Страница 14 из 47
Я прошел под крестовым сводом XVII века, мимо мощных песчаниковых колонн, поднялся по лестнице.
Грета Бергман была дома. На мой звонок открыла женщина лет тридцати. Блондинка с большими темными глазами, в которых читалось удивление. Одной рукой она придерживала у горла халат. Только что встала?
— Извините за беспокойство, нет ли у вас в Нью–Йорке знакомой по имени Астрид Моллер?
— Что–что? — Она все так же удивленно смотрела на меня. В комнате за ее спиной виднелся стол, а на нем рюмки и бутылка джина.
— Она передала мне пакет и сказала, что ее подруга Грета Бергман, которая живет в Старом городе, зайдет за ним. Не вы ли это? Ведь, судя по телефонной книге, в Старом городе нет другой Греты Бергман.
— К сожалению, я не та, кого вы ищете. Придется вам подождать, пока она сама объявится.— Блондинка фыркнула. На меня явственно повеяло легким запахом джина.
— Да, как видно, придется. Спасибо. И еще раз извините.
Я медленно спустился вниз. Ладно, ничего страшного не произошло. Я сделал все, что в моих силах, и теперь могу с чистой совестью ждать известий от Астрид. А ее пакет до поры до времени полежит под замком.
Вернувшись к себе, я наскоро поел. Обычно я обедаю наверху, в квартире, но прогулка затянулась, а мне еще надо было просмотреть кой–какие финансовые бумаги. Хотя оборот не так уж и велик, документация все равно отнимает массу времени. Всевозможные ведомства и чиновники требуют сведений, и, чтобы их ублаготворить, нужно заполнить и разослать кучу всяких бланков и формуляров.,
Я съел два вареных яйца, немножко нежирной простокваши с кукурузными хлопьями и хрустящий хлебец с сыром, но без масла и сидел за столом с чашкой кофе и пачкой счетов, когда над дверью магазина звякнул тибетский верблюжий колокольчик. Я сунул бумаги в ящик, накрыл чашку блюдцем, чтобы кофе не остыл, подтянул галстук и вышел из конторы. В магазине стояли двое мужчин. Оба серьезно смотрели на меня.
— Здравствуйте,— сказал один.— Мое имя — Георг Свеиссои. Комиссар Свенссон. А это — полицейский инспектор Гран.
Второй слегка поклонился.
— Очень приятно. Чем могу быть полезен?
Подарок к пятидесятилетию, подумал я. У коллеги юбилей, они собрали деньги и теперь подыскивают что–нибудь этакое, с намеком на полицейскую деятельность. Старый шлем или саблю. Либо что–то связанное со Стокгольмом. Не слишком дорогостоящее, разумеется. Может, бильмарковскую литографию? Прекрасный подарок на все случаи жизни.
Но я ошибся. Ни сабли, ни виды Стокгольма их не интересовали.
— Вы, как я понимаю, господин Хуман? — сказал комиссар Свенссон.— Юхан Кристиан Хуман?
— Совершенно верно.— Я кивнул и вопросительно посмотрел на них.
— Может, присядем? — Свенссон огляделся по сторонам.
— Прошу.— Я жестом показал на густавианские стулья у торцевой стены.— Только поосторожнее, будьте добры. Стулья недавно из реставрации, и слишком резко откидываться на спинку нельзя, а то сломается.
Комиссар улыбнулся.
— Мы будем осторожны. Как в восемнадцатом веке. Сядем на краешек.
Встревоженный, я опустился на стул. Что их сюда привело? Неувязки с налогами? Возможно. «Химичить» я никогда не пытался, но инструкции год от года становятся все сложнее, и ошибка в одной какой–нибудь колонке может выставить тебя перед налоговой службой и аналогичными инстанциями сущим мошенником.
— Ну что ж,— смущенно пробормотал я.— Так чем я могу быть вам полезен? Если вы разыскиваете похищенный антиквариат, то, уверяю вас, я покупаю вещи только у людей, на которых могу положиться.
Они переглянулись. Комиссар Свенссон достал из кармана сигареты, вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Хоть и не люблю, когда в магазине курят, но разве в такой ситуации откажешь?
— Вы, конечно, гадаете, что нас сюда привело,— сказал комиссар, закуривая.— Так вот, мы здесь по просьбе нью–йоркской полиции.
— Нью–йоркской?
— Вы ведь недавно побывали в Нью–Йорке, верно?
Я кивнул.
