Дарю игру

Есть ли на свете человек, не помнящий, как и когда он научился плавать? В памяти иногда не остаются первые метры езды на двухколесном велосипеде, первое написанное собственной рукой слово. Но то захватывающее дух ощущение безопорности, подвешенности и вместе с тем упоения, которое испытывает человек, сумевший наконец сам совершить первые движения на воде, — незабываемо. Это, быть может, как первый в жизни поцелуй.

Течет по Тбилиси река Кура. Тысячи горных речек и ручейков, образовавшихся от таяния льдов и снегов, полнят ее воды, дают красавице реке силу. Но и холодны эти воды как бы ни было жарко в городе. От двора, где живет Како, до Куры — рукой подать. Выйти из дому, обогнуть пивовареяный заводик, спуститься по маленькой кривоколенной улочке Чхеидзе к берегу — кажется, и трех минут не займет. Но тринадцатилетний Како не умеет плавать. Ему еще только предстоит научиться. И не в Куре, а в чане с водой.

Да, именно в чане с водой — огромном, глубоком, что стоял во дворе пивоваренного завода то ли на случай пожара, то ли для охлаждения пива, но уж, конечно, не для купания администрации, рабочих или детей среднего школьного возраста. И вода в чане была, наверное, даже холоднее, чем в Куре

Но что значит холодная вода, если за плечами уже целых тринадцать лет жизни, а ты еще не умеешь плавать. «Ах какой стыд всем нам!» — говорили Вахтанг, и Гиви, и Резо, и Мамия. «Какой стыд!» — думал Како. И вправду, такой высокий, и грудь как у Тариела, и на верхней губе уже темнеет пушок. Но где научиться? В Куре? Кто ж рискнет? Только окунулся, а Кура уже подхватила и понесла. Не успел и двух раз вдохнуть, как скрылся из глаз Метехский замок. В третий раз вдохнул — и ты уже в Евлаге, в четвертый — и в Каспийском море можно оказаться. Нет уж, пусть Како в чане учится.

— Ну что, Како, ты еще не научился?

— Как не научился? Давно научился. Я научился, когда ты еще ростом был с твою собачку. Я научился, когда тебя мама с ложечки кормила…

— Шутишь, Како. Зачем так шутишь? Ты еще в воскресенье не умел плавать. Я сам видел, как ты залез в эту бочку и все боялся оторваться от края. Весь синий-синий был.

— Ну да, синий. Конечно, синий. Потому что очень устал — так наплавался.

— Ах, наплавался? Пошли, ребята, он нам сейчас покажет, как наплавался. Он сейчас переплывет эту бочку.

— Пошли, пошли, — отвечал Како. — Конечно, переплыву. Туда и обратно переплыву, вот увидите.

Подошли к чану. Како разделся, поднялся по лесенке и влез в него, судорожно уцепившись за край, но стараясь не подать виду, что холодно. Ой как холодно! Так холодно, что даже вдохнуть трудно.

Знали б ребята, что еще вчера он, наверное, в сотый раз тайком ото всех пытался оторваться от края. И наконец, о чудо, ты свершилось! Он проплыл чуть-чуть, но тут же вернулся и вцепился в металлическую стенку. Чуть передохнул и снова оторвался, но теперь отплыл уже подальше — может быть, на целый метр. Долго переводил дух, прежде чем снова ринуться в бой, понимая, как важно закрепить эту победу. И вновь ринулся, бешено колотя руками и ногами. Он подплыл уже к середине чана, сам удивляясь своей смелости и пугаясь ее. Он уже не чувствовал обжигающего холода, не слышал бешеного стука собственного сердца. Он вообще ничего не чувствовал, а лишь бил и бил по воде, высоко задирая подбородок и судорожно глотая вместе с воздухом ледяную воду. Он плыл. Это была его первая победа на воде.

Теперь ему предстояло проплыть в чане не просто от края до края, как в предыдущий день, а туда и обратно без остановки, вдвое превысив личное достижение. Однако уже ни тени сомнения в себе пловец не чувствовал.

— Ну что, ты готов?

— Конечно, готов. Смешно просто!

— Смотрите, ребята, он поплыл. Ай да Како… и правда, плывет! Давай, Како, давай. Еще немножко, и будешь молодец, совсем герой. Ура, Како, уже совсем герой!

