Ласточкин хвост

Хриплый голос прозвучал по-особому надтреснуто. Не лучший способ поддержать разговор, отвечая вопросом не вопрос, но ему необходимо было знать. Почему Рейнарт? Почему не он?

— Всё просто, — сложив перед собой руки, она пожала плечами. — Я посчитала, что он станет лучшим наставником для Гёды, и не ошиблась. Рей, конечно, далёк от идеала, но выбор невелик. Он, по крайней мере, находит для неё время.

На широких скулах Дитриха заиграли желваки.

— Время, значит? Если бы ты дала мне шанс…

— Нет. Ты обещал не возвращаться к этой теме.

— Это было до Всплеска! Ты, как никто, понимаешь, что ей нужна защита, которую не в силах дать Ван Адденс.

— Вы с ним друг друга стоите, — глухо звякнула посуда, и Бет поднялась с места. Всё так же холодна снаружи — только крылья носа трепещут в раздражении. — Мне кажется, тебе пора.

— Бет, выслушай меня, — уже стоя в дверях кухни, он по-прежнему надеялся до неё достучаться. — То, что в прошлом, останется в прошлом. Я не стану ничего просить или требовать. Но Гёда должна…

— Нет, — новый отказ прозвучал жестче. — Ты ей не родня. И заруби себе на носу: что бы ни случилось, она не должна узнать правды о родителях. Ни от тебя, ни от Рейнарта, ни от кого-либо ещё. И именно поэтому я запрещаю тебе с ней видеться. Предыдущие восемь лет у тебя это хорошо получалось.

Всё равно что пощёчина наотмашь.

Дитрих почувствовал, как усталость предыдущих дней и ночей, проведённых без сна, навалилась разом на плечи. Да так, что без боли не вздохнуть.

— Будь по-твоему, Бет, — отозвался он, снимая пальто с вешалки в прихожей. У него не осталось в запасе веских доводов. Да и желания — тоже. — За печать не переживай. Гёда будет занесена в реестр. Ситуацию со Всплеском я улажу. Если возникнет непредвиденное — пришлю напарника.

Она молча кивнула, стоя на расстоянии вытянутой руки. Так близко и в то же время будто за сотню миль.

— Спокойной ночи, — не оглядываясь, Дитрих вышел на лестничную клетку и сбежал по ступенькам.

Зарядивший не на шутку дождь тут же застучал по шляпе. Будучи не в силах зажечь сигарету, он поглубже засунул руки в карманы и завернул за угол дома. Сам себе Дитрих напоминал дворнягу, которую хозяйка выгнала из дома под холодную морось: одинокую, облезлую и промокшую до нитки. И всё же преданную до последнего вздоха.

Потому что псы не винят хозяев за собственные промахи.

III

Свернув в переулок Мортен-Грэнд, Дитрих понял, что он не один. Кто-то неотступной тенью шагал позади.

Ему не нужно было прибегать к магии — достаточно простого животного инстинкта, возведённого в абсолют. Это умение скрытого хищника чуять добычу не раз спасало ему жизнь в те далёкие годы, когда дар ещё не пробудился. И полутора десятилетий было недостаточно, чтобы вытравить его подчистую. А значит, пора сменить роль несведущей жертвы на более привычную.

Скользнув за угол кирпичного дома, Дитрих ускорил шаг и устремился в ближайшую подворотню. Неслышно затворилась чугунная калитка небольшого дворика, и он замер под лестницей в тени, отбрасываемой фронтоном здания. Мысленно потянулся к шагающему впереди преследователю. То, что их двое, стало понятно, как только он слился с мерцающим в темноте Потоком и настроился на воспоминания, как проделывал это с Никласом Йонссеном не далее как день назад.

То, что он увидел в отрывочных картинках, Дитриху не понравилось. С определённой частью своего прошлого он предпочёл бы расстаться навсегда.

Не тратя больше драгоценной энергии, он дождался момента, когда парочка поравнялась с лестницей.

— Чем-то могу помочь, менэйры? — прислонившись плечом к холодному бетону, он по обыкновению закурил сигарету.

Перед ним стояли мордовороты из Братства. В блестящих в свете фонарей куртках с нашивками на груди, оба выше Дитриха почти на голову. Но чем отличались шавки Железного Барта от уличных головорезов, так это тем, что умели при надобности пораскинуть мозгами. Стоило отдать ему должное, совсем непроходимых идиотов Бартоломью близ себя не держал.

