Кубок Нерона

В самом деле, не мешает. Я обнял Астрид, привлек ее к себе, прижался щекой к щеке. И она была не против потанцевать в совершенно ином стиле, нежели здесь принято. Мы двое, совсем–совсем близко, а вокруг трепещет музыка. Только духи не те. Не сирень и не ландыш. Что–то более таинственное, тревожное, прежде для меня незнакомое. Опасное, возбуждающее, заманчивое, как нью–йоркская ночь.

— Идем,— шепнула она мне на ухо.— Здесь так тесно и душно. Идем отсюда.

И мы ушли. Взяли такси и поехали к Астрид. Она жила недалеко от «Пентагона». На Чарлз–стрит в Гринвич–Виллидж, в прелестном кирпичном доме с узким фасадом, облицованным бурым песчаником.

— Прямо как в старых американских фильмах,— сказал я, обведя взглядом фасад; такси мы тем временем отпустили.

— Да? Любопытно. Что же вы вспомнили — «Франкенштейна» или Диснея?

— Не угадали. Я вспомнил добротные старые комедии, где герой вечером заходил за девушкой в дом ее родителей. Улицы там выглядели точь–в–точь как эта. Деревья, узкие тротуары и такие вот высокие крылечки с чугунными перилами. Кирпичные дома в два–три этажа. Воплощенная солидность среднего класса или что–то в этом роде, наверно. Так жили люди, которым в жизни здорово повезло. Дорис Дей[18] всегда спускалась с таких крылечек.

— Спасибо за комплимент,— рассмеялась Астрид.— Теперь я хотя бы знаю, что мне здорово повезло.

— Я не о вас, я о кино,— сказал я и легонько поцеловал ее в щеку.

Она посмотрела на меня, хотела что–то сказать. Но передумала и улыбнулась.

— Зайдемте выпить по глоточку, так сказать, на сон грядущий, вот и увидите, как там внутри, дома у человека, которому повезло.

По крутой лестнице мы поднялись на верхний этаж. Астрид покопалась в своей лакированной сумочке из крокодиловой кожи, отыскала звенящую связку ключей. Открыла один замок, потом второй, третий.

— Сложная система.

— Увы,— вздохнула она.— Это Нью–Йорк, тут иной раз и десять замков не спасают.

Она вошла первая, зажгла свет в маленькой прихожей, я помог ей снять длинную, шелковистую шубу. Когда я вешал шубу на плечики, на меня опять пахнуло духами.

Астрид тем временем успела войти в комнату, и вдруг оттуда донесся вскрик, сдавленный, приглушенный, словно она прикрыла рот ладонью.

Я вошел в гостиную. Большая, просторная комната. Белые стены с яркими пятнами картин. Прямо напротив двери большое живописное полотно в красных, зеленых и желтых тонах. Похоже, мексиканское. На черном полу огромный китайский ковер, выдержанный в пастельных красках. Меблировка смешанная — частью современная, частью старинная. Много английских вещей, XVIII век, отливающее медом красное дерево, преимущественно «чиппендейл».

Посредине стояла Астрид, бледная как мел. Но я смотрел не на нее, не на картины, не на мебель. Я смотрел на другое: в комнате царил настоящий разгром. Ящики письменного стола выдвинуты, книги с полок сброшены. Диванные подушки валяются на полу.

Астрид подбежала к другой двери, распахнула ее — там, в спальне, все вообще было вверх дном. Платья раскиданы по комнате, кровать растерзана, выдвижные ящики на полу — сущий тарарам.

— Звоните в полицию,— сказал я.— Здесь побывали грабители.

— Вижу,— с иронией проговорила она, тяжело опускаясь в кресло.— Лучше налейте–ка мне виски.— Она кивнула на передвижной бар у окна.— В полицию звонить бесполезно. Приедут, запишут, и все, больше мы о них не услышим. Это уже третий раз. И после каждого взлома я врезаю новые замки, побольше, помудренее. И подороже. Но все без толку. Это же наркоманы, а они сквозь стены пройдут, если нужно раздобыть денег на «наркоту».

— Что–нибудь унесли?

— Не знаю пока. Шкатулка с побрякушками пропала, но там ничего ценного не было. Подделки и всякая ерунда, за которую много не дадут. Опыт учит,— улыбнулась она и взяла у меня стакан.— Становишься фаталистом. Как я догадываюсь, такова цена за то, что живешь в «The Big Apple». Хорошо еще, не убита и не изнасилована.

— Вот видите,— сказал я.— Именно это я имел в виду, когда говорил, что предпочитаю Швецию.

