Страница 23 из 47
— Встань на их точку зрения,— серьезно продолжал Калле Асплунд.— Ты встречаешься с нею, идешь к ней домой. В квартире полно твоих «пальчиков», а соседка по дому, с которой ты разговаривал, может тебя опознать. Георг Свенссон отослал им твою фотографию.
— А откуда им известно, что это я? Можно подумать, я обошел весь дом и повсюду оставлял визитные карточки!
— У неё был записан твой адрес. И что вечером в воскресенье вы вместе ужинаете, и что жил ты в «Роджере Смите». А дальше все было просто. Навели справки в гостинице и уточнили твой адрес.
— Гак ведь ее убили после моего отъезда? Меня же не было в Нью–Йорке, когда она погибла!
— Увы, увы!
Наш немыслимый разговор не испортил Калле аппетита. Он подложил себе селедки, а когда я в ответ на его вопросительный взгляд отрицательно покачал головой, добавил еще. Соусник он тоже тщательно опорожнил.
— Вот ведь чертовщина — идти в дорогой ресторан, чтоб поесть селедки,— проворчал он.— Я двадцать пять лет женат, но, если подсчитать, сколько раз я ел дома печеную селедку под луковым соусом, хватит пальцев одной руки. Или почти хватит. Н-да, поди пойми этих женщин. Неужели так трудно приготовить селедку или дорого чересчур?
Я промолчал, мне было не до его семейных проблем. Если они не идут дальше нехватки печеной селедки, пусть радуется.
— Так она умерла раньше? До того как я уехал?
Он кивнул.
— Совершенно верно. Она была убита в собственной квартире. А потом в мешке для мусора тело отвезли на безлюдную автостоянку. Убийство произошло вечером. Вечером в воскресенье. Около одиннадцати часов.
Точно оглушенный, я сидел, устремив невидящий взгляд в окно. Я–то все звонил тогда в дверь, все звонил, звонил. Потом звонил по телефону из гостиницы. Долго–долго. А она, выходит, лежала в квартире, мертвая. Окровавленная, истерзанная. Почему ее не было дома, когда я за ней зашел? Почему она должна была умереть? На глаза невольно навернулись слезы. Калле неуклюже похлопал меня по руке.
— Я понимаю, каково тебе сейчас,— тихо сказал он.— И я знаю, что ты к этому непричастен.
— Но почему? Почему ее убили?
— Ты не поверишь... — спокойно сказал он и залпом допил остатки пива. Пена белым ободком осела на краю стакана.— Это связано с революцией в Сантинасе.
— Еще не легче.
— Мне известно только то, что сообщили по телефону из Нью–Йорка, но, как ты помнишь, с месяц назад в Сантинасе свергли диктатора.
Я кивнул: кто ж этого не помнит. Генерал Хуан Альберто Гонсалес–и–Лион. Жестокий тиран, не один десяток лет угнетавший свой народ и загребавший все для себя и собственной семьи. Он жил в вульгарной роскоши, а бедняки прозябали в страшной нищете. Тюрьмы были переполнены политзаключенными. Пытки и казни без суда и следствия были там в порядке вещей. Кроме того, генерала обвиняли в широкомасштабной контрабанде наркотиков в США. В результате народ восстал и сверг его. Сам он погиб, кажется, когда сбили его вертолет. Точно не помню.
— Однако он предусмотрительно прикарманил многие миллионы долларов и разместил их частью в Америке, частью в Швейцарии. На золото из казны он тоже наложил лапу. Тонн десять — двадцать исчезло из сейфов Центрального банка, и никто не знает куда.
— Так ты полагаешь, что Астрид завладела десятью тоннами золота, а я спрятал их в ручной клади и увез самолетом в Стокгольм, но сперва убил ее в Нью–Йорке? — Я попробовал улыбнуться, но безуспешно.
— Не совсем, но почти. У Астрид был друг. Из генераловых подручных. Управлял его делами в США. Был, так сказать, полномочным представителем генерала. И видимо, получил особые распоряжения — когда диктатор заметил, что дело плохо, что крестьяне в провинции начали бунтовать. Ведь генерал приказал все, что можно, обратить в наличные и ценные бумаги, чтоб он мог припеваючи прожить остаток дней. Он отлично понимал, что если сохранит за собой гостиницы, небоскребы и прочие вещи, владельца которых легко установить, то новое правительство заставит американцев наложить на них арест.
