Страница 17 из 41
Характер скандинавских древностей в Южной Руси, становящихся все более многочисленными в середине – второй половине X в., обнаруживает прямую связь оседающих здесь скандинавов с великокняжеской властью. Богатые скандинавские комплексы концентрируются в самом Киеве[209], в Чернигове[210]и в тяготевших к ним погостах – местах стоянки дружин (Вышгород и Китаев под Киевом[211]; Шестовица, Седнев, Табаевка под Черниговом[212]), куда, очевидно, свозилась дань и откуда осуществлялся контроль над торговыми путями и племенными территориями[213]. Здесь же, в округе Киева и Чернигова найдено пять из девяти обнаруженных на территории Древней Руси и паспортизованных арабских монет с прорезанным двузубцем – знаком Рюриковичей[214]. Поселения, где стояли дружины великого киевского князя, имеются и в Верхнем Поднепровье (Гнёздово под Смоленском), ив Верхнем Поволжье (Тимерево под Ярославлем), и в Суздальском ополье (так называемые Владимирские курганы) и др., т. е. в стратегически важных пунктах, по преимуществу на окраинах формирующегося Древнерусского государства. Показательно, однако, что в Южной Руси, при богатстве погребений в некрополях Киева и Чернигова, очень мало единичных находок скандинавских предметов или комплексов. Отсутствует и собственная скандинавская топонимия для населенных пунктов: все известные скандинавским источникам южнорусские топонимы – передача местных наименований: Киев > Koenugarðr[215], Витичев > Vitahólmr[216].
Таким образом, оседание скандинавов в Южной Руси с самого начала было связано с установлением их власти в Киеве, формированием системы управления (на базе княжеской дружины) и подчинено задачам становления и консолидации Древнерусского государства.
Завершение процессов образования Древнерусского государства в последней четверти X в. ставит приходящих на Русь скандинавов в новые отношения с центральной властью. Во-первых, окрепший род киевских князей вступает в борьбу не только со знатью покоряемых им племен, физически истребляя непокорных (ср. повествование о местях Ольги древлянам), но и с «князьями»-скандинавами в независимых от Киева центрах – так Владимир Святославич расправляется с полоцким правителем Роговолодом (< Rögnvaldr) и его наследниками; сходная судьба, возможно, постигла упомянутого летописцем основателя Турова – Туры (< Þόrir). Во-вторых, дружинники Олега и Игоря, осевшие на Руси, и их потомки, как и сам род Рюриковичей, уже вряд ли могут рассматриваться иначе, нежели как представители древнерусской военной знати: показательно, что и летописец конца XI – начала XII в. никогда не применяет к ним этнического определения «варяг», т. е. скандинав. Они— русь, законные правители «Русской земли». «Варягами» же называются скандинавы, оказывающиеся на Руси в качестве воинов-наемников и торговцев, как правило, на короткое время[217]. Лишь незначительная часть их остается здесь навсегда[218], поскольку необходимость в использовании новых выходцев из Скандинавии в аппарате государственного управления уже отпала: существует достаточно широкий слой местной знати. Основной формой деятельности новоприбывающих скандинавов, собственно «варягов», становится военная служба: их отряды нанимаются на более или менее длительный срок за определенную плату, после чего распускаются и отправляются домой на север или далее на юг – в Византию. Они находятся под строгим контролем центральной власти, и в конфликтных ситуациях древнерусские князья защищают интересы местного населения, а не пришлых наемников[219]. На протяжении первой половины XI в. роль варягов продолжает уменьшаться, становясь чисто вспомогательной, и постепенно сходит на нет.
Участие скандинавов в процессах возникновения и становления Древнерусского государства, таким образом, было многообразным и существенно менялось в разные периоды времени и на разных территориях. Однако во всех случаях формы деятельности скандинавов определялись местными условиями, она же сама завершалась их интеграцией в восточнославянское общество.
На Северо-Западе Восточной Европы возникновение протогосударства было непосредственным результатом формирования Балтийско-Волжского пути в VII–IX вв., освоение и эксплуатация которого находились по преимуществу в руках скандинавов. Общность их интересов с интересами местной племенной знати, славянской и финской, создала предпосылки для тесного этнокультурного взаимодействия, однако доминирующая роль скандинавов в торговле сопровождалась сосредоточением в их руках властных функций. Тем не менее, местная элита не утратила своего привилегированного положения, о чем свидетельствует могущество новгородского боярства в XII–XIII вв. и новгородские традиции договоров с приглашаемыми и смещаемыми князьями[220].
В Среднем Поднепровье скандинавы длительное время не пытаются укорениться в восточнославянском обществе, переживавшем в это время процессы государствообразования. Лишь с конца IX в. они активно включаются в эти процессы и становятся ведущей силой в консолидации племенных территорий и осуществлении верховной власти. Они образуют новую, военную элиту со своей, «дружинной», культурой, вытесняя, а частично и истребляя, племенную знать. Вместе с тем, глубокая интегрированность скандинавской элиты в восточнославянское общество уже на ранних этапах вызывает ассимиляционные процессы, которые, однако, завершаются уже во второй половине XI в.[221].
