Страница 12 из 32
Миссис Арбутнот вернулась с фермы, зажгла свечи в темнеющей гостиной и вместе с двумя черными служанками принялась за штопку носков и рубах. Девочки вытащили из шкафа книжку с картинками и Пегги, наконец, решила доказать брату, что она уже совсем большая, взяв на себя чтение. Чарли нарочно уронил со стола томик Жюля Верна, чтобы мать подняла голову от шитья и заметила, что он забрал свечу и отправился к себе в комнату. Чтение миссис Дороти считала занятием полезным и сына от него отрывала лишь по крайней необходимости.
Оставшись один, Чарли принялся готовиться к ночному караулу. Почистил и смазал винтовку, завернул горсть патронов в промасленную бумагу и засунул их в старый отцовский кисет из свиной кожи. Остальные патроны распихал по карманам саржевой куртки, вытащил из-под кровати еще до обеда унесенный из кладовой кусок брезента, походную флягу с водой и свою величайшую драгоценность — карманный фонарь Эвереди, подаренный отцом на прошлое Рождество. Тщательно упаковав все снаряжение в брезент, Чарли тихонечко опустил сверток за окно и улегся на кровать, раскрыв книгу.
Дождь зарядил с вечера, ровный, усердный, долгий. Небо нависло плотной низкой пеленой, огни потушили рано, и в темноте Чарли с трудом нащупал мокрый сверток, утонувший в прибитой дождем траве. Буллит, выскочивший словно из-под земли, потерся мокрым боком о холщовую штанину, заставив Чарли поморщиться. Ташинга выступил из темноты, поблескивая круглыми белками глаз.
— Кажется, все готово, — Чарли взвалил на плечо тяжелый сверток, — идем.
Место для засидки нашлось как нельзя более удачное. Прямо напротив коровника, маленький сарайчик с плоской крышей, где хранился садовый инвентарь и стояла лохань для мытья молочных бидонов. Чарли взобрался наверх, и Ташинга подал ему сверток.
— Для двоих здесь места мало, — заметил Чарли, разворачивая брезент, — иди домой, Ташинга. Буллит покараулит внизу, разбудит меня лаем, если засну. Хотя, надеюсь, этого не случится.
— Ташинга пойдет к дому, — в короткой вспышке фонаря блеснула черная кожа и струящиеся по ней потоки дождевой воды. В руке старый охотник сжимал короткое копье с широким наконечником, а из одежды на нем было лишь ожерелье из леопардовых когтей. — Женщины боятся выстрелов. Ташинга их успокоит, когда муридзи убьет шумбу.
— Маме понравится твой наряд, — усмехнулся Чарли, — иди, Ташинга, покарауль их. А я здесь подожду.
Он очень надеялся, что дожидаться будет некого, но решил оставить эту мысль при себе, побоявшись показаться трусом.
Под мокрым брезентом было душно. Нога затекла, во рту появился мерзкий привкус простуды, патроны в кармане куртки давили в ребро. Но Мартини оставалась сухой, и это было все, что имело значение. Чтобы не заснуть, Чарли принялся вспоминать историю Дика Сэнда, но это мало помогло, ближе к полуночи мальчик начал клевать носом. Тревожное мычание в хлеву разбудило его, и он высунул голову из-под брезента, вглядываясь в ночь. Но ничего, кроме обычных звуков фермы и ровного шума дождя не услышал, и снова забрался в укрытие, умоляя про себя утро наступить поскорей.
Дождь почти утих, Чарли снова задремал, почти уверившись, что льва так и не дождется, когда снизу донесся разъяренный лай Буллита. Пес кинулся по дорожке, в ту сторону, где стояли хижины работников, и снова вернулся, задрав морду и захлебываясь лаем, словно призывая хозяина следовать за собой. Чарли слетел с сарайчика, сжимая в руках винтовку, и бросился вслед за собакой.
— Муридзи! — тихий голос Ташинги показался Чарли громом с ясного неба, пот заструился по спине, довершая работу ночного дождя, промокшая насквозь рубаха липла к телу, ружье чуть не выскочило из взопревших ладоней.
— Идем.
Негр бесшумными шагами заскользил вперед, и Чарли последовал за ним. Буллит, почувствовавший, что происходит что-то важное, перестал лаять и затрусил вслед за мальчиком.
