Страница 5 из 36
Говоря это, я заковыляла к двери, понимая, что сиделка не спускает с меня распахнутых от удивления глаз. Я вышла в коридор, и мне, сама не знаю отчего, показалось, что со мной комнату покинуло нечто; и теперь мы, оно и я, вместе стояли у порога. Это осознание его непосредственной близости так ошеломило, что я невольно вжалась в стену, словно ожидая удара.
Не помню, как мне удалось добраться до своей спальни. Там меня встретила Фаншетта.
На секунду ее присутствие принесло мне облегчение, пока я не поняла, с каким изумлением она на меня смотрит:
— Мадмуазель плохо себя чувствует?
— Нет, Фаншетта, я… я просто устала. Я разденусь сама, а ты можешь идти спать.
— Но если мадмуазель так утомлена, почему она не разрешает ей помочь?
Это прозвучало достаточно разумно — и с искренней заботой; вдобавок, надо заметить, что у Фаншетты было не меньше причин для усталости, чем у меня. Я замешкалась. Как мне хотелось броситься ей на шею и умолять не оставлять меня в одиночестве, однако, признаюсь честно, я устыдилась своего порыва. В глубине души я была убеждена, что внезапно овладевший мной страх совершенно беспричинен, и мне не хотелось выглядеть малодушной в глазах собственной горничной. Пока я медлила, в воздухе рядом со мной будто бы что-то пролетело, легко коснувшись моей щеки. Я схватила девушку за руку.
— Фаншетта!.. В комнате кто-то есть?
— Кто здесь может быть, мадмуазель?.. Что мадмуазель увидела?
Она встревожилась; впрочем, это было простительно. Фаншетта не отличается решительностью и вряд ли может при необходимости стать надежной подмогой. Если мне было суждено делать в тот вечер глупости, то я предпочла бы совершать их без зрителей. Итак, я отпустила ее:
— Ты меня не слышала? Я разденусь сама… иди спать.
Она ушла — довольно охотно.
Стоило ей покинуть комнату, как я тут же пожалела, что она не вернется. Мной овладел такой приступ страха, что я застыла на месте, не в силах двинуться, и только это оцепенение не давало мне беспомощно рухнуть на пол. До той поры я не подозревала в себе подобной трусости. Более того, не знала, что у меня вообще имеются «нервы». Никогда в жизни я не походила на тех, кто боится любой тени. Я подумала, что все это полнейшая глупость и наутро я сама устыжусь своего поведения. «Не желаешь считать себя жалкой дурочкой, Марджори Линдон, тогда найди в себе смелость прогнать эти нелепые страхи». Но это не помогло. Страхи не исчезли, они сгустились. Я прониклась убеждением — даже не могу описать этот ужас словами! — что в комнате вместе со мной есть еще кто-то, невидимый и пугающий, и в любую минуту он может явить себя предо мной. Мне пришло на ум — какая это была мука! — что одно и то же существо преследует и меня, и Пола. Что мы с Полом связаны узами страха — обоюдного, всепоглощающего. Что угроза, нависшая надо мной, нависла и над Полом, а я была неспособна и пальцем двинуть, чтобы помочь ему. Мне вдруг померещилось, будто бы я перенеслась из своей комнаты в его дом — и там он, скорчившись на полу и закрыв лицо руками, кричит от ужаса. Эта сцена вновь и вновь вставала перед глазами настолько ясно, что я не находила ей объяснения. В конце концов я обезумела от ее кошмарности и реалистичности. «Пол! Пол!» — закричала я. Мой вопль заставил видение растаять. Я поняла, что, конечно же, нахожусь в собственной спальне, ярко сияют лампы и я еще не начинала раздеваться. «Неужели я схожу с ума?» — пронеслось в голове. Я слышала, что безумие способно принимать самые невероятные формы, однако понятия не имела, что именно могло размягчить мой мозг. Безусловно, такие вещи не появляются из ниоткуда — да еще так неожиданно! — без малейшего предупреждения, а в том, что еще несколько минут назад я была в здравом уме, сомневаться не приходилось. Если и случилось нечто настораживающее, то оно было связано с патетическим предостережением незнакомца, упавшего на улице: «Пол Лессинхэм!.. Берегись!.. Жук!»
Крик звенел в моих ушах… Что он значил?.. За моей спиной раздалось жужжание. Я повернулась посмотреть, откуда оно исходит. Звук следовал за моими движениями, постоянно оказываясь позади. Я быстро обернулась. Источник звука по-прежнему ускользал, оставаясь вне поля зрения.
