Дарю игру

Рассказывает Борис Гойхман, лучший советский ватерпольный вратарь 50-х годов, участник и бронзовый призер Олимпиады-56:

— В той игре при счете 3:0 в свою пользу венгры решили не ограничиваться только спортивной победой. В одном из игровых эпизодов в центре поля их нападающий Деже Дьярмати неожиданно со всего маху ударил нашего капитана Петра Мшвениерадзе в лицо. У того хлынула кровь из носа, и пока он ее смывал, Дьярмати ударил еще раз… Я до сих пор удивляюсь, как Петр тогда сдержался, с его южным темпераментом и огромной физической силой. Хотя именно так, наверное, должен вести себя истинный капитан команды, не имеющий права рисковать ее интересами. Ответь тогда Мшвениерадзе обидчику, почти наверняка был бы удален до конца игры. Кстати, такое поведение нашего капитана было потом по достоинству оценено и руководством советской делегации: Мшвениерадзе, единственный в нашей команде, был удостоен звания заслуженного мастера спорта, даже несмотря на то, что не стал олимпийским чемпионом. Значок и удостоверение ему вручил тогдашний глава нашего спорта Николай Николаевич Романов, специально приехавший на теплоход «Грузия», где жила наша команда.

Летом прошлого года сам Мшвениерадзе рассказал мне эту историю несколько по-другому: «Я погнался тогда за своим обидчиком, если бы поймал, задушил бы и утопил, но он успел уплыть… После этой игры не сомневался, что нас ждет та же участь, которая постигла футбольную сборную СССР после Олимпиады 1952 года, но вопреки всем предположениям я даже получил звание заслуженного мастера спорта. Спасибо, как мне потом сказал личный переводчик Романова Миша Мзареулов, тому человеку, которого в те времена называли заместителем главы делегации. Его фамилия мне до сих пор неведома, знаю только, что он был участником войны и жил на нашем теплоходе «Грузия», поскольку у СССР не было тогда дипломатических отношений с Австралией. Когда Романов пришел к нему с докладом и сообщил о том, что ватерполисты наказаны (а нас вызвали «на ковер» в два часа ночи), он очень возмутился, почему с ним не посоветовались. Более того, он даже нас похвалил, сказав о том, что в этой специально спровоцированной политической акции ребята повели себя абсолютно правильно: надо было этим венграм еще больше дать… А фраза «Особенно молодец здоровый грузин» стала, я думаю, основанием для присвоения мне заслуженного…»

Через четыре года Петр Мшвениерадзе стал серебряным призером Олимпийских игр в Риме, но бронза, завоеванная в Мельбурне, осталась, как мне кажется, его главной спортивной наградой, потому что второе место в Риме окрепшей к тому моменту сборной СССР было расценено как поражение, а в Мельбурне мы только заявляли о своих претензиях на международной арене.

Может быть, 14-летнему тбилисскому подростку Пете Мшвениерадзе надо заняться футболом, который он фанатично любил, как все грузины, или прийти в легкую атлетику, в частности в прыжки в высоту, но однажды летом 1943 года, перемахнув через забор, за которым находился бассейн, он бесповоротно решил свою судьбу, представ перед очами Луки Александровича Якимиди, ставшего его первым тренером. Уже на следующий год в Горьком Мшвениерадзе в составе сборной Грузии стал чемпионом СССР среди юношей в плавании брассом на 100 и 200 метров. А еще через два года увлекся водным поло, стал играть за тбилисское «Динамо», которое заняло шестое место на чемпионате СССР. После этого молодого, перспективного игрока заметили и пригласили в московское «Динамо», а потом и в сборную.

Однако в 1952 году перед Олимпиадой в Хельсинки он ушел из «Динамо». Сын всемогущего отца Василий Сталин, командовавший тогда ВВС Московского военного округа, уговорил Петра перейти в его команду, где в то время играли такие мастера, как Борис Гойхман и Владимир Семенов. В том же году в составе ВВС Мшвениерадзе стал даже чемпионом страны, но вскоре понял, что в искусственно созданном клубе перспектив мало, решил вернуться в «Динамо». Однако не тут-то было: действия вольнонаемного игрока были расценены по не отмененным еще законам военного времени и его отдали… под суд.

