Арина

Но, странное дело, прошел уже добрый час, как он торчал на балконе, медленно потягивая сигареты, а что-то ничего необычного пока не придумывалось, напротив, все его мысли, как нарочно, вертелись вокруг этого злосчастного зачета, будто весь мир вдруг замкнулся на нем. И все-таки Антон был уверен, что это необычное где-то близко, совсем рядом, и чтобы найти его, надо только не лениться и как следует подумать, поднатужить ум, а может быть, и друзьям позвонить. Последняя мысль ему больше понравилась, и он вскоре подсел к телефону, набрал номер Игоря Уланова.

В квартире школьного приятеля, который учился ныне в Институте торговли, трубку взяла его мать, что, по убеждению Антона, не предвещало ничего хорошего. Теперь, когда начался учебный год, Варвара Павловна, конечно, посадила Игоря на жесточайший режим и следит за каждым его шагом: любую минуту ей ведомо, куда, к кому и зачем пошел единственный сын. В это время, вплоть до самых зимних каникул, Варвара Павловна накладывает арест и на телефон, и кто бы Игорю ни позвонил, трубку берет непременно сама и, в зависимости от того, кто звонит, единолично решает, стоит подзывать Игоря или нет. Чаще всего она сына к телефону не зовет и каждому отвечает одно и то же: «Игорек сильно занят» или «Он уехал в читалку». Антона Варвара Павловна узнает сразу, по голосу, но никаких исключений ему, как другу сына, никогда не делает, больше того, она, как правило, осаждает его разными вопросами, стараясь незаметно выпытать, ради чего Антон позвонил, не собрался ли он втянуть ее сына в какую-либо предосудительную историю.

На этот раз Варвара Павловна тоже была словоохотлива, она долго рассказывала Антону всякие пустячные новости, потом заранее гадала, куда Игоря отправят в следующее лето на практику. Антон сперва умолчал о том, что мать уже уехала, но из разговора вскоре понял, Варвара Павловна об этом знает (видно, мать сама ей позвонила, наверное, просила, как и тетю Настю, приглядывать за ним, беспомощным дитятею), и сделал вид, будто сильно опечален ее отъездом.

— Понятное дело, трудно тебе будет одному, — посочувствовала Варвара Павловна. — Жить без матери никому не в радость… Ты смотри теперь не вольничай, а главное, про учебу не забывай.

— Это само собой… — сказал Антон.

— Вот и хорошо, будь молодцом, — закругляя разговор, пропела Варвара Павловна. — А мой Игорек нынче с утра за книгами сидит, весь день из-за стола не вылезает. Ты уж не сердись, я не стану его от занятий отрывать, потом передам, что ты звонил.

Ничего другого Антон и не ждал от разговора с Варварой Павловной, а потому спокойно положил трубку и стал расхаживать по квартире, соображая, кому бы еще позвонить. С Олегом Дроздовым, который после школы пошел работать на завод, он еще вчера распрощался, тот уехал отдыхать на Черное море и, как говорится, выпадал из игры. А больше у Антона, собственно, и не было друзей: он трудно с людьми сходился, поскольку напрочь привязывался к одним, а другим уже было не достучаться до его сердца. Правда, оставался еще Костя Чуриков, тот тоже учился в Строительном, но он последнее время почему-то избегал старых школьных друзей, ходили слухи, будто жена запрещает ему водить компании с ними, холостыми ребятами. Вполне возможно, что так оно и было, Антон и сам не раз замечал, какую неучтивость она выказывала к школьным друзьям мужа. Но сейчас у Антона выбора не было, и он после недолгих колебаний все-таки позвонил Косте.

— Ну, старик, я тебе завидую! — радостно закричал в трубку Костя, когда узнал, что мать Антона уехала к дочери. — Ты теперь счастливый человек, сам себе хозяин… А я тут погибаю от безденежья, мне позарез нужны триста рублей. Звоню одному, звоню другому, по никого нету дома… Слушай, старик, вся надежда на тебя, спасай ради бога…

Антону странно было слышать это от Чурикова, который после женитьбы никогда в деньгах не нуждался. Его жена была дочь генерала, ее родители купили им кооперативную квартиру, подарили машину. У Кости постоянно водились личные деньги, и он иногда одалживал ребятам перед стипендией то пятерку, то десятку. А теперь Чуриков вдруг сам убивался из-за денег, как бывало в школьные годы. Они учились с ним в одной школе, и у него, как и у Антона, никогда не водилось лишней копейки. Семья Чуриковых была большая, помимо Кости у них насчитывалось еще трое детей. И все младше его. Отец Кости работал сотрудником в одном НИИ, получал немного, к тому же часто заглядывал в рюмку. Мать служила в аптеке, где зарабатывала еще меньше мужа. Но это, так сказать, все в прошлом, а почему сейчас у него возникла нужда в деньгах?