Добравшись до финиша, Како действительно был синим. Чтобы никто не заметил, как он замерз и устал, он старался дышать ровно и редко. Но не получалось. Его все сильней и сильней била дрожь, он непроизвольно глотал и глотал воздух. Потом ему не раз придется играть матчи в ледяной воде. Но все же так трудно уж вряд ли когда будет. Такова бывает цена первой победы над собой.

…Ватерпольный турнир в бельгийском городе Генте проводился но программе крупной международной выставки. И соревнования были достаточно представительными.

Сборная команда СССР отправилась в Бельгию с хорошим настроением: все здоровы, коллектив в отличной форме, а ожидание игры с сильными соперниками только разжигало азарт. Однако вряд ли кто-нибудь мог предвидеть, что воодушевление будет охлаждено… водой.

Игры проводились в открытом бассейне, а низший предел температуры воды правилами не оговорен. Нагрянувший на Европу холодный циклон остудил воздух до десяти градусов, а воду — до двенадцати.

Два тайма чистого игрового времени, плюс минут семь на паузы, плюс двухминутный перерыв между таймами, который и вовсе превращался в нестерпимую пытку. Выходить на это время из воды не было никакого смысла, а отдыхать плавая — тоже не резон: какой же это отдых?

Первый соперник был легким — сборная Польши. Однако еще до начала игры благодушное настроение команды съежилось — все поняли, что температура может сегодня уравнять шансы и все решит просто «хладостойкость». Известно ведь, что даже самые сильные машины и конструкции в условиях особо низких температур неожиданно меняют свои свойства, теряют достоинства.

В конце первого тайма при счете 1:0 в пользу сборной СССР судорогой свело ноги Владимиру Семенову. Тихо и спокойно он сказал: «Ребята, я тону» — и скрылся под водой. За ним дружно нырнула вся команда, и вскоре Семенова отбуксировали к бортику бассейна, где его уже ждал врач.

По существовавшим тогда правилам заменять игрока разрешалось только в исключительных обстоятельствах. Однако судья матча квалифицировал случившееся по-другому, и потому советская команда продолжила игру вшестером.

Пока собрались да перестроились, пропустили гол — и счет сравнялся. Нужно было играть, а руки мяч не держали. Трясло всех — и наших игроков, и поляков. Со стороны трудно было поверить в то, что играют асы, и вообще все это мало походило на водное поло.

И все же наши ватерполисты атаковали. Пусть некомбинационно и даже бессистемно, но шли вперед. На одной силе воли. И забили шесть мячей (из них три — капитан команды Петр Мшвениерадзе). Из бассейна кое-как доковыляли до ванн. А в горячей воде всех била такая дрожь, что у ванн шатались ножки.

— Что будем делать, Петя? — спросили ребята. — Завтра играть с югославами.

— Завтра будет легче, потому что мы теперь закаленные, — отшутился капитан. — К тому же югославы — народ более южный, чем мы, значит, им будет труднее.

Не мог, конечно, капитан, знать, что югославские ватерполисты привезли на соревнования ставшую вскоре широко известной согревающую мазь «Слонс», а это сразу поставило их в совершенно иные условия. Нашим же спортсменам приходилось рассчитывать только на собственную мышечную энергию, без всякой теплоизоляции.

Наши ребята, превозмогая дрожь и судороги, с посиневшими руками и лицами отважно сражались с превосходящими силами противника. Но если скрипачу сделать анестезирующий укол в кисть, он вряд ли удержит даже смычок. Наши проиграли, а Мшвениерадзе всего лишь забил свой гол.

Этот турнир был отнюдь не самым ответственным в спортивной жизни Мшвениерадзе. Он вполне мог стереться в памяти. Однако и рядовые события по какой-то причине иногда не забываются…

Уже на следующий день после заплыва в чане Како отважился на штурм новой вершины. В ту пору на Куре, как раз напротив дома, где он жил, был небольшой островок. От берега недалеко — камень добросить нетрудно. А чтобы переправиться на него, надо сначала до середины протоки идти вброд, а потом немного проплыть, пока снова не ощутишь под ногами твердь. Задачу осложняло течение: нужно успеть проскочить, чтобы не унесло. Дело нехитрое, если умеешь плавать. Како смело поплыл на остров. И доплыл. И сам удивился, как легко получилось.