На суд приехала вся динамовская команда. Прибыл со свитой и генерал-лейтенант Василий Сталин. Заседание длилось часа четыре, и все это время, к общему удивлению, молодая женщина-судья билась против нелепейших обвинений в адрес Мшвениерадзе, и в итоге он был оправдан.

Рассказывает Виктор Агеев, участник Олимпийских игр 1956 и 1960 годов:

— В конце мая прошлого года какая-то американская телекомпания пригласила участников того «кровавого матча» в Мельбурне в Будапешт. Приехали Петр Мшвениерадзе, Юрий Шляпин, Борис Маркаров и я. С венгерской стороны были даже те игроки, которые в 1956 году после Олимпиады эмигрировали из страны в Канаду и Бразилию. Показательно, что, когда на сцену были вызваны два капитана — Мшвениерадзе и Маркович, последний даже расплакался. А Задор, который пострадал больше всех в той драке, сказал, что это была обычная травма.

Ну конечно же звездой встречи был Мшвениерадзе, которого телевизионщики пытали больше всех. Я, кстати, тогда в непосредственной, дружеской обстановке открыл для себя едва ли не нового человека, несмотря на то что играл с Петром на Олимпиадах в Мельбурне и Риме. Интереснейший собеседник, фанат водного поло, воспитавший двоих знаменитых сыновей — серебряного призера чемпионата мира Нугзара и олимпийского чемпиона Георгия Мшвениерадзе. Последний, кстати, когда выиграл олимпийское золото в Москве, подбежал к трибуне, где сидел отец, и отдал ему медаль со словами: «Папа, это тебе, спасибо за все…»

Рассказывает Нугзар Мшвениерадзе, старший сын Петра Яковлевича:

— Конечно, отец однозначно повлиял на наш с Георгием выбор спортивной специализации, более того, меня он, можно сказать, привел в бассейн принудительно. Я увлекался домашними животными, разводил в аквариуме рыбок и вообще не помышлял о спорте, но воле отца не посмел противоречить. Георгию, который младше меня на восемь лет, было в этом плане легче: когда пришла его очередь определяться с планами на будущее, в водном поло уже сложилась династия Мшвениерадзе, и его выбор был предопределен…

Интересно, что отец досконально продумал даже стратегию наших занятий водным поло. В одной команде Москвы мы с братом были только на Спартакиаде народов СССР, а так он развел нас по разным клубам: я играл за МГУ, Георгий — за «Динамо». Идея была в том, чтобы брат не затмевал брата. Сначала я — Георгия, а потом, когда я стану немножечко постарше, он — меня. Отец не хотел, чтобы его сыновья друг другу мешали, тем более что играли мы на одном, «отцовском», месте центрального нападающего.

Но на Георгии династия Мшвениерадзе в водном поло, к сожалению, оборвалась, хотя у нас на двоих три сына (у меня Петр и Павел, у Георгия — Каха и дочь Вероника) и все трое успели почувствовать вкус этой игры. Отец, конечно, поначалу обижался, что мы с братом не стали далее способствовать их увлечению, но потом согласился с тем, что его любимый вид спорта переживает в России период спада (по крайней мере, на тот момент) и занятие им малоперспективно со всех точек зрения, в том числе и материальных…

Это был тот самый редкий случай, когда в наших взаимоотношениях с отцом мы с братом поступили не так, как бы ему хотелось. Несмотря на всю его доброту, которую отмечали абсолютно все, мы его побаивались. Однажды он выдал мне весьма чувствительную затрещину, которую я запомнил на всю жизнь, поскольку она была первой и единственной в моей жизни. Случилось это в одной из поездок на первенство Союза среди юниоров, в которой отец был вместе со мной. После какой-то игры я засиделся с ребятами в гостиничном номере до двенадцати часов ночи, не пили, говорю как на духу, просто заболтались, а когда пришел к отцу, получил ту самую затрещину за нарушение спортивного режима. Для него профессиональное отношение к делу было святой заповедью. Он постоянно мне говорил: «Есть надо за пять часов до игры, потом ни в коем случае ничего. Жидкости как можно меньше…» Это были аксиомы, которых он всю жизнь в водном поло придерживался сам, а потом старался привить и нам.