Мальчики в лодке

По иронии судьбы, единственным способом достижения ее цели была опять работа по хозяйству. Она сошла с парома в Сиэтл в тот сентябрь, и ей отчаянно нужно было найти жилье и способ платить за обучение, еду и книги. Она поступила в университет и переехала на время к своей тетушке Лауре, но вскоре стало ясно, что в тяжелые времена еще один голодный рот был очень нежелательной ношей на плечах тетушки, у которой и без того не хватало денег. Следующие две недели Джойс поднималась каждое утро на заре и спешно проверяла все совсем скудные объявления с предложениями о работе в «Сиэтл Пост-Интеллиженсер». За много дней появилось всего несколько объявлений о найме рядом с длинной колонкой объявлений о предложениях услуг.

Кроме сообразительности и ясности ума, все, что Джойс могла предложить миру работодателей, были ее навыки в том, что она меньше всего любила делать – готовка и уборка. Так что она сосредоточилась на услугах бытового обслуживания. Не желая платить деньги за проезд, она, одетая в свое лучшее выходное платье, проходила километр за километром каждый раз, когда находила объявление о работе служанки, далеко забираясь в модный район Лорелхерст на восток от университета или взбираясь на крутой подъем к вершине Кэпитол Нилл, где величественные дома в викторианском стиле стояли на тихих, темных улочках. Снова и снова у дверей ее встречали надменные жены городской интеллигенции, которые провожали ее в душные гостиные, сажали на богато украшенные диваны и потом требовали рекомендаций и доказательств ее опыта работы, но ни того ни другого у Джойс не было.

И наконец, одним жарким днем, после очередного разочарования после собеседования в районе Лорелхерст, Джойс решила просто походить по округе и постучаться в двери. Дома здесь были большие и изысканные. Возможно, кому-то нужна была помощь, но про объявление в газету они не подумали. Джойс прошлась вниз, потом вверх по улице, ее опухшие от артрита ноги начали болеть, под мышками стал проступать пот, волосы вымокли и растрепались, пока она устало бродила по длинным подъездным дорожкам к гигантским парадным дверям и тихонько стучала в них.

Наконец одну из дверей девушке открыл худой джентльмен, знаменитый местный судья, выслушал, вздернув голову, внимательно ее изучил, но не стал задавать сложные вопросы о рекомендациях или опыте. Повисла долгая, неловкая пауза, пока судья пристально ее рассматривал. В итоге он прохрипел:

– Приходи завтра утром, посмотрим, подойдет ли тебе форма предыдущей горничной.

Форма подошла, и так Джойс нашла работу.

Теперь по выходным вечерами, когда у нее было немного свободного от работы времени, они с Джо садились на трамвай и за несколько центов ехали в центр города, чтобы еще за сорок центов посмотреть кино с Чарли Ченом или Мэй Уэст. Каждую пятницу в клубе «Клаб Виктор» были студенческие танцы с бесплатным входом, и у них был шанс потанцевать под музыку, предложенную местным капельмейстером, Виком Майерсом. По субботам часто проводились футбольные матчи, и после каждой футбольной игры были танцы в женском спортивном зале. Джо и Джойс ходили почти на все, Джо платил за вход двадцать пять центов. Но танцы на баскетбольной площадке под орущую школьную группу были не такими уж романтичными, и не намного лучше, чем в тесном, пропахшем потом помещении «Чикен Куп» в Секиме. Джо не мог позволить себе того, чего больше всего хотел – отвести Джойс в одно из тех шикарных местечек в центре, куда ходило большинство ее подружек. Это были такие места, куда Джойс пошла бы в шифоновом платье, а Джо – в костюме, если бы у кого-нибудь из них была такая одежда. Это были такие места, как зал «Триатон Болрум» в театре «Ферд энд Уолл», где на большой полированной площадке для танцев, выложенной кедровым паркетом, могло уместиться пять тысяч человек сразу, где сверкающие люстры, розовые стены, украшенные тропическими пейзажами, и серебристый ажурный свод нависал над эстрадой. В таких местах можно было танцевать всю ночь под музыку группы «Дорси Бразерс» или Гая Ломбардо. Джойс научилась не обращать на это внимания, но Джо очень задевало, что он не может отвести туда девушку.