— Старик, ты что молчишь? — с нервной хрипотой в голосе спросил Костя. — Ты не хочешь мне помочь?..

Мать, уезжая, оставила Антону двести рублей и просила расходовать их экономно, растянуть на два месяца, поскольку до середины ноября она еще не вернется и не сможет выслать ему ни копейки. Антон и сам не думал попусту сорить деньгами, зная, что не так-то легко они достаются матери. Ведь последние три года она работала на двух местах, по утрам убиралась в нотариальной конторе, а вечером бегала мыть полы в обувной магазин. И сейчас Антон был в немалой растерянности: ему хотелось, конечно, выручить Костю, но и самому нельзя было оставаться совсем без денег.

— Понимаешь, у меня нету столько… — сказал наконец Антон.

Костя тут же спросил нетерпеливо:

— А сколько ты осилишь?

— У меня всего двести рублей, которые мать оставила на два месяца.

— Это, старик, не разговор, — обидчиво протянул Костя. — При чем здесь два месяца?.. Давай условимся так: ты берешь все наличные и шлепаешь ко мне. А через три дня я возвращаю тебе долг. На той неделе прилетает из Сочи генеральша, она подкинет нам монет. Договорились?

— А может, ты сам ко мне заглянешь? — предложил Антон, которого еще не покидало приподнятое настроение, вызванное обретенной свободой, и ему не хотелось ехать к Чурикову по столь будничному поводу.

— Ой, старичок, приезжай ты, — взмолился Костя жалобным голосом. — Поверь, я не могу, мне Кирюху не с кем оставить. От него, сам знаешь, на шаг отойти нельзя… А Тамара к врачу убежала.

После женитьбы Чурикова Антон не любил бывать у него, поскольку знал, Тамару не радовал его приход. Больше того, она, как правило, прибегала к разным уловкам, стараясь поскорее выставить Антона за дверь. Стоило ему зайти к Косте, как Тамара тотчас придумывала мужу какое-либо срочное дело: «Костя, сбегай в аптеку за соской», «Костя, иди вытряси ковры», «Костя, отнеси белье в прачечную…» Его друг в ответ лишь пожимал плечами, как бы говоря Антону, не сердись, старик, сам видишь, не пустяками занимаюсь, и тут же кидался исполнять поручения жены. Это каждый раз злило Антона, и он несколько дней назад дал себе зарок больше не приходить к Косте. А сейчас вот складывалось так, что Антон был вынужден ехать к Чурикову, ведь не мог же он заставлять Костю тащиться к нему по городу с грудным ребенком.

Раньше Костя Чуриков тоже жил на Звездном бульваре, вблизи кинотеатра «Космос», а после женитьбы переселился на улицу Гиляровского, в кооперативный дом. Добираться до Кости удобнее всего было автобусом, на котором Антон и приехал к нему ровно через полчаса.

Встретил его Костя в длинном мохнатом халате, в котором любил расхаживать по квартире, и сразу подал Антону огромные тапочки с завязками и без задников, какие посетители музеев обычно надевают поверх туфель. Зная заведенный порядок в доме друга, Антон без лишних слов сунул ноги в тапочки-гиганты и вслед за Костей прошел в большую комнату, тесно заставленную дорогой мебелью. Дверь второй комнаты была открыта, и там в деревянной кроватке на колесиках лежал на животе полураздетый Кирюша и с завидным усердием потрошил едко-зеленую японскую куклу. Узрев Антона, он сейчас же заболтал руками и ногами, что-то залопотал на своем непонятном языке.

— Вот полюбуйся на этот кожан, — сказал Костя, доставая из шкафа темно-коричневое кожаное пальто с рыжим меховым воротником. — Тамара как его примерила, так и рассудка лишилась. Говорит, вовек тебе не прощу, если упустишь такую вещь. Представляешь мое положение? Вот я и верчусь как белка в колесе, весь день ищу чертовы гроши. Ты знаешь, сколько стоит этот кожан? Девятьсот монет!.. И деньги надо отдавать сегодня. Но зато вещь, правда, отменная, первосортная лайка, воротник из ламы… А тебе нравится кожан?