Страница 65 из 78
По пути в полк настигаю хвост какой-то колонны. Приказываю Балыкову:
— Узнайте, что за подразделение.
Минуту спустя Михаил Михайлович назвал номер того самого полка, в который мы ехали. Я выскочил из машины. Бойцы неторопливо шли по обочине. У многих в руках круги подсолнечника.
— Куда путь держите?
— То начальство знает, товарищ бригадный комиссар.
— Где начальство?
— Впереди, наверное…
Однако впереди никого не было. Я подъехал к командиру головной роты.
— Кто ведет колонну?
— Тут из дивизии был кто-то. По его приказанию мы и снялись.
— Давно?
Лейтенант посмотрел на небо, потом достал из кармана гимнастерки часы-луковицу.
— Часа полтора, от силы — два.
А с командиром полка я говорил сорок минут назад. Вот тебе и «спокойно, на прежних позициях…».
Повернул колонну обратно. Снявшиеся с передовых позиций подразделения вновь заняли свои окопы. Полк отлично дрался, когда немцы стали десантироваться на левый берег. Но командовал им уже другой командир, который хорошо видел с наблюдательного пункта свои боевые порядки, а не фантазировал, сидя в блиндаже за пятнадцать километров от передовой.
Приказ 270 заставил нас лучше присмотреться к командным кадрам. Многих мы знали но анкетам, послужному списку. В них десятки вопросов, нужных и ненужных, но далеко не всегда поймешь, насколько смел и тверд товарищ, заполнявший графы.
Приходилось думать и над тем, как бы иная горячая голова не стала легко толковать приказ 270: «Не понравился командир — к стенке, сами назначим другого».
Была у приказа 270 и еще одна сторона. Она имела непосредственное отношение к нашему отряду, вырвавшемуся из окружения. В начале приказа, где речь шла о примерах боевых действий во вражеском тылу, говорилось, в частности:
«Комиссар 8 мехкорпуса — бригадный комиссар Попель и командир 406 сп. полковник Новиков с боем вывели из окружения вооруженных 1778 человек.
В упорных боях с немцами группа Новикова — Попеля прошла 650 километров, нанося огромные потери тылам врага».
Рябышев распорядился представить к званию Героя Советского Союза и награждению орденами отличившихся командиров и бойцов отряда. Представление ушло во фронт. На том все и кончилось. Мы забыли о канувших в безвестность наградных листах. Ни один из товарищей, прошедших от Дубно до Белокоровичей, не получил тогда награды.
Вскоре настал час прощания с Дмитрием Ивановичем. Он назначался командующим Южным фронтом.
Мы сидели за столом, заваленным картами. Угол был освобожден. На чистой салфетке стояли две алюминиевые миски.
Рябышев, не спеша прихлебывая щи, подвигал к себе то один лист, то другой и наказывал:
— О Кременчуге не забывай. Там германец что-то затевает… Так-то, милый мой…
Через несколько дней на место Дмитрия Ивановича приехал генерал-майор танковых войск Николай Владимирович Фекленко — человек общительный, простой в отношениях, популярный среди командиров. Правда, мне казалось, что для командования армией он еще не созрел.
Приехал, наконец, и начальник штаба генерал Семиволоков. Штабники, увидев почти голый череп генерала, сразу переименовали его в Семиволосова.
Семиволоков раньше преподавал в академии. Прекрасно знал оперативное искусство, был серьезным и грамотным начальником штаба. Но слишком уж привязался к академическим примерам, слишком боялся отойти от шаблона и традиции. Чтобы представить командующему свои соображения, он при любых обстоятельствах должен был выслушать всех начальников служб. А пока он их выслушивал, обстоятельства резко менялись.
Однако надо отдать должное генералу Семиволокову. Он довольно быстро осваивался в тяжелой, порой запутанной фронтовой обстановке осени 1941 года.
Обстановка эта усложнялась день ото дня. Мы чувствовали: над нашим левым флангом нависает тяжелый кулак. Но не знали точно силы, не знали, когда противник нанесет удар.
