Метаморфозы сознания

— Да. Но, Иван, вы же понимаете, что в этот раз безопасность должна быть абсолютной? С вами отправится усиленная охрана.

— Без проблем, — Драгомиров пожал плечами, но Хелена увидела, как в его глазах вспыхнула злость. — Но возглавлю миссию я.

— Разумеется. Тогда через неделю.

— Неделю? — на лице Ивана не дрогнул ни один мускул. — Зачем столько времени?

— Нужно хорошо подготовиться, — серьёзно ответил Эдмунд. — Наберите пока себе команду. Ваш лимит — десять человек, ещё шестерых пришлёт служба безопасности. Я направлю вам список, когда они разберутся.

— Хорошо, — Драгомиров глубоко вздохнул. — Тогда разрешите откланяться.

Эдмунд кивнул. Хелена собралась было подняться, но советник жестом остановил её.

— Останьтесь, доктор Моргенсен. Если не возражаете.

Иван молча вышел из кабинета, даже не оглянувшись. Разумом Хелена понимала, что он взбешён, но в душе по-прежнему царило совершенное спокойствие. Вот они, гены ординатора: полное отсутствие эмпатии. Ещё один подарок учёных.

Дверь закрылась, и воцарилась тишина.

— Не буду ходить кругами, и моё, и ваше время слишком ценно, — нарушил молчание Эдмунд. — Мы хотим восстановить проект «Метаморфоз».

Это известие не прошло мимо нервной системы Хелены, и девушка вздрогнула. Грандиозный генетический эксперимент на людях столь же грандиозно провалился в конце двадцать первого века, лет за десять до Чёрного дня. Под давлением напуганной общественности даже в Китае приняли закон о запрете генных изменений человеческого мозга. О более либеральных странах и говорить нечего.

Причиной стала лишь одна ошибка, но этого хватило с лихвой.

— И что требуется от меня? — спросила Хелена, уже зная ответ.

— Генетический материал. У нас, конечно, есть вся документация по проекту, — Эдмунд неопределённо махнул рукой в сторону погасшего монитора, — но мы сейчас не в состоянии редактировать геном с нуля. Работать с готовыми тканями проще. Если вы только согласитесь...

— Нет.

— Почему? — он напрягся.

— Потому что это слишком опасно для объектов эксперимента. Я не вправе брать на себя ответственность, которая будет на мне, если вы внедрите в зародыши детей мои гены. Вам потребуются серьёзные аргументы, чтобы переубедить меня насчёт этого.

Несколько долгих секунд Эдмунд молчал.

— Нам нужны ординаторы, — наконец сказал он. — Нас слишком мало, доктор Моргенсен. Людей, я имею в виду. Один ординатор заменяет целый отдел, который можно направить на другие задачи. Да вы и сами это знаете. Но у нас их всего пятеро. Пятеро уцелевших из тысячи!

— Разве не создатели виноваты в смерти остальных? — спокойно спросила Хелена.

Эдмунд тяжело вздохнул.

— Виноваты многие, — сказал он. — Ошибки... случаются.

Повисла тишина. Это была болезненная тема — даже для Хелены. В первую очередь потому, что она сама являлась продуктом «Метаморфоза». И косвенно была причиной его закрытия.

Ординаторы, люди-счётчики, способные решать в уме дифференциальные уравнения и многократно эффективнее использовать прямое подключение к компьютеру. Вот какой была главная цель проекта. Остальные линии — всего лишь дополнение. Улучшенное цветовое зрение, усиленная синаптическая пластичность — всё это ерунда. Генетики создавали хомо суперус, сверхчеловека, изменяя мозг хомо сапиенс.

И, конечно, у них ничего не вышло.

Первые смерти начались, когда дети достигли тринадцати лет, и очень быстро стали настоящим девятым валом. Учёные всё же нашли корень проблемы, но от их подопечных к тому времени осталась лишь жалкая горстка. Хелена сама с трудом пережила кризис, едва не вскрыв тогда себе вены — не от несчастной любви, как случается в таком возрасте, а потому, что начала превращаться из девочки в женщину, и гормональная волна накрыла изменённый генетиками мозг. Он не справлялся с тем, чем его наделили. Шёпот в голове, галлюцинации и навязчивые мысли — побочные эффекты от изуродованных генов в её ДНК, отвечающих за работу мозга. Только помощь подруги, такого же модификанта, но с куда более безобидными изменениями, позволила Хелене справиться.