Дождь прекратился, облака разошлись, пропустив тусклый и бледный свет молодой луны. Коровы затихли, петух в курятнике еще не пропел, люди спали в предрассветный час мертвым сном. Ташинга крадущейся походкой приблизился к хижинам, в которых ночевали черные работники фермы, отгороженным от хозяйственных построек невысокими зарослями мимозы, усыпанными желто-лиловыми цветами. Буллит тихо заскулил, и негр, принюхавшись, остановился, разглядывая неприметный клочок влажной сырой земли возле самой изгороди. Чарли присоединился к нему, включив фонарик.
На земле лежал кусок черного человеческого уха с большой медной серьгой, впечатавшейся в раскисшую грязь. Ташинга осмотрел колючий куст и протянул Чарли клочок жесткой желтоватой шерсти. Мальчик сглотнул и часто задышал, преодолевая тошноту. Старик, не дожидаясь разрешения, выхватил фонарь из руки Чарли и двинулся к задней калитке, согнувшись почти до самой земли. Пес, сообразивший, что от него требуется, уже бежал впереди, вынюхивая след.
След заканчивался у изгороди, ярдах в десяти слева от калитки. На верхних ветвях акации Ташинга обнаружил еще пару клочков львиной шерсти, а там, где лев истоптал землю задними лапами, готовясь к прыжку, уже загустевшую лужицу крови.
— Кунаше, — охотник тихо вздохнул, — шумба забрал Кунаше. Кунаше маленькая. Шумба вернется.
Чарли уселся на землю, сжимая поставленную между колен винтовку, и попытался думать. Мысли никак не хотели собираться в кучу, пока одна, яркая, как ночная молния, не озарила темноту в его голове. Ташинга знал. Он знал, что лев придет не за коровой, надежно запертой в крепко сколоченном коровнике. Ташинга отправил его подальше от дома и с одним копьем вызывался охранять маму и девочек. Но лев нашел себе другую добычу. Кунаше, миловидная негритянка лет шестнадцати, доившая коров по утрам, очевидно, выбралась из хижины, где работавшие на ферме девушки спали вповалку на глинобитном полу, по нужде, и лев, воспользовавшись случаем, унес ее в буш.
— Может быть, она еще жива? — без всякой надежды спросил мальчик, и совсем не удивился, когда негр покачал головой. — Когда он вернется, Ташинга?
— Сегодня, — не задумываясь, ответил старик, — Кунаше маленькая, шумба скоро проголодается.
— Завтра вернется отец, — Чарли поднялся, опираясь на ружье, — а сегодня я выпущу корову. Пусть забирает, зато люди останутся целы.
— Корова большая, — кивнул Ташинга, — у коровы рога и копыта. Корова сильная. И жесткая. Человек мягкий, слабый. Шумба вернется за человеком. У муридзи есть ружье. Муридзи знает.
— Я его боюсь, — Чарли опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с Ташингой, — может, отец вернется раньше, чем он снова придет?
— Только глупец не боится шумбы, — Ташинга взял Чарли за подбородок и заглянул в расширившиеся от ужаса зеленые глаза мальчика, — муридзи убьет шумбу. Муридзи убьет свой страх.
Они торопливо затерли обнаруженные следы, ухо с серьгой Ташинга забрал к себе в хижину, чтобы сжечь потом вместе с останками девушки, обследовали все кусты по дороге от места нападения до изгороди в поисках львиной шерсти, но так ничего и не нашли. Работникам Ташинга пообещал сказать, что Кунаше приходила к нему утром, жалуясь на боль в животе, и он отправил ее в Горомонзи, где разместился фельдшерский пункт. Маме и сестрам Чарли, конечно, ничего говорить не собирался. Винтовку и флягу он отдал Ташинге, чтобы негр принес их к назначенному месту встречи, и влез в окно своей спальни минут за пять до того, как миссис Арбутнот пришла будить его к завтраку.
Идти пришлось почти по пояс в мокрой траве. Дождь прекратился, но сырой, резкий ветер продувал до костей, заставляя плотнее кутаться в толстую охотничью куртку. Винтовка оттягивала саднящее после вчерашнего эксперимента плечо, челюсти сводило зевотой после бессонной ночи. Но глаза смотрели зорко, выискивая в разнотравье чуть заметную примятую дорожку, по которой лев тащил свою добычу. Буллит, низко пригнув голову к земле, трусил рядом, принюхиваясь к следу. Ташинга, завернувшийся в одеяло, сжимал в руке старое копье и вглядывался в дальние заросли колючих кустов. Через час идти стало легче, высокие злаки сменились жесткой кустистой травой, с широкими проплешинами бурого суглинка. Львиный след стал четче, слева от него тянулась неширокая борозда, прочерченная откинувшейся рукой жертвы.