(Впервые опубликовано: Вестник истории, литературы, искусства. М., 2010. Т. 7. С. 217–241)
Начальные этапы урбанизации и становление государства (на материале Древней Руси и Скандинавии)
Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин
В последние десятилетия пристальное внимание привлечено к раннему периоду существования города[222]. Для Руси и Скандинавии, где влияние античной культуры отсутствовало или было незначительным, вопрос о причинах появления раннегородских центров, их характере и эволюции приобрел особую значимость[223]. В советской славистике важнейшим показателем городского – в отличие от сельского – поселения считается наличие ремесленного производства и рынка, а также приобретение им административной функции[224], что позволяет говорить о полифункциональности феодального города. С точки зрения политической экономии, указанные функции возникающего города по своей сути связаны с концентрацией и перераспределением прибавочного продукта[225], что во многом определяет взаимосвязь процессов образования города и государства, которая традиционно отмечается в отечественной литературе[226].
В новейшей зарубежной скандинавистике проблема возникновения городов также занимает существенное место, и их возникновение все чаще связывается с процессами становления государственности в Скандинавских странах[227].
209
Зоценко В. Скандинавские древности и топография Киева «дружинного периода» // Ruthenica. Киев, 2003. Т. II. С. 26–52.
210
Андрощук Ф. О. Нормани i слов’яни. С. 76–84.
211
Каргер М.К. Древний Киев. М.; Л., 1958–1961. Т. 1–2; Моця О. П. Поховання скандiнавiв на Пiвднi Київськоi Руci // Археологiя. 1990. № 3. С. 90–97.
212
Блгфельд B.I. Давньоруськi пам’ятки Шестовицi. Київ, 1977; Андрощук Ф. О. Нормани i слов’яни.
213
Петрухин В.Я., Пушкина Т.А. К предыстории древнерусского города// ИСССР. 1979. № 4. С. 100–112.
214
Мельникова Е. А. «Знаки Рюриковичей» на восточных монетах // Iсторiя Русi – України (iсторико-археологiчний збiрник). Київ, 1998. С. 172–181.
215
Древнерусские города в древнескандинавской письменности/ Сост. Г.В. Глазырина, Т.Н. Джаксон. М., 1987. С. 32–34; Джаксон Т.П., Молчанов А. А. Древнескандинавское название Новгорода в топонимии пути «из варяг в греки» // ВИД. 1990. Вып. XXL С. 226–238.
216
Мельникова Е.А. СРН ННИ. С. 282–283.
217
Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X–XI вв. К истории названия «варяг»//Славяноведение. 1994. № 2. С. 56–68.
218
См., например, историю варяга Шимона, упомянутого в Киево-Печерском патерике, и его потомков: Молчанов А. А. История древнерусского боярства в генеалогических источниках (ростово-суздальские и московские тысяцкие Шимоновичи-Протасьевичи в XI–XIV вв.) // ВЕДС: Проблемы источниковедения. 1990. С. 79–83.
219
Это ярко проявилось в конфликте варяжской дружины Ярослава с новгородцами, описанном под 1016 г. (НПЛ. С. 174–175).
220
Янин В. Л. У истоков новгородской государственности. Великий Новгород, 2001. С. 62.
221
См. подробнее: Melnikova Е. The Cultural Assimilation of the Varangians in Eastern Europe from the Point of Language and Literacy// Runica- Germanica- Medievalia. B.; N.Y., 2003. P. 454–465.
222
Историографию см.: Ястребицкая А. Л. Предгородские и раннегородские поселения в средневековой Европе (Обзор) // Проблемы методологии истории средних веков: европейский город в системе феодализма. М., 1979. Ч. 1. С. 271–302; Карлов В. В. О факторах экономического и политического развития русского города в эпоху средневековья (К постановке вопроса) // Русский город (Историко-методологический сборник). М., 1976. С. 32–69; КузаА.В. О происхождении древнерусских городов (История изучения) // КСИА. М., 1982. Вып. 171. С. 9–15.
223
Die Zeit der Stadtgrtindung im Ostseeraum / M. Stenberger. Yisby, 1965; Vor- und Fruhformen der europaischen Stadt im Mittelalter / H. Jankuhn. Gottingen, 1973–1974. Bd. 1, 2.
224
Авдусин Д. А. Происхождение древнерусских городов (по археологическим данным) // ВИ. 1980. № 12. С. 24–42; Карлов В. В. О факторах. С. 41–44; Куза А.В. Социально-историческая типология древнерусских городов Х-XIII вв. // Русский город. М., 1983. Вып. 6. С. 8–9.
225
Дьяконов И.М., Якобсон В. А. «Номовые государства», «территориальные царства», «полисы» и «империи»: Проблемы типологии // ВДИ. 1982. № 2. С. 3 и след.; Куза А. В. Города в социально-экономической системе древнерусского феодального государства Х-XIII вв. // КСИА. М., 1984. Вып. 179. С. 3–11.
226
Тихомиров М. Н. Древнерусские города. 2-е изд. М., 1956. С. 32, 64; Пашуто В. Т. О некоторых путях изучения древнерусского города// Города феодальной России. М., 1966. С. 93; Карлов В. В. О факторах. С. 37; и др.
227
Wikinger und Slawen: Zur Friihgeschichte der Ostseevolker. B., 1982. S. 110–153. И в более ранних работах не только ставился, но и был подробно рассмотрен вопрос о роли королевской власти в становлении торгово-ремесленных центров (Fritz В. Stadshistoria och arkeologi // (S)HT. 1965. N 4. S. 472–498; Cohen S. The Earliest Scandinavian Towns // The Medieval City. New Haven; L., 1978. Р. 313–325; Skovgaard-Petersen L The Coming of the Urban Culture to Northern Europe: Vikings, Merchants and Kings I I SJH. 1978. Vol. 3. N 1. P. 15–17).