— Нам — вряд ли, а вот Барт хотел с тобой повидаться, — сплюнув смоляную жвачку, верзила кивнул куда-то в неопределённом направлении. — Просил передать, что настаивает.

Проклятье! И нашёл же момент…

— Подозреваю, это значит, что вежливый отказ не принимается, — Дитрих хмыкнул, стряхнув пепел. — Веди.

Больше «братья» не обмолвились и словом, пока они шагали по пустынным ночным улицам, минуя оживлённые проспекты и косые переулки. Дитрих шёл, засунув руки в карманы и смотря себе под ноги — на глянцевые лужи, блестящие потёками солнечного масла[1].

Последний раз они с Бартом виделись почти пятнадцать лет назад — до того, как в его жизни появилась магия, а затем и Лейсбет, которая буквально вытащила его на свет из выгребной ямы. Даже своей должностью в Департаменте он был обязан ей. И пусть она этого до сих пор не понимала, но он всегда считал Бет своим благословением.

…Казино «Однорукий Эбб» стояло на углу Фалберт-штрат — невидимой границе, где заканчивался Ньив-Дармун и начиналась Мёртвая Гавань. Город внутри города, со своими правилами и законами. Крошечное царство, омываемое водами Багрового Залива, с десятком причалов и судостроительной верфью.

Со стороны бухты дул колючий мартовский ветер, и Дитрих сцепил зубы, слегка пригнувшись. Совсем как в детстве, когда раз за разом поднимался на ноги, не видя перед собой ничего, кроме перекошенного злобой лица.

… - Встаёшь, сучёныш, а? Мало тебе? Так я добавлю! — тяжёлый кулак бьёт уже в полную силу, и Дитрих отлетает к стене.

Из рассечённой губы бежит кровь, и рот наполняется солёной слюной. Правая щека горит огнём. Он через силу сплёвывает и хватается за край стола, чтобы встать.

Мать тихо всхлипывает в углу. Он знает, о чём она думает в такие моменты. Лучше подчиниться — быстро и беспрекословно, чем терпеть куда большую боль. Она терпит уже двенадцать лет. За потонувший баркас, за невыплаченную зарплату, за лишний стакан пойла, что отец опрокидывает в себя, направляясь домой. За любую мелочь и некстати сказанное слово.

Но Дитрих терпеть не будет.

Он и сам не понимает, почему сегодня. Почему натянутая пружина рвётся сейчас, и он снова поднимается на ноги, приводя отца в ещё большую ярость.

Кухонный пол качается под ногами, когда он делает шаг вперёд. А через мгновение, сбитый с ног, уже падает затылком на грубые доски.

— Запомни раз и навсегда, щенок, — толстые пальцы впиваются в горло, и капли пота с красного лица стекают ему на лоб, — когда я говорю «лежать» — ты лежишь. Понял меня? Тогда кивни.

Пальцы смещаются на воротник, и мальчишку встряхивают словно куклу. На губах вздуваются пузыри, но он сильнее стискивает зубы, чтобы не закричать. Вместо этого взвизгивает мать, когда его затылок опять встречается с дощатым полом, и темнота окутывает Дитриха окончательно.

Лишь напоследок в сознание врывается протяжный стон парохода…

Оглянувшись на провожатых, Дитрих ускорил шаг.

Подойдя ближе к зданию, он различил десяток хромированных «стрекоз», стоявших вдоль южной стены под навесом. Неудивительно, что элита Братства собиралась здесь.

За последние десятилетия они прошли немалый путь. Вначале была лишь кучка ветеранов, что вернулись с войны каждый со своими тараканами: кто-то заливал потери и ночные кошмары в одиночестве, а кто-то собирался в компании таких же вояк, потерявших смысл жизни на поле боя.

Потом клуб по интересам превратился в нечто большее, когда среди членов появилась иерархия и во главе встал Отто ван Бергер — нонконформист и сторонник оппозиции. Новая кровь продолжала прибывать, и Братство разрасталось, постепенно забывая о своих первоначальных устоях. Дела их не всегда следовали нормам закона, но полиции до сих пор не хватало прямых доказательств, чтобы раз и навсегда покончить с «братьями».

1

слова «дизель» в данном мире не существует по одной просто причине: Рудольф Дизель, создатель одноимённого двигателя, здесь никогда не жил. Вместо этого топливо зовётся не иначе как «солнечным маслом».