Рысе этот вопрос слышать совершенно не полагалось. Ведь если на неё, по словам Этлау, не подействовала «чистая Тьма» – то что случится, если драконица столкнётся с Сущностью?
«Ничего не случится, – беззвучно ответила негодная девчонка. – Прости, папа. Я… подслушивала. Но Сущность – это ведь не Тьма, верно? Мы это знаем, и ты и я. Она лишь использует Тьму, просто как оружие. Ты ведь тоже понимаешь это, папа. Так что не бойся. Я не брошусь на неё очертя голову и не постараюсь «красиво умереть». Это будет просто бессмысленно, от летящего камня Она и то претерпит больше урона…»
Она права, подумал Фесс. Сущность – не Тьма. Хотя… Этлау утверждает, что Салладорец использовал эту самую «изначальную Тьму» – но как вышло, что я ничего не почувствовал? В конце концов, взывать к Тёмной Шестёрке приходилось не раз и не два. Они – вот настоящая Тьма этого мира. Её отражения, преображения, не злые и не добрые, а если и злые или добрые – так злостью или добротой самой многорождающей и многоразящей Природы, где смерть даёт начало жизни, а жизнь – смерти.
Но ничего подобного здесь, в оставшемся позади подземелье, не было. Или Шестеро – это тоже не «чистая Тьма»?
Катакомбы Аркина встречали их жуткой, гулкой пустотой. Да ещё иссохшими костяками, словно те пролежали невесть сколько времени в самом сердце салладорскои пустыни. Эвенгар не экономил силы и не рисковал необходимостью повторных атак.
Но… если он уничтожил всех и вся в подземельях… что случилось с зависшими, по словам того же Этлау, «меж смертью и жизнью»? Что с гномом, орком и полуэльфийкой?.. В секретной камере ничего не изменилось. Во всяком случае, на первый взгляд. Те же три неподвижных тела, разве что у гнома вроде б руки были сложены чуть по-иному, или это Фесса уже подводит память?
Этлау заскрипел зубами, но решительно подхватил на плечо Прадда; невеликий ростом инквизитор почти исчез под массивным телом орка; зеленокожие руки почти что волочились по полу. Фесс сделал было движение к Рыси, но его опередила драконица, легко вскинувшая на руки неподвижную полуэльфийку, так что некроманту достался гном.
– Ничего, выберемся отсюда, перекинусь, всех потащу, – пообещала Аэсоннэ, видя изнемогающего инквизитора.
…Выбирались из подземелий они долго, несколько раз устраивая привалы. Преподобный отец-экзекутор по-прежнему твердил о «прорыве Тьмы» и об «исполнении пророчества»; Фесс, однако, слушал вполуха. Он едва мог оторвать взгляд от Рыси-первой, от бессильно свесившихся рук, мотающейся головы; нетронутая тлением, полуэльфийка и впрямь «казалась спящей», как любят говорить сказители.
– Утро наступает, – отдуваясь, заметил Этлау, когда они наконец очутились на поверхности.
– Какое ещё утро? – вокруг Фесса царила сплошная тьма. Где-то вдалеке полыхали пожары, но так – ночь как ночь.
– Он прав, папа, – Рыся аккуратно опустила свою ношу на камни двора. – Сейчас утро, но рассвет не настаёт. Тьма прорвалась.
Аэсоннэ произнесла всё это с нечеловеческим спокойствием и достоинством, как и положено гордой дочери великого племени драконов.
– Не вижу ничего страшного, – проворчал некромант.
– Не видишь? – зловеще прошипел инквизитор. – А ты глянь повнимательнее, туда, к воротам!
…В толстых стенах Курии испокон веку хоронили её отличившихся слуг. Выдалбливалась неглубокая ниша, замотанное погребальным саваном тело вкатывалось туда и замуровывалось. Поверх водружали мраморную плиту с соответствующей эпитафией; сейчас эти плиты, истёртые ветрами времени, с треском лопались, звонкий дождь мраморных брызг барабанил по гранитным плитам двора; из раскрывающихся могил один за другим выбирались скелеты, таща за собой полуистлевшие грязные тряпки погребальных холстин.
– Неупокоенные. В самом сердце Аркина, где нас всегда защищала Святая магия, – хладнокровно проговорил инквизитор. – Могли подняться все остальные погосты, но только не этот. А уж что делается сейчас в крипте кафедрального собора…
– Все архипрелаты собираются вместе, – хихикнула Рысь. Дерзкую драконицу, казалось, уже ничто не могло испугать..
– Ну, лезут мертвяки, ну и что? – не уступал некромант. – Неупокоенность я чувствую, не без того, но кроме неё – ничего. И этот самый «прорыв Тьмы» – он только здесь, или по всему Эвиалу?