— При чем же тут Астрид?
— Не спеши. Легче на поворотах. Ну так вот, ее любовник, или кто он там был, по–видимому, сделал все как приказано. И тут генерала убили. При попытке к бегству. А на этого малого в Нью–Йорке неожиданно свалились сотни ничейных миллионов. Он, ясное дело, потер руки, но радоваться было рановато. Вдова Гонсалеса осталась жива, да и часть генеральских «гвардейцев» тоже. И им отнюдь не улыбалось существовать на подачки социальной помощи. Только вот беда, нью–йоркский агент, то бишь ухажер Астрид, похоже, не собирался говорить, где деньги.
— Теперь понятно. По–твоему, Астрид все знала?
— Совершенно верно. И использовала тебя, чтоб до поры до времени спрятать свою информацию: пусть, мол, страсти улягутся, а там поглядим. Ведь революционеры разыскивали и вдову генерала, и его приспешников. И доберись они до этой шайки, дни ее были бы сочтены. Весь Сантинас до глубины души презирает и ненавидит генеральских прихвостней. Да и вдову тоже.
— Так вот почему Астрид перед смертью пытали?
— Американцы считают, что да. И приятель ее попался. Тоже убит. Утоплен, расстрелян, изрезан ножом. Колени перебиты, несколько пальцев на руке отрублены. Да, поработали на совесть. Хотя даже это, видимо, не помогло. Золото они назад не получили.
— Значит, по–твоему, на пленке с рождественскими песнями могут быть какие–то зашифрованные сведения?
— На какой еще пленке?
— С рождественскими песнями. Разве я не сказал? Она попросила меня передать своей здешней подруге кассету с рождественскими песнями.
Калле молчал, лицо его побагровело.
— Ты что же, привез сюда из Нью–Йорка пленку, которую получил от нее?
— Да. Но там ничего такого не было, только вполне безобидные вещи. Рождественские песни и девичьи воспоминания.
— Черт побери, видал я в жизни наивных идиотов, но ты всех превзошел! Неужели ты не понимаешь, что среди песен и прочей ерунды наверняка запрятан код?! Например, номер секретного банковского счета.
Я покачал головой.
— Я слушал пленку и так, и этак. Я бы заметил... Нет, ни одной цифры там не было.
— Где у тебя кассета?
— Я отдал ее Грете Бергман.
Калле остолбенел, с сомнением взглянул на меня, словно не веря своим ушам.
. — Грете Бергман? А это кто такая, черт возьми?
' — Подруга Астрид, для которой предназначалась
кассета. Ну, они еще жили в одной комнате, я же только что рассказывал.
— Где она?
— Не знаю, но у меня записан ее телефон.
— Сделай мне одолжение.— Голос Калле звучал напряженно, казалось, он с трудом сдерживался. — Пойди и прямо сейчас позвони ей. Пусть немедленно приедет сюда с кассетой. Такси за мой счет.
Я кивнул, сложил салфетку и встал. В холле я опустил две кроны в прорезь телефона–автомата и набрал номер, записанный под ее диктовку. Гудки, гудки — никто не подходит. Я уже хотел положить трубку, как вдруг ответил задыхающийся голос:
— Прокат автомобилей, Сульна. Ёте Юханссон у телефона. Алло!
ГЛАВА XII
— Ну, что?
Калле, нахмурив брови, смотрел мне навстречу — точь–в–точь директор школы, которому я когда–то в детстве, комкая в руках шапку, объяснял, каким это образом во время снежной баталии разлетелось вдребезги большое окно на лестнице.
— Прокат автомобилей, Сульна,— сказал я, сел прямо напротив него и допил свое теплое пиво.
— Ты что городишь?
— По этому номеру ответил прокат. А вовсе не Грета Бергман. Если она вообще существует...
— Ясное дело, существует. Ты же отдал ей кассету.
— Знал бы я раньше, в чем тут дело. Мне–то казалось, пленка совершенно безобидная. Как Астрид сказала, так оно и есть: рождественские песни, поздравления. Да я ведь и прослушал ее несколько раз. Ни о генералах, ни о миллионах, ни о золоте там речи не было. Вдобавок я же искал Грету Бергман, а она взяла и пришла сама.
— Боже правый! Как видно, достаточно позвонить в дверь твоего логова, чтобы ты сию минуту выложил сотни миллионов. И это еще не самое страшное.