Зелье сатаны

– Я думаю, что мы были знакомы с ним раньше, раз я так хорошо помню его картины! И когда я встречусь с ним, это поможет мне все вспомнить!

– И как вы собираетесь это сделать? – спросил Старыгин, заражаясь ее верой.

– Боюсь, что это будет очень трудно. – Лидия сникла. – Понимаете, я ведь никого не знаю в этих кругах. Вот, пришла на выставку Алексея Топоркова… и встретила там вас…

Тут Дмитрий Алексеевич вспомнил, при каких обстоятельствах они встретились. Они стояли у Лешиной картины, где дети убегали от чего-то, что нагоняло на них ужас. И эта женщина вдруг сказала, что на картине не хватает башни. А потом слово за слово описала ту самую картину неизвестного итальянского мастера, над реставрацией которой он сейчас работает!

– Вы так и не сказали мне… – начал Старыгин, но внезапно Лидия перебила его.

– Дмитрий, вы должны мне помочь! – В голосе ее звучали слезы. Она схватила его за руку и сжала ее крепко-крепко. Пальцы у нее были тонкие и очень сильные.

– Вы всех знаете, вам не составит труда навести справки об этом художнике.

– Ну… я попробую… – От такого напора Старыгин несколько растерялся. – Правда, сведений очень мало. Можно сказать, их вообще нет. И… вы обещали, что…

– Замечательно! – Лидия улыбнулась ему мимолетно, как будто знала, что улыбка ее совсем не красит – глаза становятся меньше, и морщинки заметнее. – А теперь идемте отсюда! Идемте прочь! И обещаю вам, когда мы найдем того человека, я приглашу вас в ресторан не чета этой забегаловке!

Увидев на тарелке свой засохший бутерброд, который выглядел непристойно, Старыгин не мог с ней не согласиться, однако оставил отчего-то официанту щедрые чаевые.

Спал в эту ночь Дмитрий Алексеевич ужасно. Ночь была теплой и душной, распахнутые окна совершенно не приносили прохлады. Донимали назойливые комары и громкая музыка из дома напротив, там вечеринка продолжалась часов до четырех, слышны были пьяные крики, тосты и оглушительный женский визг. Кто-то мучил гитару, она стонала, как недовольная кошка, так что хотелось позвонить в Общество защиты животных. Наконец кто-то из жильцов вызвал милицию, и вечеринка закончилась.

Старыгин, однако, окончательно заснул только часам к пяти утра, снилась ему незнакомая река с берегами, покрытыми экзотическими растениями, он плыл по ней на плоту, ежеминутно опасаясь нападения диких зверей и воинственных туземцев. И вдруг волны вскипели за бортом, и показалась голова огромной анаконды. Плот потерял управление и перевернулся, течение понесло Старыгина вперед. Анаконда вскоре отстала, но он не успел обрадоваться этому факту, поскольку осознал, что река несет его в сторону водопада. Был слышен его нарастающий шум. Старыгин пытался бороться с течением, но, как это бывает во сне, ничего не мог сделать. В самый последний момент ему удалось ухватиться за свисавшую над водой ветку, он подтянулся и упал на берег. Но не успел перевести дух, как из прибрежных зарослей выскочил саблезубый тигр и с рычанием поставил лапы ему на грудь.

Старыгин почувствовал, что сейчас задохнется под тяжестью тигриных лап, и проснулся.

Оказалось, что за окном бушует гроза, ослепительно сверкают молнии, грохочет гром и истерично орет сигнализация всех машин, стоявших во дворе. А на груди Дмитрия Алексеевича лежит кот Василий и трясется от страха.

Кот у Старыгина был боевой, даже слишком, как иногда думал хозяин, рассматривая очередной горшок с цветами, ловко сброшенный с подоконника, или разодранные в клочья занавески, однако грозы боялся ужасно.

Дмитрий Алексеевич несколько минут полежал тихонько, в ожидании, когда успокоится бешено бившееся сердце, затем пристроил кота поудобнее и закрыл глаза. Понемногу тревожное кошачье урчанье превратилось в уютное сонное мурлыканье, и оба – кот и хозяин – заснули крепко и без сновидений.

На следующий день приходился выходной, так что можно было заняться поисками неизвестного автора странных картин, так образно описанных Лидией, прямо с утра.

