Страница 17 из 26
Я ее расстраиваю – но она так добра, снисходительна ко мне, терпелива – я чувствую одновременно вину и удовлетворенность + волнение.
Я хочу сделать ее счастливой, но это несколько самонадеянно с моей стороны. Я недостаточно хороша – ПОКА – чтобы сделать ее счастливой.
При этом она любит меня. Почему? Потому что верит в то, что мое ученичество даст плоды – или просто потому, что ничего не может с собой поделать?
Создается впечатление, что это не я делаю ее счастливой – или занимаюсь с ней любовью. Она только позволяет этому произойти; причина всего – она. Когда ее роль в сексе пассивна, то это не значит, что я ею овладела (или хотя бы соблазнила); я играю активную роль с ее соизволения + только это я и делаю.
Бесполезно рассуждать о том, что такая искусная, льстивая, хитроумная форма доминации – с доведением меня до состояния мечущегося, недружелюбного, подвластного ей ребенка – это способ, которым Ирэн добывает себе любовь. Единственный известный ей способ. (Сперва чрезмерная нежность, обильные ласки + купание + кормление + секс + нагоняй за причиненные неприятности → и т. д. и т. п.). Вдобавок ко всему для нее это способ стать могущественной (отдавая, она добивается победы + оскопляет!) + способ преодоления собственной слабости.
Бесполезно – потому что я воспринимаю это как любовь.
Ирэн – первый человек, который отнесся ко мне с любовью, + единственный человек, любовь которого я с благодарностью приняла.
После ее ухода моя сексуальная жизнь полностью парализована – она отвергла меня по причине того, что я была не очень хороша в постели, я действительно не очень хороша в постели – и теперь меня снедает мучительная тревога, если приходится что-либо принимать от людей (хоть бы и чашечку кофе), за исключением случаев, когда это кажется мне абсолютно обезличенным.
Ирэн ревновала к Дэвиду, так как именно эту часть моей жизни ей не удалось подмять под себя полностью.
Если бы у меня не было Дэвида, продлилась бы наша связь так долго?
Если бы у меня не было Дэвида, то смогла бы я пережить эти 4½ года?
Я знаю только одно: если бы у меня не было Дэвида, то в прошлом году я бы покончила с собой.
Она вселяла в меня страх (о чем я не догадывалась). Страх до сих пор никуда не делся. (У Ирэн есть достоинства; я ими не обладаю. Ирэн не любит меня потому, что у нее высокие стандарты. Она не хочет довольствоваться тем, чем готова довольствоваться я или большинство людей.) И если она когда-нибудь вернется, то я опять буду жить в состоянии смертельного испуга – буду страшиться ее гнева, ее ухода, того, что она сочтет меня глупой, неделикатной, эгоистичной, сексуально неадекватной.
Может быть, она избавилась от моего заискивания, докучавшего ей в течение последних двух лет? Так считает Кемени (+ Ноэль [Бёрч]). Я не могу так думать – о человеке, которого люблю (-ила). Если это так, то она – чудовище.
Я всегда думала, что она (в худшем случае) не испытывает ничего – для того чтобы высвободиться, равно и для того, чтобы перестать себя винить, ей придется ожесточиться, ослепить себя.
А что, если она на самом деле получала от этого удовольствие?
Не могу себе представить – хотя все считают это очевидным.
Могу ли я сказать: я разочарована в Ирэн. Она не такая, какой я ее считала (считаю)?
Нет?
Почему же?
Потому что и здесь она была первой – она разочаровалась во мне.
Мой «мазохизм» – представленный в карикатурном виде в письмах, которыми мы с Ирэн обменялись этим летом, – свидетельствует не о моем желании страдать, а о надежде, что показав свои страдания (что я «хорошая», т. е. безобидная), я смогу умилостивить ее гнев и пробить брешь в безразличии.
Именно это имеет в виду Кемени, постоянно повторяя фразу: «Я настолько хороша, что мне больно».
Если мамочка заметит, что мне действительно больно, то она прекратит избиение. Но Ирэн – не моя мамочка.
[Французский писатель Андре Пьейр де] Мандьярг считает «Историю глаза» и «Три дочери их матери» двумя самыми лучшими из когда-либо написанных эротических книг. Они диаметрально противоположны. Первая книга – сдержанная; каждое слово на месте; благопристойный язык; лаконичная, без излишеств. Вторая – похабная; décontracté, bavardé [фр. «раскрепощенная, болтливая»] до бесконечности.
N.B. заключительная часть у Луиса [в «Трех дочерях»] – маленькие театральные сценки (похоже на «Балкон» [Жана Жене])
Плутовская форма [«Истории глаза»] Батая (приключение) в сравнении с двухкомнатным помещением у Луиса: дверь, кровать, лестничная клетка
Томас Фолк в Южной Каролине создает восковые манекены, а они растекаются
Представляю себе манекен профессора – работы Фолка
Почему я не могу сказать (не говорю): я собираюсь стать чемпионом по сексу?
Ха!
Искусство – удивительное состояние пребывания прошлого в настоящем (ср. архитектура). Стать «прошлым» означает стать «искусством» – ср. фотографии и т. д.
В произведениях искусства присутствует некоторый пафос
Их историчность?
Их упадок?
Их завуалированный, таинственный, отчасти (+ всецело) недостижимый облик?
Тот факт, что никто и никогда не сможет (смог бы) это повторить?
Возможно, в таком случае, произведения лишь становятся искусством – они не искусство по сути
+ они становятся искусством только когда представляют собой часть прошлого
современное произведение искусства есть противоречие
что же, мы отнесли настоящее к прошлому? (или это что-то другое? жест, изыскание, культурный сувенир?)
Витгенштейн // [Артюр] Рембо
Отказ от призвания:
В. – преподавание в школе, работа больничным санитаром
Р. – Абиссиния
Характеристика своих произведений как баловства –
Живопись школы Фонтенбло.
Эротическая живопись
«Маньерист»
(все сходится на груди, к примеру)
Авиньон (Музей Кальве):
>> [Жак-Луи] Давид, «Смерть Жака Бора»
[Жан-Батист] Грёз
[Жан-Оноре] Фрагонар
[Жан-Батист-Симеон] Шарден (ср. в Лувре)
[Франсуа] Буше
[Антуан] Ватто
[А.Ж.Т.] Монтичелли + [Дж. М.У.] Тёрнер – предтечи импрессионизма
«Нулевая степень» письма: распознавание сути, которая «dépaysant» [фр. «сбивает с толку»]