Теперь её внутренние демоны сидели где-то очень глубоко и не давали о себе знать. И самым страшным кошмаром было жить с осознанием того, что однажды они могут проснуться.

— И вы хотите вырастить ещё несколько тысяч ординаторов в расчёте, что хотя бы пара сотен из них останутся в живых? — наконец спросила Хелена.

— Не пара сотен. Ваши коллеги погибали, потому что м... хм. А, тёмная энергия! Мы, именно мы тогда не знали, почему это происходит. Но сейчас причина известна, и мы можем её устранить. Можем. Вам нечего опасаться.

— Я подумаю, — ровным голосом сказала ординатор. — Полагаю, остальные отвечали вам так же.

Её собеседник вздохнул.

— Я буду рад, если вы согласитесь, доктор.

— Моё решение не будет продиктовано иррациональными причинами, советник. Радоваться здесь нечему.

Через минуту она уже стояла в коридоре, у окна.

Город лежал внизу, сверкая в свете Альфы. Белоснежные дома, похожие на надутые ветром паруса. Редкие высотки административных зданий. Десятиэтажка Центра контроля биологических угроз — сейчас ординатор спустится вниз, вызовет такси и уедет туда. Подальше от Келлера с его предложениями.

Хелена прислушалась к себе. Нет, она не испытывала злости. Отвращение, неприязнь, презрение — всего лишь слова. Она оценивала слова Келлера будто со стороны. Да, ординаторы нужны городу. Да, она может отдать частичку себя и зачать детей, которых никогда не увидит. Но риски велики, а её личный этический кодекс запрещает подобный поступок.

Навязан ли он извне, воспитателями, или Хелена придумала его сама? Сегодня она впервые задумалась над этим.

Научно-исследовательское судно UFS “Sigyn”, 36 мая. Джеймс Гленн

Он почти не замечал качку — на море стоял штиль. Вообще говоря, капитан вовсе не был «морским котиком» и океану неизменно предпочитал сушу, пусть даже душные джунгли или пустыню, где каждая попавшая под одежду песчинка становится острым ножом, вонзающимся в плоть. Тем более что современная армейская одежда хорошо защищала от песка. Но его предпочтения мало кого интересовали, а нелюбовь Джеймса к океану была не настолько сильной, чтобы отказаться от задания. Так что когда по возвращению из Мёртвого пояса ему отдали приказ сопровождать морскую экспедицию на единственном корабле Фрейи, капитан без раздумий отправился в порт. Всяко это лучше, чем сидеть дома.

А когда оказалось, что каюту ему придётся делить с Фионой Кристофоретти, настроение поднялось ещё больше: знакомые люди всегда лучше незнакомцев. Даже такие, как Фиона.

Итальянка, правда, с виду его настроения не разделяла, и её шуточки стали только острее. Но против отрастившего носорожью кожу капитана это было как слону опахало.

На самом деле Джеймс с удовольствием поселился бы в матросском кубрике — он ещё застал те времена, когда женщин и мужчин селили отдельно, делая исключение только для женатых пар. Но времена меняются. Феминизм процветал весь демократический двадцать первый век, и вот он, результат. Скажи кто юному Джеймсу, что в будущем он предпочтёт коренастых волосатых мужиков обществу шикарной брюнетки с третьим размером груди и аппетитной фигуркой, рядовой Гленн только покрутил бы пальцем у виска. А сейчас... То ли это офицерское звание его так изменило, то ли настроения в социуме стали другими. А может, он просто постарел.

Не то чтобы ему не нравилась Фиона как женщина, скорее наоборот, но вот поговорить с ней было ровным счётом не о чем. Слишком у них оказались разные интересы. С матросами всегда можно обсудить баб, выпивку, ну и прочие чисто мужские темы. И неважно, какое там у кого хобби. А эта девица всё время в своей биоинженерии и прочих науках, погрузилась с головой, только макушка из пучины видна. Мифы народов мира, которые очень уважал капитан, ей были совершенно неинтересны. Он, конечно, не спорил, но не знать, кто такой Сет — это оставалось выше его понимания.