Дмитрий Алексеевич выдержал привычные капризы кота, который терпеть не мог оставаться один дома. Каким-то образом он научился отсчитывать пять рабочих дней и заранее предвкушал два выходных, когда хозяин не вскакивает с утра пораньше и не мечется по квартире в поисках чистой рубашки, натыкаясь на ни в чем не повинное домашнее животное и даже не извиняясь по этому поводу. В выходные можно поспать подольше, потом после сытного неспешного завтрака снова поваляться в постели. Или на диване под рыжим пледом. Дмитрий Алексеевич подбирал все покрывала под цвет кота Василия, чтобы на них не было заметно рыжей шерсти, которую кот разбрасывал вокруг себя в изобилии, особенно когда сердился на хозяина.

Сегодня кот Василий имел полное право быть недовольным. Хозяин все утро оставался рассеянным, долго думал о чем-то серьезном, барабаня пальцами по столу, и на приглашение кота погладить и пустить на колени ответил решительным отказом. Кот понял уже, куда ветер дует, и ушел обижаться под письменный стол. Однако хозяин этого даже не заметил. Полежав некоторое время на специальном коврике, который заботливый хозяин положил под стол, чтобы кот Василий мог дуться на него с некоторым комфортом, котяра понял, что ничего не добьется, и обиделся по-настоящему. К тому времени, правда, Дмитрий Алексеевич уже ушел. Едва за ним захлопнулась дверь, кот появился в прихожей. Он потянулся, поточил когти о коврик, лежащий возле двери, царапнул отставшие обои – нехотя, без должного энтузиазма, – распушил хвост поленом и отправился подремать на диван.

У Старыгина имелось множество друзей и знакомых среди музейных работников, искусствоведов и реставраторов, но мир современной живописи он знал гораздо хуже. Конечно, ему приходилось сталкиваться с владельцами галерей и ведущими художниками, но близкой дружбы с ними он не завел. Поэтому он решил обратиться к Леше Топоркову. Уж он-то свой среди представителей художественной богемы и наверняка вспомнит нужного художника!

Дмитрий Алексеевич набрал номер Лешиного мобильника, но тот не отвечал – видимо, по свойственной многим художникам безалаберности забыл положить на счет деньги.

Тогда Старыгин решил поехать к нему без звонка, наудачу.

Леша жил в красивом старинном доме на Петроградской стороне. Фасад дома был украшен огромной мозаичной картиной – бурное море, разбивающиеся о суровые скалы волны, среди которых терпит бедствие одинокий трехмачтовый парусник. Овальные и полукруглые окна в стиле модерн удачно вписывались в свободные места среди зубцов скал и морских валов, так что, казалось, жильцам этого дома мешает спать шум прибоя.

Фасад недавно отреставрировали, и со стороны дом выглядел замечательно. Однако кодовый замок на двери парадной был уже сломан, а когда Старыгин вошел внутрь, то закашлялся от стоящей в воздухе строительной пыли. На первом этаже кто-то делал ремонт, и вся площадка перед дверью квартиры была завалена старыми рамами, отбитыми кусками штукатурки и прочим мусором.

Стараясь не испачкаться, Дмитрий Алексеевич обошел мусорные завалы и поднялся на третий этаж, где обитал Топорков.

Дверь открыла Лена. Она была одета в старый фиолетовый спортивный костюм, голова повязана пестрым платком, в руках – мокрая тряпка.

– Ой, Дима! – Лена заметно смутилась, увидев Старыгина. – А я окна мою… что же ты заранее не позвонил?

– Извини… – проговорил Дмитрий. – Я ненадолго, мне нужно кое-что спросить у Леши…

– Ну, проходи в мастерскую. – Лена посторонилась. – Он работает, но поговорит с тобой с удовольствием.

Старыгин прошел по длинному коридору, завешанному и заставленному холстами в подрамниках – здесь Топорков хранил большую часть своих работ.

Лешина мастерская занимала самую большую и светлую комнату в конце коридора. Дмитрий Алексеевич постучал в дверь, не дождавшись ответа, нажал на ручку и вошел в комнату.

И тут же смущенно попятился: прямо напротив двери полулежала на старинном кожаном диване совершенно голая, довольно полная женщина лет тридцати, а Леша Топорков стоял над ней с задумчивым и отстраненным видом.