— У вас там нет преступности?

— Есть, конечно, но не в таких масштабах.

— А в каких же? — усмехнулась она.— Не грабят? Впрочем, кража — это еще полбеды. Вещи всегда можно заменить. Но при мысли, что здесь побывали чужие люди, что они рылись в моих вещах, мне просто дурно становится. И зло берет.

Я плеснул в стакан немножко виски, бросил несколько кубиков льда и сел напротив нов. Взял ее за руку.

— Я помогу вам навести порядок,— сказал я.— А потом, по–моему, вам не мешало бы принять что–нибудь успокоительное. Например, легонькое снотворное, чтобы поспать. А утром вызовите слесаря и полицию. Даже если они ничего не предпримут, пускай хоть запишут, введут в свои ЭВМ. Вдруг у них есть на примете банда, которая бесчинствует в этом квартале. Ведь чем больше будет данных, тем точнее они нанесут удар.

Астрид сидела молча, потягивая виски, смотрела на меня большими серьезными глазами.

— Мне страшно, Юхан.— Она стиснула мою руку.— Очень страшно.

Ее темные глаза наполнились слезами. Но я чувствовал, что речь идет не о краже. Ее пугало что–то другое. Что–то совсем другое.

— Не уходи, — сказала она, наклоняясь ко мне.— Не оставляй меня сегодня одну.

ГЛАВА IV

Пахло беконом, свежим горячим кофе и гренками. Хорошо, когда день начинается с такого замечательного трезвучия. Кухня была небольшая, но уютная. Астрид стояла у газовой плиты и жарила бекон, она была в длинном дымчато–сером кимоно с алым лотосом на спине. Урчала вытяжка, точно шмель над цветком клевера.

— Осторожно, как бы жиром не брызнуло,— сказал я, прихлебывая крепкий черный кофе. Высокий фарфоровый кофейник был опоясан крупной размашистой надписью «Я люблю Нью–Йорк».— Знаешь, раньше этот звук — потрескиванье жира — использовали на радио для имитации аплодисментов.

— Что–то уж очень мудрено,— улыбнулась она, повернувшись ко мне.— Проще ведь устроить настоящие аплодисменты, чем все время жарить бекон, разве нет?

— Ну, вообще–то жарили не бекон. А кое–что, чего ты никогда не пробовала. Смоландские колбаски. Со свеклой — пальчики оближешь!

— К сожалению, я ничего такого предложить не могу, но надеюсь, бекон и яичница послужат некоторой компенсацией А еще гренки и кофе — в любых количествах .

Мы сидели друг против друга за узким кухонным стоиком. Окно выходило во двор, где тянулись к небу высокие деревья. Мимо стекол с чириканьем порскнули воробьи, за стеной, в соседней квартире, тихонько играла музыка.

Гы не будешь звонить в полицию?

— Без толку это. Лишняя морока. Я лучше поговорю с домохозяином. У него договор с какой–то частной организацией, которая обеспечивает безопасность в его домах.

— Не очень–то успешно,— заметил я, подливая себе кофе из круглой стеклянной кофеварки.

— Во всяком случае, не хуже полиции. Причем у них менее стандартные методы.

— Вот как?

— Уж не знаю, как они умудряются, держат ли связь с мафией или нет, но зачастую они выслеживают воров и просто–напросто задают им хорошую трепку. А это куда действеннее. Ведь полиция если и сцапает их, то через несколько часов опять выпускает на свободу, и они как ни в чем не бывало продолжают свое дело.

— Воля, конечно, твоя, но, по–моему, полиция надежнее. Ты проверила? Есть пропажи?

Астрид кивнула, засунула в тостер два ломтя белого хлеба, включила блестящую машинку.

— Похоже, ничего ценного не утащили. У меня не то чтобы очень много дорогих вещей, но мебель и картины на месте. Телевизор тоже. И вот это меня слегка удивляет.

— Почему? Может, они с перепугу удрали.

— Может. Но все равно. Обычные воры, которым поскорей нужны деньги, всегда уносят телевизор, стереосистему и прочее, что легко сбыть с рук, продать прямо на улице. Однако именно эти вещи целы. А специалисты, по крайней мере, забрали бы картины и так далее. У меня тут несколько гравюр Пикассо, литография Шагала. За одно это можно выручить больше тридцати тысяч долларов. Но и они все на месте. Только в беспорядке.

18

Дей Дорис (род. в 1924 г.) — американская актриса, с успехом снималась в музыкальных фильмах.