Логово снов

Всю дорогу через лес Вай-Мэй трещала не переставая.

– Ты ведь знаешь историю Му Гуйин? Она у меня самая любимая из всех Дао Ма Дань. Ну, когда она сражается с Яном Цзунбао и влюбляется в него, и спасает ему жизнь? Это самая потрясающая история любви на свете, – щебетала она, взволнованным щенком подпрыгивая рядом с Лин.

Генри до сих пор нигде не было видно.

– Вообще эта история у меня самая любимая. Ну, за исключением той, что про куртизанку Юй Тан Чунь. Или еще о Пьяной Красавице. Или Роман Трех Царств.

– Генри! – закричала уже более отчаянно Лин. – Ге-е-енри-и-и-и!

– Прости, Лин, дядюшка говорит, что я слишком много болтаю и что я глупая девушка с головой, набитой романтическими историями, вот от этого-то и глупая, – радостно сообщила Вай-Мэй. – А хочешь, я тебе секрет расскажу?

– Да как-то не особенно…

– Я скоро выхожу замуж! – объявила Вай-Мэй. – Мы с моим нареченным никогда не встречались, но я слышала, что он очень красивый, у него добрые глаза и высокий лоб. Он богатый купец из Америки, из города Нью-Йорк, и когда я туда приеду, я буду очень богатая, c кучей слуг и кучей денег, чтобы посылать родным, в Китай. Я сейчас плыву в Сан-Франциско на «Госпоже Свободе». Терпеть не могу этот корабль, я себя на нем так скверно чувствую, – добавила она, прикладывая ладошку к желудку.

– Китайским женщинам очень трудно иммигрировать в Америку. Как тебе это удалось? – спросила Лин.

– Дядя все устроил через брачную контору, «О’Баннион и Ли». Мистер О’Баннион встретит меня на иммиграционном посту в Сан-Франциско и отвезет к мужу в Нью-Йорк. Мой будущий супруг там очень уважаемый и успешный человек. Но я слышала, на улицах нужно вести себя осторожно, – тараторила Вай-Мэй, едва останавливаясь, чтобы перевести дух. – Там царят порок, продажность и убийство – сплошные опиумные притоны и дома терпимости на каждом шагу! – и леди нужно глядеть в оба, а не то ужасные опасности будут поджидать ее в Воровском Логове и на Улице Убийц, и на Бандитском Насесте, и на Загибе Малберри, и…

– На улице Малберри, – поправила ее Лин.

– Нет, на Загибе, – c нажимом повторила Вай-Мэй. – Мне все о них рассказали, Лин.

Ну, да, а я всего лишь прожила там всю жизнь, – подумала Лин.

– Нет, у меня, конечно, будет муж, чтобы меня защищать, но…

Рот у Вай-Мэй, видимо, не закрывался никогда. Лин шла вперед под ее нескончаемый монолог и думала одну-единственную мысль: вот найду Генри и убью.

– …но больше всего я люблю истории про любовь, которые со счастливым концом. Если бы я могла, я бы прямо жила в опере…

Хотя нет. Генри ей понадобится живым. Сначала капитальный разнос – я ему все скажу! – а потом уже убийство.

– …я знаю, что женщинам на сцену нельзя, но если бы было можно, я бы играла все самые лучшие романтические роли, царских любовниц, и движения у меня были бы такие отточенные и изящные. А ты была бы отважный Дань. Я тебе уже говорила, что в тебе виден воинский дух?

– Ты не могла бы помолчать немного, а? Я думать пытаюсь, – оборвала ее Лин.

– Я весьма сожалею. – Вай-Мэй смущенно поклонилась; у Лин было такое чувство, будто она только что пнула котенка. – Я просто на корабле уже так долго, а все остальные женщины тут сильно старше и не из моей деревни. Они со мной не хотят разговаривать. Так здорово поболтать с кем-то еще. C кем-то молодым… У кого все зубы на месте.

– Тебе сколько лет? – поинтересовалась Лин.

– Семнадцать. А тебе?

– Столько же.

– Вот видишь! Мы уже прямо как сестры! – Вай-Мэй в надежде прикусила нижнюю губу. – А оперу ты любишь?

– Опера – для стариков, – отрезала Лин.

Ротик Вай-Мэй округлился от изумления и ужаса.

– О, Лин! Как ты можешь такое говорить! Опера же такая чудесная! Эти красивые истории, они как сны…

– Терпеть не могу сказки. Я люблю факты. Науку.

