Страница 3 из 9
Несмотря на то, что некоторые солдаты окидывали меня взглядом, большинство были заняты другими делами и не обращали на меня особого внимания. В конце концов, они же не знали, что меня тут не должно было быть, а Эдвард, держа меня за руку, всем своим внушительным видом демонстрировал, что я нахожусь под его защитой. Мы добрались до места его ночлега. Он окинул взглядом свою лежанку, к которой впритык лежали другие тюфяки с расположившимися на них бывшими пленными, громко и не слишком прилично разговаривающими, курящими, сплевывающими сквозь зубы, и пробормотал:
– Вам нельзя оставаться со мной. Давайте попробуем найти вам более укромное место.
Мне было забавно, как он сможет найти на пароходе, рассчитанном на шестьсот пассажиров, а везшем более двух тысяч, «укромное место», но я не стала возражать, когда он взял меня за руку и повел за собой. Его ладонь была крепкой и загрубевшей, но длинные изящные пальцы, казалось, были созданы, чтобы нежно касаться фортепианных клавиш… или женского тела. Я была в перчатках, и мне вдруг внезапно захотелось снять их, чтобы прикоснуться к его коже. Это были совершенно неуместные мысли в такой момент, и я постаралась придать им более приличный оттенок. Я надеялась, что Эдвард выживет. Не может же судьба быть столь жестока к таким добрым и отзывчивым людям.
В итоге мой провожатый все-таки умудрился найти мне место. Это был пятачок в котельном отделении. Солдаты лежали и там, но в закутке между котлами я могла бы довольно неплохо расположиться. Я про себя посмеялась, что Эдвард словно специально выбрал для меня самое опасное место, но, конечно же, он не мог знать этого, а я не собиралась ему сообщать.
Попросив меня подождать некоторое время, он притащил для меня тюфяк. Я понятия не имела, где он его раздобыл, но мне было сложно представить, что он его украл. Наверное, купил у кого-нибудь за баснословную сумму.
– Вы справитесь одна? – спросил он. – Я понимаю, что вам было бы лучше под моей защитой, но мне кажется, тут вам будет спокойнее, чем со мной на палубе в плотной толпе.
– Да-да, конечно, – тут же с готовностью закивала я. Мне совершенно не нужно было ничье пристальное внимание, так как я собиралась бродить по пароходу и снимать фильм, а Эдвард безусловно, мог бы помешать.
Мужчина с сомнением взглянул на меня, потоптался на месте, видимо, считая неправильным меня оставлять, но потом все же удалился.
Какое-то время я посидела тихо в своем углу, тайком присматриваясь к окружению, потом настроила камеру, встроенную в декоративную брошь на блузке, и отправилась выполнять свою работу.
Один из очевидцев катастрофы, солдат Честер Берри, молодой человек двадцати лет, взятый в плен южанами у Фредериксбурга, писал в своих воспоминаниях: "Когда мы садились на пароход, на его палубах царило веселье, словно на свадьбе. Я никогда в жизни не видел более радостной толпы, чем эти бедные голодные парни. Большинство из них долгое время находились в плену, некоторые даже по два года, многие из них были ранены. В счастливом ожидании скоро увидеть отчий дом они не обращали внимания на эту страшную тесноту. На нижних палубах солдаты лежали вплотную друг к другу. Там, как говорится, яблоку негде было упасть. У всех была одна заветная мечта – быстрее попасть домой".
Я вспоминала прочитанные мною слова выживших в этой катастрофе очевидцев, когда пробиралась по узким проходам между тюфяками. Но сейчас эти слова вставали передо мною живыми образами и фиксировались в голографическом виде на моей камере. Я находилась среди этих людей, была одной из них, и в то же время я была чужой. Я была сторонним наблюдателем их радости и их будущих страданий. И потом то, что видела я, будут видеть все, кто будет смотреть мой фильм. От меня зависит, насколько точно я донесу эту трагедию до них, смогу ли взволновать их души и сердца. Так думала я, прекрасно понимая, что ничего этого я делать не буду. От документалиста требовался абсолютно бесстрастный подход, никаких эмоций, никакого субъективного мнения. Мне казалось, что это нереально, но я обязана была это сделать.
На "Султане" солдаты заполнили не только палубы, где они лежали вповалку, но и все внутренние проходы, коридоры и трапы. Пробираться между лежащими людьми было не очень удобно, иногда приходилось делать большой крюк, чтобы найти узкий проход к другому, интересующему меня объекту. Я старалась снять как можно больше, стремилась запечатлеть лица людей, чтобы их потомки (у кого они были) могли бы выяснить, что случилось с их давно погибшими родственниками.
К двум часам ночи на пароходе все погрузились в тяжелый сон. Спали, как могли устроиться, лежа и сидя.
Я шла по узким проходам между спящими солдатами, осторожно ступая, как вдруг увидела возле борта знакомую высокую фигуру. Сначала я хотела удалиться, пока он меня не заметил, но направившись в другую сторону, поняла, что все равно не усну. Я была в возбужденном нервном состоянии, мне хотелось с кем-то поговорить, выплеснуть свои эмоции, и я решила подойти к Эдварду.
– Добрый вечер! Не спится? – лукаво спросила я.
Он обернулся, и я увидела его осунувшееся лицо. Молодой человек тут же вежливо улыбнулся и ответил, что дышит свежим воздухом, но меня снова кольнуло в сердце.
– Вы плохо себя чувствуете? – обеспокоенно спросила я и сразу же подумала, что глупо с моей стороны волноваться о здоровье человека, который скоро умрет. И тут же начала спорить сама с собой: «А вдруг именно Эдвард выживет? Не может быть, чтобы именно он погиб!»
– Да нет, – вздохнул он. – Со мной все в порядке. А почему вы не спите?
– Я тоже дышала свежим воздухом, а сейчас как раз отправляюсь в постель, – солгала я.
Моя камера продолжала работать, и я подумала, что не буду вставлять в фильм голографическую запись моего разговора с Эдвардом. Я оставлю ее себе. На память.
– Все в порядке? Вас никто не беспокоил? – спросил мужчина.
– Да, все хорошо, – ответила я, и между нами снова повисло неловкое молчание.
– А вы плывете до Сент-Луиса? – ляпнула я, чтобы хоть что-то сказать.
– Да, – кивнул он.
– А, может быть, вы сойдете со мной в Мемфисе? – спросила я, вдруг подчинившись внезапному импульсу, и тут же отругала себя. Я не должна, не имею права вмешиваться в происходящее.
Эдвард внимательно посмотрел на меня, так, что я покраснела, и спросил:
– И чем же я обязан такому удивительному приглашению?
– Забудьте, – пролепетала я. – Я несу невесть что.
– И все же? – он придвинулся и коснулся моей руки, затянутой в перчатку.