Страница 29 из 41
Таким образом, сказания о призвании правителя в раннесредневековой историографической традиции, восходящие к мифоэпической этиологической легенде, историзировались, отражая реальные межэтнические контакты периода образования «варварских» государств. Одной из важнейших их функций была легитимизация иноэтничных правящих династий, обоснование их права на власть.
(Впервые опубликовано: Элита и этнос средневековья. М., 1995. С. 39–44)
«Князь» и «каган» в ранней титулатуре Древней Руси
Е. А. Мельникова
Изучение древнерусской социально-политической терминологии IX–XI вв., в том числе титулатуры, чрезвычайно осложнено состоянием источников, а именно отсутствием одновременных древнерусских текстов и спецификой «инокультурности» зарубежных памятников. Неизбежное обращение к данным летописей – основному и почти единственному комплексу нарративных документов – далеко не всегда сопровождается учетом двух важнейших обстоятельств, сильно влияющих на достоверность этих данных.
Во-первых, даже если согласиться с наиболее ранними датами начала русского летописания – 1030-е гг. (А. А. Шахматов) или конец X в. (Л. В. Черепнин, А. А. Гиппиус), то все равно древнейший дошедший до нас летописный текст, «Повесть временных лет» (далее – ПВЛ), был написан в начале XII в., и можно предполагать, что он скорее отражает актуальную терминологию этого времени, нежели сохраняет словоупотребление X и тем более IX в.
Подтверждением этого предположения служат данные ономастики: скандинавские по происхождению имена первых русских князей передаются на протяжении всей ПВЛ в форме, сложившейся, видимо, к середине XI в. Так, в середине X в. Константин Багрянородный в трактате «О церемониях» приводит имя княгини Ольги в форме Ἕλγα с придыханием перед начальным гласным и передним е, что полностью соответствует др. – сканд. Helga, но не др. – русск. Олга[361]. В конце X в. Лев Диакон передает имя Игорь < Yngvarr как Ἴγγοϱ, сохраняя первую основу Yng- и фиксируя стяжение второй основы – varr[362]. Очевидно, что в текстах договоров X в. летописец заменяет современными ему формами имена русских князей Олегъ и Игорь, которые в середине, и тем более в начале X в., еще сохраняли исходное скандинавское произношение Helgi и Yngvarr или были достаточно близки к нему. В то же время многочисленные скандинавские имена в договорах не несут следов славянизации. Более того, летописец оказывается не в состоянии «опознать» скандинавское имя, лежащее в основе древнерусского, если оно претерпело существенные изменения: он, например, не заменяет в договоре 944 г. имя Guðleifr именем Глѣбъ, сохраняя более близкую к оригиналу форму Вузлѣвъ[363]. Формы личных имен, таким образом, указывают на тенденцию к «актуализации», свойственную летописцам конца XI – начала XII в.
Во-вторых, сохранившиеся рукописи ПВЛ датируются временем на два-три столетия более поздним, чем ее составление. За отсутствием сопоставительного материала нет возможности установить, какие изменения, в том числе в области словоупотребления, были внесены переписчиками (и авторами) таких компиляций, как Лавр., Ипат. и другие летописи.
Все сказанное заставляет с крайней осторожностью относиться к политической терминологии, отраженной в ПВЛ для IX–X вв., в том числе к титула-туре верховных правителей Древней Руси, и отдавать предпочтение пусть и немногочисленным, но аутентичным источникам соответствующего времени: древнерусским эпиграфическим текстам, а также иноязычным сочинениям.
Единственным титулом правителя в Древней Руси, засвидетельствованным ПВЛ, является термин «князь», применяемый к правителям разного ранга, статуса и происхождения. «Князьями» называются верховные правители Руси – великие князья киевские (затем владимиро-суздальские, тверские и т. д.) вплоть до XVI в. Тем же термином обозначаются главы отдельных территориально-политических образований, входивших в состав Древнерусского государства (княжеств), фактические вассалы великого князя киевского. Наконец, он применяется для обозначения глав племенных объединений (древлян и др.), подчиненных на протяжении X–XI вв. власти Киева, а также печенежских и половецких ханов, литовских вождей и пр. Иерархия властных статусов тем самым в терминологии ПВЛ не получила отражения[364].
Недифференцированность обозначения представителей верховной власти в ПВЛ находит определенное соответствие в византийских источниках, но лишь применительно к X в. В труде «Об управлении империей» Константин VII Багрянородный обозначает одним и тем же термином ζάκανον как киевского «великого» князя Игоря («архонта Росии»), так и других представителей власти, которые «вместе со всеми росами» отправляются по осени в полюдье из Киева[365]. Определить статус «архонтов» не представляется возможным: это могут быть и главы (или их представители) подвластных Игорю племен, к которым направляется полюдье, и военные предводители отдельных отрядов росов, и, наконец, члены великокняжеской семьи.