— Да, побывал. Но счет в гостинице я оплатил, а с собой привел всего одну бутылку виски.— Я улыбнулся. однако ни тот, ни другой на улыбку не ответили.
— Боюсь, дело куда серьезнее.
Свенссон поискал взглядом пепельницу. Я снял с полки у меня за спиной оловянное блюдечко, подал ему.
— Речь идет об убийстве,— продолжал он, глядя на меня в упор.
— Ничего не понимаю.
— Найдена убитая женщина. И вы были один из последних, с кем она встречалась, прежде чем пропала. Так, во всяком случае, утверждают наши нью–йоркские коллеги.
ГЛАВА VII
— Астрид?
Он кивнул.
— Астрид Моллер. Вы ведь встречались с ней?
Я молчал. В голове не укладывается. Астрид умерла? Значит, поэтому она не открывала дверь, не отвечала по телефону?
— Да, встречался. Мы вместе ужинали. Но... убита? Не понимаю... — Я опять замолчал.
— Вы не под подозрением,— быстро сказал Свенссон.— Насчет этого не беспокойтесь. Нью–йоркская полиция просит рассказать о том вечере, когда вы с нею встречались.
— Откуда им это известно? Что мы виделись?
— У нее в сумочке найден блокнот–ежедневник. Она записала, что вечером в субботу вы вместе ужинали. И что увидитесь в воскресенье. А рядом — ваше имя и адрес.
Понятно, думал я. Она отдала мне кубок и кассету с рождественскими песнями. Собиралась написать и приехать — ах, да что теперь говорить!
— Мы встретились в «Уолдорф–Астории». В баре.
Полицейские обменялись взглядом. Тот, что помоложе, достал из портфеля маленький диктофон.
— Надеюсь, вы не возражаете, если мы запишем ваш рассказ на пленку? Так будет проще составить протокол.
Я кивнул. Нет, не возражаю. Но протокол? Очень уж категоричное слово. Безапелляционное. «Протокол допроса антиквара Юхана Кристиана Хумана, подозреваемого в убийстве». Такой будет заголовок? Переведут на английский и телексом в Нью–Йорк?
— Итак, в «Уолдорф–Астории».
— Что вы делали в Нью–Йорке?
— Во всем виновата погода. Н-да, ноябрьская погода. Пасмурно, мрачно, и вообще. Ну я и решил слетать в Нью–Йорк, благо «САС» предоставляет скидку. На уик–энд. Посмотрел кой–какие выставки, зашел в антикварные магазины. Чтоб не отстать от новых веяний.
— Новых? Вы же вроде антиквар? — Комиссар Свенссон недоуменно взглянул на меня.
— Правильно, но ведь нужно знать, что именно станет антиквариатом завтра. Как бы там ни было, я сидел в баре «Уолдорф–Астории», и мы с ней разговорились. Потом вместе поужинали, а на другой день пошли на блошиный рынок, на барахолку.
— На другой день? Извините за такой вопрос, но, возможно, это представит интерес для следствия. Ночь вы провели вместе?
— Вместе? — Сперва я не понял, но потом сообразил, что он имеет в виду.— Да, я остался у нее,— коротко сказал я, считая в душе, что стокгольмской полиции это совершенно не касается.— Утром мы пошли в город, на блошиный рынок у перекрестка Шестой авеню и Двадцать Седьмой улицы.
— А потом?
— Потом выпили у Астрид чаю и разошлись, около трех я вернулся в гостиницу. Вечером мы собирались вместе поужинать, но, когда я за ней зашел, ее не было. И по телефону она не отвечала — ни вечером, ни наутро.
— Вы не заметили ничего особенного?
— В каком смысле?
— Может, случилось что–нибудь необычное?
— Когда мы пришли вечером к ней в квартиру, оказалось, что там побывали грабители.
— Грабители? Об этом они не говорили... ну, полицейские из Ныо–Йорка.
— Она не заявляла в полицию.
— Почему?
— Отчасти потому, что ничего ценного как будто бы не пропало. А отчасти потому, что не видела в этом смысла. Лучше, мол, обратиться к домовладельцу, чем в полицию.
— И больше ничего?
— Ничего, если мне не изменяет память. Да мы и виделись–то от силы несколько часов.
— Значит, после блошиного рынка и чаепития вы уже не видали ее?
— Совершенно верно.
— Ну что ж. Спасибо, и до свидания. Отошлем им ваши показания, а там видно будет. Может, придется задать вам еще несколько вопросов.