Я замерла и прислушалась: что же такое столь упорно держится за моей спиной?
Явственно слышалось жужжание. Оно походило на пчелиное. Или… это был жук?
Всю жизнь я терпеть не могла жуков — любых. Меня не пугали крысы или мыши, коровы или быки, змеи, пауки, жабы, ящерицы — ни одно из множества разнообразных созданий, живых или неживых, к которым многие люди питают глубоко укоренившуюся и совершенно необоснованную неприязнь. Главный — и единственный — страх я испытывала перед жуками и тараканами. Стоило мне заподозрить, что где-то рядом безобидный и, как мне говорили, полезный таракан, как мне становилось по-настоящему не по себе. Сам факт, что со мной в спальне находится большой крылатый жук — летающий жук, мой кошмар из кошмаров! — неизвестно как сюда попавший, казался непереносимым. Всякий, кто увидел бы меня в ту минуту, конечно, подумал бы, что я умом тронулась. Я поворачивалась, озиралась, прыгала из стороны в сторону, изгибалась как только могла, лишь бы хоть краем глаза увидать незваного гостя, но все было напрасно. Я все время слышала его, но так и не увидела! Он все время жужжал позади меня.
Ужас вернулся; я начала думать, что у меня заболевание мозга. Я кинулась к кровати. Бросившись на колени, попыталась молиться. Но онемела — слова не приходили ко мне, мысли путались. Страстно желая обратиться к Богу, я внезапно осознала, что борюсь с чем-то порочным и что, если мне удастся просить Его помощи, зло исчезнет. Но я не могла. Была беспомощна — повержена. Я зарыла лицо в простыни и пальцами заткнула уши. Но жужжание позади не прекратилось ни на миг.
Я вскочила и принялась направо и налево осыпать воздух слепыми, яростными ударами; звук всегда исходил оттуда, куда я в тот миг не целилась.
Я рванула на себе платье. В тот день я надела его впервые; оно было сшито специально для бала у герцогини — а еще, и в первую очередь, в честь великого выступления Пола. Тогда, увидев свое отражение в зеркале, я сказала себе, что у меня прежде еще не было столь изысканного наряда, я в нем безупречна и что он много-много дней будет украшать мой гардероб, пусть даже как напоминание о знаменательном вечере. Теперь, в безумии ужаса, все эти мысли позабылись. Я так мечтала избавиться от платья, что порвала его, и оно лоскутами упало на пол к моим ногам. Все, что было на мне, последовало за ним тем же путем; не одна прекрасная вещь оказалась безвозвратно уничтоженной: я, всегда бережно относившаяся к своей одежде, действовала как безжалостный палач. Затем я подбежала к кровати, выключила свет и быстро забралась поглубже под одеяло, накрывшись им с головой.
Я понадеялась было, что, выключив свет, все же приду в себя. Что в темноте у меня будет возможность поразмыслить здраво. Как жестоко я ошиблась! Стало только хуже. Покров тьмы принес новые страхи. Не прошло и пяти секунд, как я отдала бы все на свете, лишь бы опять зажечь лампы.
Я съежилась под одеялом и услышала жужжание над головой: когда в комнате потух свет, слух начал острее различать звуки. Существо, кем бы оно ни было, парило над кроватью. Оно подбиралось ближе и ближе, жужжало все явственнее и явственнее. Я почувствовала, как оно мягко опустилось на одеяло; суждено ли мне забыть те ощущения? На меня будто обрушили тонну свинца. Не стану гадать, каков был его настоящий вес и какую тяжесть мне нарисовало воображение, однако уверена, что весило это создание намного больше любого известного мне жука.
На некоторое время оно затихло — я же, кажется, лежа-сидела ни жива ни мертва. Потом почувствовала, как оно задвигалось, пошатываясь, неуклюже и нескладно, то и дело останавливаясь, точно хотело передохнуть. Я поняла, что оно медленно, но верно ползет к изголовью кровати. Ужас, охвативший меня, когда я осознала, куда может пробираться это существо, боюсь, не оставит меня до конца моих дней, повторяясь не только во снах, но и — очень и очень нередко — при пробуждении. Сердце мое, как гласит псалом, сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей[3], я не могла пошевелиться; нечто кошмарное и гораздо более могущественное, чем чары змия, овладело мной.
3
Пс. 21:15.