Вместе с тем в IX–XI вв. использовалось и другое обозначение древнерусских правителей – «каганъ»[366]. Древнейший случай его употребления засвидетельствован в Вертинских анналах под 839 г. Он относится к правителю росов, направивших посольство в Константинополь к императору Феофилу, которое затем прибыло в Ингельгейм к Людовику Благочестивому. Недвусмысленное отождествление Пруденцием росов со «свеонами», явившееся результатом произведенного при дворе императора расследования, не оставляет места для сомнения в том, что посольство состояло из скандинавов (свеев), которые «называли себя, то есть свой народ, рос» («qui se, id est genten suam, Rhos vocari dicebant»), а своего правителя («тех») – каганом («rex illorum chacanus vocabulo»)[367]. Появление этого термина в Вертинских анналах не было случайностью: в IX в. он являлся принятым в византийской имперской канцелярии титулом скандинавских правителей в Восточной Европе, что вызвало недоумение императора Людовика II Немецкого, писавшего византийскому императору в 870-х гг., что термином «каган» в его делопроизводстве называется «государь авар, а не хазар или норманнов»[368].
Термин «каган» остается официальным титулом великого князя вплоть до последней четверти XI в., когда на фреску с изображением патронального святого киевского князя Святослава Ярославича (1073–1076) наносится граффито с молитвой о спасении его души: «Съпаси Г[оспод]и каг[а]на нашего»[369]. В этой надписи Святослав именуется каганом.
Особенно показательно титулование «каганом» Владимира Святославича и Ярослава Мудрого митрополитом Иларионом в середине XI в. в произведениях, содержание которых предполагает использование максимально престижных и максимально официальных титулов[370].
Однако в тех же граффити уже во второй половине XI в. отмечается обозначение киевских князей и другими титулами: так, Ярослав Мудрый в сообщении о его смерти поименован «царем» (от лат. Caesar)[371]. В текстах конца XI в. и далее термин «каган» больше не встречается, и устойчивым обозначением древнерусских правителей становится къназь. Так, на раке Всеволода (в крещении Андрея) Ярославича, захоронение которого состоялось 14 апреля 1093 г., читается: «В великий четверг рака положена была <…> Андрея русьского князя благого, а Дмитр писал, отрочька его, месяца апреля в 14»[372]. Одновременно надписи на раке граффито в Антониево-Феодосиевском приделе Софии Киевской: «Приде князь Стопълкъ» («Пришел князь Святополк»), причем между третьей и четвертой строками этого граффито читается слово «князья» от другой надписи[373].
361
Constantini Porphyrogeniti imperatoris De cerimoniis aulae Byzantinae libri duo / Io. lac. Reiski. Bo
362
Leonis Diaconi Caloensis Historiae libri X / C.B. Hasii. Bo
363
См. подробнее: Мельникова E. А. Источниковедческий аспект изучения скандинавских личных имен в древнерусских летописных текстах // У источника: Сб. статей в честь чл. – корр. РАН С.М. Каштанова. М., 1997. Вып. 1. Ч. 1. С. 82–92.
364
Попытки увидеть различия в обозначении правителей разного ранга в терминологии договоров руси с греками X в. представляются малоубедительными: если согласиться, что тексты договоров были переведены на русский язык лишь в конце XI в. – что считается ныне доказанным, – то они никоим образом не могут включать термины, бытовавшие в IX или X в. (см. подробнее: Платонова Н. И. Русско-византийские договоры как источник для изучения политической истории Руси X в. // ВЕДС. IX: Международная договорная практика Древней Руси. 1997. С. 70–73).
365
Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарий / Г. Г. Литаврин, А.П. Новосельцев. М., 1989. С. 44–45, 50–51.
366
Новосельцев А. П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // ИСССР. 1982. № 4. С. 150–159 (репр.: ДГ. 1998 год. М., 2000. С. 367–379); Коновалова И. Г. Древнейший титул русских князей «каган» // ДГ. 2005 год. М., 2008. С. 226–237.
367
A
368
Назаренко А. В. Западноевропейские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Е. А. Мельникова. М., 1999. С. 290–292.
369
Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской. XI–XIV вв. Киев, 1966. Вып. 1. С. 49–52, № 13.
370
Слово о законе и благодати митрополита Киевского Илариона / Пер. диакона А. Юрченко; подгот. текста А.М. Молдован // БЛДР. 1997. Т. 1: XI–XII века. Заголовок: «О законѣ… и похвала кагану нашему Влодимеру» (С. 26–27); «Похвалимъ же и мы, по силѣ нашей, малыими похвалами велика кагана земли Володимера, внука старааго Игоря, сына же славнааго Святослава…» (С. 42–43); «Сии славный от славныихъ рожься, благороденъ от благородныих, каганъ нашь Влодимеръ…» (С. 44–45); «Паче же помолися о сынѣ твоемь, благовѣрнѣмь каганѣ нашемь Георгии…» (С. 52–53).
371
«В [лето] 6562 месяца февраля 20 кончина царя нашего…» (Высоцкий С. А. Древнерусские надписи. С. 39–41. № 8).
372
Там же. С. 34–37. № 6.
373
Граффито датируется временем вокняжения Святополка Изяславича в Киеве в 1093 г. (Там же. С. 18–24. № 4).