В середине ноября весь университет гудел в возбужденном ожидании ежегодной домашней игры с Орегонским университетом. В преддверии матча Джо и вся команда первокурсников устроили с университетской командой свой собственный футбольный поединок и были разгромлены командой старших студентов. Для первокурсников это было поражение, которое невозможно забыть, и они поклялись, что отыграются на воде. Тем не менее по традиции проигравшие должны были организовать застолье для победителей, и студенческая газета, «Ежедневник Вашингтонского университета» не упустила возможности поиздеваться над командой первокурсников: «Выбор блюд будет несложным, ведь в воскресенье они поймали в озере кучу крабов».

Семнадцатого ноября траурная тень нависла над университетом. В самом разгаре праздника случилась трагедия. Первокурсник по имени Уиллис Томпсон, пытаясь разжечь костер для барбекю, пролил бензин себе на одежду и загорелся. Пролежав несколько дней в больнице, изнемогая от боли и обширных ожогов, Томпсон умер.

Но другая, еще более мрачная и более реальная тень продолжала нависать над всей страной в этом месяце. Одиннадцатого ноября фермеры Дакоты проснулись после ветреной ночи и увидели то, чего никогда раньше не видели – светлое дневное небо стало черным от земли, поднятой с полей сильным ветром. На следующий день почернело небо в Чикаго, когда пыльное облако прилетело на восток, а через несколько дней люди в северной части Нью-Йорка смотрели в изумлении на небо бурого цвета. Этого еще никто не знал, но пылевые бури в тот ноябрь, этот первый «черный ураган» был только предвестником того, что надвигалось – того, что будут называть «Пыльным котлом» и который станет вторым актом горестной трагедии 1930-х и ранних сороковых годов. За ветрами ноября 1933 года последуют другие, еще более сильные, и сдуют почти весь верхний плодородный слой почвы с американских полей, и сотни тысяч беженцев направятся на запад, через весь континент, в поисках работы, которой там не существовало. Эти брошенные, неприкаянные, бездомные, выселенные со своей собственной земли люди бежали, но их уверенность в завтрашнем дне, так же как и средства к существованию, сдуло ветром.

И постепенно из Германии начали доноситься отдаленные, но очень грозные раскаты грома, намеки на третий, самый трагический акт. Четырнадцатого октября Гитлер внезапно вышел из Лиги Наций и прекратил переговоры Германии с Францией и ее союзниками о текущем разоружении. Это был очень тревожный поворот событий, по сути отменяющий Версальский договор и подрывающий основу, на которой покоился Европейский мир с 1919 года. Альфред Крупп, легендарный производитель оружия и военного снаряжения, начал неофициально работать над предварительным заказом серии из 135 танков «Панцер-1». В Панамском канале представители наблюдательных постов отметили за последнее время огромное увеличение количества поставок нитратов, использовавшихся в производстве военного снаряжения, которые провозились через канал судами с пустыми приказами о выходе в море и следовавшими от Чили до Азорских островов, направляющимися в сторону Европы с неизвестным пунктом назначения.

Первокурсники на борту «Олд Неро»

На улицах германских городов той осенью американцы и другие иностранные граждане постоянно подвергались нападениям штурмовиков, если отказывались отдавать нацистское приветствие, и США, Великобретания и Голландия посылали письменные предупреждения в Берлин об «очень серьезных последствиях», если нападения продолжатся. Поздней осенью вести об этом дошли и до Сиэтла. Ричард Тайлер, декан инженерного факультета Вашингтонского университета, сам только что вернулся из Германии и в виде статьи передал эти наблюдения в университетский ежедневник: «Народ Германии сейчас боится выражать мнения даже о самых простых вещах, – писал он и продолжил описанием наблюдения: – Кто угодно может сказать всего слово, которое может быть расценено как нелестное для нацистской власти, и ответственный за это слово будет арестован и заключен в тюрьму без суда и следствия». И хотя ни Тайлер и никто из его читателей еще об этом не знали, нацисты к тому моменту уже заключили под стражу тысячи политических преступников в лагерь, который они открыли еще в марте рядом с очаровательной средневековой деревушкой Дахау.