Вместе с Калядиным и Петренко, который стал заместителем начальника армейской разведки, поехал в Кременчуг. Державшая здесь оборону дивизия не могла похвастаться сколько-нибудь надежными сведениями о противнике. В разведгруппу отобрали коммунистов и комсомольцев. С ними весь день занимался Петренко.
В 23 часа 30 минут тихо оттолкнулись от берега рыбачьи лодки и через секунду растворились во мраке августовской ночи.
К рассвету разведчики вернулись. На дне лодки лежали три связанных немца.
Группировка противника в районе Кременчуга была установлена. Начала вражеского наступления следовало ждать через сутки.
Мы успели перебросить часть артиллерии с правого фланга на левый. В полках прошли партийные и комсомольские собрания. И когда к нашему берегу двинулись десантные лодки противника, они были встречены хорошо организованным огнем.
Несмотря на неистовое упорство и нежелание считаться с потерями, врагу не удалось здесь высадиться на левый берег. Но севернее Кременчуга гитлеровцы все же захватили плацдарм, который быстро, как опухоль, набухал и расширялся.
Дивизии Пухова и Афанасьева дрались безупречно. Но что они могли сделать, если каждой пришлось воевать на сорокакилометровом фронте?
Однажды, когда я находился в войсках, немецкие танки и мотоциклы ворвались на командный пункт армии в Глобино. При штабе было всего несколько бронемашин и зенитный дивизион. Однако Семиволоков не растерялся. Он твердо руководил людьми и вывел штаб без потерь на новый КП — в Кобеляки, которые, к слову сказать, вскоре тоже оказались в зоне артиллерийского обстрела.
К этому времени существовало уже Юго-Западное направление. Возглавлялось оно С.М.Буденным и Н.С.Хрущевым. Начальником штаба был генерал Покровский. Все трое побывали у нас в Кобеляках, а на следующий день туда ворвались немецкие бронетранспортеры и мотоциклы.
На новом КП нас встретил член Военного совета фронта дивизионный комиссар Рыков. Первая его фраза:
— Говорите, что вам нужно.
Нам нужно было многое — пополнение, боеприпасы, оружие. Рыков записал все на листке, потом передал листок адъютанту.
Сутки я не расставался с дивизионным комиссаром. Вдумчивый, благожелательный, невозмутимо спокойный, он умел в сутолоке отступления двумя-тремя словами все поставить на место.
Утром, когда мы ели горячие початки кукурузы, на которых быстро таяло желтое масло, адъютант подал члену Военного совета телеграмму. Тот прочитал, задумался.
— Придется ехать на правый фланг фронта. Туда прибывает член Президиума Верховного Совета, будет вручать правительственные награды… Теперь у меня к вам просьба. Нельзя ли пару чистого белья? Помыться не пришлось, пылища в дороге ужасная…
Мы попрощались и больше уже не встретились.
Немецкое кольцо вокруг Киева сомкнулось в районе Ромны-Лохвица. Многие наши люди не вырвались из этого кольца. Погиб командующий фронтом генерал-полковник Кирпонос, тяжело раненного дивизионного комиссара Рыкова эсэсовцы выволокли из госпиталя…
И все-таки гитлеровцы не добились своего, 2-я танковая группа вместо того, чтобы наступать на Москву, должна была прорывать фронт в направлении на Ромны. Части 1-й танковой группы, действовавшие против нас, судя по докладу начальника организационного отдела гитлеровского генштаба, «в среднем потеряли 50 процентов своих танков». А главное — противник упустил время. По этому поводу немецкий генерал Курт Типпельскирх, автор «Истории второй мировой войны», меланхолически замечает:
«…Только исход всей войны мог показать, насколько достигнутая тактическая победа оправдывала потерю времени, необходимого для продолжения операций… Русские, хотя и проиграли это сражение, но выиграли войну».
Маршал Тимошенко (он сменил С. М. Буденного на посту командующего Юго-Западным направлением) водит пальцем по карте.
— Сюда поставить дивизию, сюда…
Палец накрывает сразу по три населенных пункта.
— Дорогу танками перекрывайте… Фекленко неуверенно смотрит на главкома.
— Где их взять, танки-то?.. Один остался, на память.