Вай-Мэй скорчила рожицу.

– Звучит ужасно скучно.

– Ну, если ты так любишь оперу, считай, что тебе повезло. Мой дядя работает в оперном театре, – созналась Лин. – В Нью-Йорке. Потому что я там живу.

Вай-Мэй издала такой писк, что у Лин ушло несколько секунд на осознание того научного факта, что это восторг, а не ужас.

– Ты самая счастливая девочка на земле, раз у тебя такой дядя! Ты все время ходишь в оперу? Сидишь на балконе и грызешь тыквенные семечки и воображаешь, что все эти чудные истории происходят с тобой? Когда я приеду в Нью-Йорк, мы пойдем с тобой в оперу вместе, и ты увидишь, какая она прекрасная! Это судьба свела нас! Мы точно станем лучшими на свете подругами. А тем временем, пока я на корабле, мы можем каждую ночь встречаться тут, в этом прекрасном мире снов!

Деревья внезапно кончились.

Впереди были только какие-то серые и коричневые квадраты – набросок, все еще ждущий деталей.

– Судя по всему, дальше мы не пройдем, – сказала Лин.

– А ты хочешь дальше?

– Дальше все равно не выйдет, – раздраженно повторила та.

Мысль о том, что Вай-Мэй слабоумная, быстро обретала весомость факта.

– Тогда мы это поменяем и сделаем, как нам надо. И пойдем, куда захотим.

– Сон нельзя изменить.

– Конечно же, можно.

– Я уже достаточно давно хожу по снам, – начала Лин тоном школьной училки, объясняющей тему первокласснику, – и оно так просто не работает. Можно войти в дом, можно подняться по лестнице, которая и так уже существует. Но нельзя по собственной воле превратить этот дом в школу или, скажем, в автомобиль.

– А что такое автомобиль? – озадаченно спросила Вай-Мэй.

Лин закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Ладно, забудь.

И c этими словами она пошла обратно, к лесу, крича:

– Генри! Генри!

– Но мы здесь можем менять все по своему желанию, – сообщила, снова поравнявшись с нею, Вай-Мэй. – Это не как в других снах. Смотри, я тебе покажу.

Лин остановилась и демонстративно сложила руки на груди.

– Придумай что-нибудь, чего тебе очень хочется, – распорядилась Вай-Мэй. – Что-нибудь маленькое.

Я хочу назад мои ноги, подумала Лин. Хочу ходить без этих чертовых скоб и чтобы люди на меня не глазели с жалостью или страхом. И хочу просыпаться без боли.

Она проглотила ком в горле.

– Отлично. Туфли. Хочу пару красивых туфель.

– Очень хорошо, – сказала довольная Вай-Мэй.

Она наклонилась и подобрала камень… и рука ее с ним опустилась, как будто камень был и вправду тяжелый.

– Но как…

– Тс-с-с. Смотри.

Девочка закрыла глаза, губы сжались в линию от сосредоточенности. Она повела над камнем руками, уверенно, будто фокусник, делающий давно отработанный трюк, и на глазах у пораженной Лин камень поплыл, потек, уже больше не твердый, но словно раздумывающий, чем ему стать дальше – и каким… У Вай-Мэй контуры тоже размылись, будто они с камнем сейчас объединились, стали одним целым в этой алхимии. Камень подернулся рябью, подождал еще мгновение, а потом пропал. Там, где только что был он, стояла пара изящных, расшитых китайских туфелек без пяток.

Лин провела пальцем по швам на острых носках и почувствовала словно бы остаточный заряд, совсем чуть-чуть статического электричества.

– Как… как ты это сделала?

Вай-Мэй вытерла пот со лба.

– Этот мир так устроен. Энергия сновидца – она тут как магия.

– Только не магия, – пробормотала Лин; в голове у нее неистово закрутились колесики.

Она знала, что мир снов – это вам не реальный мир, но каким бы фантастическим он ни был, ей никогда не удавалось что-нибудь в нем изменить, не говоря уже о том, чтобы создать. Происходящее представлялось ей совершенно невероятным, будто Вай-Мэй каким-то образом умудрилась изменить саму атомную структуру сонного ландшафта.

– В этом месте все, что ты сновидишь, становится явью. Правда, от этого очень устаешь, – Вай-Мэй мелко дрожала и дышала тяжело; в первый раз со времени знакомства ее болтовня немного сбавила обороты. – Приходи опять завтра ночью, и я покажу тебе, как это делается.